Чему не бывать, тому не бывать - Хольт Анне. Страница 33

Он сделал три главы из «Прыжка с тарзанкой» доступными для чтения на своем сайте. Разрешения у издательства не спрашивал, тамошние менеджеры все равно никогда палец о палец не ударили, для того чтобы рекламировать его книги. И завтра он выложит еще парочку глав. Люди набрасывались на них. Уже через несколько часов началась первая дискуссия. Особенно много споров вызвало эссе о тривиальной культуре. Он использовал пакет из-под молока как метафору искусства во времена излишнего массового производства в обществе всеобщего благоденствия. Пакет ничем не пах, был абсолютно бесполезен и легко узнаваем в любом пакете с товарными знаками, который можно было использовать не один раз. Эссе называлось «Обезжиренная культура», и, после того как он поставил ссылку на нее на литературной странице «Дагбладет», все словно с цепи сорвались.

Вегард Крог шел легкими шагами. Новые ботинки хорошо сидели на ноге, прочные подошвы позволяли быстро, не оступаясь, идти по скользкой тропинке.

Может, он должен был нажать сильнее, чтобы получить договор о фриланс-сотрудничестве с «НРК»? Чего уж лучше — не выходя из дома, сообщаешься с работодателем только по Интернету. «Большая студия» его не совсем удовлетворяет — слишком поверхностно и легкомысленно. И все же шоу динамичное, а потому терпимое, к тому же Анне Линдмо — красивая баба.

Он должен был активнее стараться получить работу.

Еще немного, и он выйдет из леса. За следующим поворотом, за небольшим холмом, на вершине которого он когда-то устроил себе тайное убежище на ветвях старого дуба, стоял дом его детства, прямо у края леса. Мама обещала накормить его, хотя он придет поздно.

Кто-то за ним шел. Страх сжал горло, он узнал тот ужас, который в детстве заставлял его бежать сломя голову через лес от привидений, гнавшихся за ним по пятам.

Он спокойно обернулся и заметил, что крепко сжал ручки пакетов, как будто худшее, что может произойти, — это что у него украдут новую одежду.

Крог понял, что человек не шел за ним, а вышел через лес, между деревьями, там, где не было никакой тропы, оставляя за собой следы цепочкой черных неровных дыр в свежем снегу. Можно было различить только его силуэт и одежду — белый шуршащий комбинезон. Вегарда Крога почти ослепил резкий свет карманного фонарика, немного улегся.

— Какого черта вы пугаете людей? — сказал Вегард Крог и поднял руку, чтобы защитить глаза от резкого света. — Чего вы крадетесь?

Фонарик опустили и повернули, теперь он освещал лицо человека — снизу, как ребятишки посмелее пугали младших летними вечерами.

— Ты? — удивленно и с раздражением спросил Вегард Крог, прищурившись, чтобы получше разглядеть лицо. Он наклонился вперед, теперь он был зол. — Это ты, черт тебя побери...

Когда двухкилограммовый фонарик ударил его в висок, он не умер. Он просто обрушился на колени.

Фонарик ударил его опять, на этот раз по затылку, с хрустящим, мясистым звуком, который, может быть, очаровал бы его, если бы он был все еще в состоянии слышать. Но Вегард Крог уже ничего не слышал. Он умер прежде, чем его тело коснулось покрытой льдом земли.

9

Боже, ну и вонь! — таково было первое впечатление Ингвара, когда ранним утром в пятницу, двадцатого февраля, в сопровождении Зигмунда Берли и Бернта Хелле он вошел в стеклянные двери выкрашенного унылой желтой краской дома для престарелых на подъезде к Осло. Почему люди, нуждающиеся в уходе, вынуждены жить в запахе чистящих средств и переваренной рыбы — этого постичь он не мог. Понятно, что от бедности официальных учреждений никуда не деться, но свежий воздух вполне можно получать бесплатно. Когда он вошел в комнату, в которой вот уже третий год без движения лежала Ивонне Кнутсен, то с трудом поборол искушение открыть окно.

— Ивонне, — заговорил Бернт Хелле. — Это я. Со мной сегодня полицейские. Вы спите?

— Нет.

Она повернула лицо к зятю и сдержанно улыбнулась. Бернт Хелле положил руку на ее плечо и поцеловал в щеку. Придвинул к кровати единственный в комнате стул и уселся на него. Ингвар и Зигмунд остались стоять у дверей.

