Тихий сон смерти - МакКарти Кит. Страница 65
– Теперь что-нибудь поесть?
Продолжая улыбаться, Люк шлепнул ее по ягодице:
– А ты как думала?
Они перебрались за маленький кухонный столик, освещенный тусклыми неоновыми лампочками. Люк с аппетитом поглощал сандвич с помидорами и сыром, Беверли потягивала пиво из бутылки. Изредка поглядывая на Люка, она видела, что тот не спускает глаз с ее грудей, прикрытых полупрозрачным шелковым халатом. Ей всегда нравилось ловить на себе жадные похотливые взгляды. Начинать тревожиться надо, когда перестанут смотреть. Мужчины всегда смотрят на это, и Беверли предпочитала, чтобы смотрели на ее грудь, а не на сиськи потаскух.
– Ты сделал то, о чем я тебя просила?
Рот Люка был полон; жевал он, как всегда, методично и не спеша. Глядя на сандвич, постепенно исчезавший в его утробе, Беверли ощущала себя свидетелем не биологического, а геологического процесса. Сам же Люк с любопытством посмотрел на свою любовницу, и движение его челюстей замедлилось, но не прекратилось. Он проглотил последний кусок не потому, что полностью пережевал его, а потому, что Беверли ждала ответа.
– Пожар? В лаборатории «ПЭФ»? – спросил он.
Она кивнула, а он поджал губы и задумался. Прежде чем ответить, Люк достал из холодильника бутылку пива, открыл ее и, приложившись губами к холодному стеклу, выпил половину ее содержимого. Освежающая влага побежала по его горлу, заставляя адамово яблоко двигаться вверх-вниз при каждом глотке. Теперь он был готов говорить.
– А зачем тебе это знать?
Беверли не первый год была знакома с Люком, но его манеры отвечать вопросом на вопрос она никогда не понимала. Она всегда усматривала в этом что-то нехорошее – вот и сейчас она почувствовала в словах Люка отчуждение, даже некоторую враждебность. Обращаться к коллегам с просьбами, зачастую неофициально, – обычная практика. Такая взаимопомощь порой оказывалась куда более действенной, чем предписанные уставом методы сотрудничества. Так в чем же дело? Он и сам не раз обращался к ней за помощью, и Беверли не впервые доводилось просить его том же.
– Возникли проблемы?
– Никаких. – Ответ Люка прозвучал весьма убедительно, но что-то в его голосе подсказывало Беверли, что то не совсем так.
Она улыбнулась, чуть подалась вперед, чтобы он смог полюбоваться ею в другом ракурсе, и лукаво произнесла:
– Ну и врун же ты!
Он лениво рассмеялся, и только теперь она заметила, что они разговаривают шепотом. Интересно почему. Может, дело в самой теме разговора?
– В какое же дерьмо ты вляпалась, Бев!
Эта фраза одновременно и удивила, и обидела Уортон. Она была лучшего мнения о Люке.
– Думаешь, я об этом не знаю? В чем же мне еще быть, если начальник у меня полный мудак, которому икается всякий раз, когда я вхожу в его кабинет, а мои коллеги – уроды, для которых лучшее место – толчок, а они еще смотрят на меня как на использованную подтирку. И это при том, что свою работу я выполняю куда лучше их всех, вместе взятых. Так что мне совершенно не нужно, чтобы ты напоминал мне, что я по уши в дерьме.
Он потрепал ее по щеке своей большой мягкой ладонью. На глаза Беверли невольно навернулись слезы, а в голове застучало: «Я не дам им сломить меня».
– Я на твоей стороне, Бев, – тихо, но твердо произнес Люк. – Тебе просто не повезло, я знаю.
Она прижала его ладонь к своему лицу, радуясь состоянию покоя, которое дарило это ни к чему не обязывавшее прикосновение. Одновременно с этим она что было сил сжала веки, чтобы не разреветься. Только сейчас Беверли осознала, сколь тяжелыми оказались для нее события последних дней.
– Просто я хотел сказать, что проблема может возникнуть, – пояснил Люк.
«Ну вот, прекрасно. Еще проблема», – подумала Беверли. Не открывая глаз, она спросила:
– И в чем там дело?
Он опустил руку, достал очередную бутылку пива и снова сел.
– Пожар произошел на Роуне, в маленькой лаборатории, принадлежавшей «Пел-Эбштейн». Роуна – это крошечный островок на северо-западе Шотландии. Несколько сотен жителей – рыбаки и пастухи овец.
– Ты говоришь, в маленькой лаборатории. Что значит «маленькой»?
Люк слегка улыбнулся:
– Очень, очень маленькой. Там работали всего шесть человек.
Беверли изумилась:
– Шесть? Всего-то?
– Ага. И место это весьма отдаленное. Это край света. Туда нужно добираться три часа на катере, да и то если удастся поймать катер из Аллапула. Аллапул – это почти на самом севере старого доброго Объединенного королевства.
Беверли попыталась сопоставить полученную информацию с уже известной.
– Выходит, эта лаборатория – частная собственность.
Люк кивнул:
– Так и есть. Можно заниматься чем угодно.
– Наверное, этим шестерым там было очень одиноко.
– Насколько я понимаю, жили они на квартирах у местных жителей неподалеку от лаборатории. Не думаю, что местные были им очень рады.
– И чем они занимались в этой глуши?
– Э-э, – многозначительно протянул Люк. – Вот это уже интересно. В рапорте местной полиции – на острове, кстати, нет ни одного полицейского, поэтому констебля вызывали специально, – так вот, в рапорте констебля говорится, что ребята занимались исследованиями вирусов, а в заключении страховой компании это называлось «проектированием биологических моделей».
– Или еще как-нибудь.
– Угу. – На этот раз Люк посмотрел на Беверли уже безо всякой улыбки, и она ответила таким же серьезным взглядом.
– Но вирусология – это ведь вирусы, верно?
– Что же еще!
Люк явно что-то недоговаривал, но наступившая пауза оказалась куда красноречивее любых слов. Первой нарушила молчание Беверли:
– Насморк, кашель, простуда и все такое?
Люк не отвечал, и Беверли не знала, как расценивать его молчание.
– И с чего начался пожар? – спросила она.
Люк все так же молча доедал сандвич. Только закончив жевать, он продолжил:
– Еще одна небольшая странность. В заключении страховщиков в качестве причины пожара указано короткое замыкание – лаборатория была очень старой, так что это неудивительно. Но в показаниях большинства свидетелей, записанных констеблем, присутствуют упоминания о какой-то драке.
– Драке?
– Между Тернером и лаборантом Карлосом Ариасом-Стеллой.
Знакомые имена.
– Синдром длительного сожительства?
Люк пожал плечами:
– Кто знает. Когда на четверых здоровых мужчин приходится всего две женщины…
– У тебя есть их имена? Всех шестерых?
Он ответил не сразу. Взяв со стола пустую тарелку, он поставил ее в раковину. Сразу видно, домашний мужчина, отметила про себя Беверли. Стоя в углу кухни, он сказал:
– Знаешь, у меня сложилось ощущение, что показания свидетелей кто-то слегка подредактировал.
Эта новость удивила Уортон.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Именно то, что сказал. Имена в протоколе замазаны наглухо. Слова вроде вирусологии и тому подобные – тоже.
– Как ты узнал?
Он улыбнулся:
– Обратился к первоисточнику. Вернее, к его копии. В Аллапуле всего один полицейский участок, а в нем – один-единственный полицейский, сержант Маккаллум. Педант, каких мало. Он снимает копии со всех документов, наверное даже с писем своей жены. Так вот, копии с протоколов допроса он успел снять до того, как их коснулся маркер цензора.
Если это действительно было так, то вывод напрашивался только один: профессор Тернер не врал, намекая жене, что его предыдущая работа как-то связана с национальной безопасностью.
– Боюсь, должен сообщить тебе еще одну неприятную вещь.
– Что?
– На бумагах стоял штамп особого отдела. Где-то наверху забили тревогу.
Британская правоохранительная система устроена следующим образом: если кому-то по той или иной причине требовалось ознакомиться с каким-нибудь архивным документом, в соответствующей графе этого документа архивариус ставил специальную пометку о том, кто, когда и с какой целью его запрашивал. Как правило, это предписание никогда не выполнялось, за исключением случаев, когда речь шла об особо секретных документах или материалах, имевших отношение ко внутренним расследованиям.