— Я знаю, вы не хотели бы ни с кем разговаривать. — Бернт Хелле положил свою широкую ладонь на худую руку Ивонне Кнутсен, на которой матово-голубым цветом просвечивали сквозь кожу вены. — Ни с кем, кроме меня и Фиореллы. Но сейчас важно, чтобы вы заговорили. Видите ли... — Он провел рукой по волосам и громко вздохнул.

— Что случилось? — тихо спросила Ивонне.

— Да понимаете... — Он никак не мог решиться. Потрогал складной метр, который торчал из кармана его рабочих брюк.

Ингвар подошел поближе.

— Ингвар Стюбё, — представился он и поднял руку, не протягивая ее Ивонне. — Я уже однажды приходил.

— Я помню, — сказала Ивонне Кнутсен. — Я еще не впала в маразм. У меня настолько хорошая память, что я даже помню, что вы обещали не мучить меня больше.

— Действительно обещал, — кивнул Ингвар. — Однако ситуация изменилась.

— Не для меня, — прошептала Ивонне.

— Произошло еще одно убийство, — сообщил Ингвар.

— А-а, — безразлично протянула парализованная женщина.

— И жертвой опять стал известный человек.

— Кто?

— Вегард Крог, — ответил Ингвар.

— Никогда о нем не слышала.

— Ну, известный и известный. Все ведь относительно. Дело в том, что мы...

— Дело в том, — перебила его Ивонне Кнутсен спокойным голосом, без всякого намека на драматизм или жалость к себе, — что я лежу здесь и жду смерти. И чем раньше она придет, тем лучше. И пока я жду, я не хочу, чтобы мне мешали. Ни с кем не хочу разговаривать. Мне кажется, это довольно скромное желание, если принимать во внимание мое состояние.

Ингвар скользнул взглядом по стеганому одеялу. Ни одно движение не обнаруживало, что под ним лежит живой человек, не было заметно даже, чтобы поднималась грудная клетка. Зато в лице угадывался след прежней красоты: высокий лоб, большие миндалевидные глаза. Рот превратился в щелку между впалыми щеками, и все равно в этой бледной, будто уже посмертной маске можно было разглядеть, какой Ивонне Кнутсен была когда-то: уверенной в себе и привлекательной.

— Я понимаю, — сказал он. — Правда. Проблема в том, что я, к сожалению, не могу выполнить вашу просьбу. Ситуация сейчас настолько серьезная, что мы должны отрабатывать все возможные версии.

— Но я не знаю никакого Вегарда Крага...

— Крог, — поправил Зигмунд со своего сторожевого поста около дверей. — Вегард Крог.

— Ну Крога, — вяло повторила Ивонне, не поворачивая головы в направлении Зигмунда. — Я не знаю никого с такой фамилией. И я не вижу, чем могла бы вам помочь.

— У меня есть несколько вопросов, касающихся ребенка Фионы, — тихо произнес Ингвар.

— О Фиорелле? — удивилась Ивонне и перевела взгляд с Ингвара на Бернта и обратно. — А в чем дело?

— Не о ней, — сказал Ингвар. — О первом ребенке, которого Фиона родила, когда была еще подростком.

Лицо Ивонне Кнутсен менялось на глазах. Сначала покраснела переносица. Румянец быстро спустился на мертвенно-бледную кожу щек, разрисовав их узорами, похожими на бабочек. Дыхание стало глубже, и она сделала тщетную попытку подняться на кровати. Она облизала покрасневшие и пополневшие губы. В глазах, которые несколько секунд назад казались умершими раньше времени, появилось глубокое отчаяние.

Бернт осторожно поправил на ней одеяло:

— Не волнуйтесь.

— Бернт, — позвала она, тяжело дыша.

— Все устроится, — отозвался он.

Ингвар Стюбё подошел ближе. Он поставил локти на высокую спинку кровати и нагнулся к больной:

— Понимаю, это было тяжелое испытание...

Бернт Хелле его оттолкнул. Впервые в течение долгого безрезультатного расследования убийства Фионы Хелле он вел себя агрессивно. Он не успокоился, пока Ингвар не отошел на метр от кровати. Погладил Ивонне по волосам и произнес еле слышно, обращаясь только к больной, будто полицейских и не было в палате: