Тихий сон смерти - МакКарти Кит. Страница 73

Открыв им, Беверли улыбнулась уголками губ Айзенменгеру, Елене же лишь коротко кивнула. Вид у Уортон был усталый.

Пригласив гостей в комнату, она указала на диван, однако – и доктор про себя это отметил – выпить она не предложила.

Усевшись, Елена оглядела комнату.

– Миленько, – заметила она, хотя по ее тону нельзя было сказать, что находиться здесь ей доставляет удовольствие. Но Беверли сделала вид, что не поняла скрытого смысла ее слов.

– Есть новости? – спросил Айзенменгер.

– Никаких зацепок. Ни Ариаса-Стеллы, ни Штейна найти не удалось. Штейн, похоже, исчез из этого мира сразу после пожара. С того дня о нем нет ни слуху ни духу – никаких следов. У него, видимо, даже нет банковского счета. Можно было бы сказать, что он умер, но в нашем мире трудно умереть, не оставив какого-нибудь официального следа.

– Если его не убили, – заметила Елена.

Беверли посмотрела на нее:

– Да, это верно…

Айзенменгер пробормотал:

– То же самое, скорее всего, случилось и с Ариасом-Стеллой.

– Дома о нем тоже ничего не знают, – сказала Беверли. – Это все, больше никаких концов. По легальным каналам, которыми пользуется полиция, никакой информации получить не удалось, так что на большее рассчитывать не приходится, разве что Карлос Ариас-Стелла попадет в сводки о происшествиях либо судебные отчеты, но это вряд ли. – Беверли сделала паузу. – Это если действовать официально. Но у меня есть еще и друзья, так вот, с их помощью мне удалось собрать кое-какие сведения о нашем приятеле, которые, думаю, нам помогут.

Беверли указала на раскрытую папку на журнальном столике, стоявшем перед Еленой и Айзенменгером. Доктор наклонился и, не скрывая любопытства, взял папку в руки. Он держал ее так, чтобы Елена тоже могла знакомиться с ее содержимым, пока он перелистывает страницы. Свидетельство о рождении, школьные табели, университетские ведомости, налоговые декларации, документы социального обеспечения, даже медицинские справки и карточка из поликлиники. Целая жизнь – по крайней мере, ее бюрократическое отображение. И изображение – в папке нашлась также фотография Карлоса.

– Как вам удалось все это раздобыть? – спросила Елена.

Беверли посмотрела на гостью с непониманием:

– Я же сказала, что у меня все еще есть друзья. Они трудились последние двенадцать часов, чтобы все это собрать.

Имя Люка она не назвала, хотя большую часть этой кропотливой работы проделал именно он.

– Нет, я не об этом. Добрые три четверти материалов – это конфиденциальные сведения, к которым нет права доступа даже у полиции.

Беверли, несмотря на правоту слов Елены, сочла их самым настоящим оскорблением, а потому ответила презрительно:

– Разве? Да неужели! Какая жалость. – После чего она продолжила как ни в чем не бывало: – Можете посмотреть здесь, мне бы не хотелось выносить их отсюда.

Последние слова были адресованы Айзенменгеру, и только ему.

– Минуточку.

Беверли одарила неугомонного адвоката еще одним холодным взглядом. Ни слова не говоря, она лишь презрительно подняла брови.

– Вы не имеете законного права использовать эту информацию, – настаивала Елена.

Беверли театрально вздохнула и произнесла с издевкой:

– Ой, давайте не будем, Эл. Мы с вами живем в реальном мире, в котором мерзавцы направляют самолеты в дома, а добрейший старикашка, все выходные не вылезающий из паба, рассылает кому ни попадя маленькие безобидные бандерольки со спорами сибирской язвы.

– Мы разыскиваем не террориста, а всего-навсего свидетеля.

– А какие методы поиска предлагаете вы? Он исчез, испарился. Никаких следов! Нигде!

– Ну, объявится же он рано или поздно.

Беверли рассмеялась:

– Да что вы говорите! Знаете, в чем разница между адвокатом и сыщиком? Разница в том, Эл, что на моей работе, в отличие от вашей, когда клиент платит всегда, нельзя сидеть и ждать у моря погоды. Я напомню вам, что Карлос – наш единственный и, надеюсь, живой свидетель, он – единственный, кто может пролить свет на то, что на самом деле произошло в лаборатории и чего добивается «ПЭФ». Без его показаний у нас связаны руки – мне просто не с чем идти к начальству. А это означает, что «ПЭФ» выходит победителем, а мы с вами остаемся в дураках. Вы этого хотите?

– Конечно нет, но…

– Нечестно? Неспортивно? Это вас беспокоит? Я что-то не заметила, чтобы мистер Розенталь играл по правилам.

Елена покачала головой:

– Значит, цель оправдывает средства? Почему-то всякий раз, как я это слышу, мне вспоминается фашизм.

Беверли раздраженно хмыкнула. Обернувшись к Айзенменгеру, она проговорила:

– Доктор, может быть, вы вправите мозги своей Белоснежке?

Попав под перекрестный огонь взглядов обеих женщин, Айзенменгер, которому совсем не хотелось быть в центре внимания, осторожно заметил:

– Будь наш мир идеален, с законом, конечно, следовало бы обращаться как с обогащенным ураном, но…

Уортон не могла скрыть торжествующей улыбки, Елена же презрительно фыркнула. Не глядя на них, Айзенменгер уткнулся в досье и добавил:

– Есть еще два фактора, которые мы должны учитывать. – Он поднял глаза на Елену. – Нам нужно найти Карлоса раньше, чем это сделает Розенталь. Кроме того, нам нужно успеть найти его до того, как в нем проснется Протей. Если кто-либо из них опередит нас, значит, мы проиграли. – Не дав Беверли вставить слово, он продолжил, обращаясь главным образом к Елене: – В общем и целом, я не могу не согласиться с тобой, ты абсолютно права: сама возможность собрать такого рода материалы на невинного человека не может не беспокоить, но в нашем случае я, честно говоря, рад, что это сделано.

Елена не проронила ни слова, но всем своим видом показывала, насколько все ее существо противится столь бесцеремонному попранию прав человека. Глядя на нее, Беверли пробормотала:

– Очень рада, что хоть у кого-то прорезался здравый смысл.

Доктор взглянул на Елену, словно опасался, что та в негодовании просто выскочит из комнаты. Но она лишь кротко спросила его:

– А другого пути нет?

– Пока Карлос Ариас-Стелла для нас – всего лишь имя. Чтобы его разыскать, он должен стать человеком, живым человеком из плоти и крови, человеком, принимающим решения и совершающим поступки. Если мы знаем, что это за человек, то сможем предсказать и его дальнейшие шаги. Это, – доктор указал на папку, – должно помочь нам превратить имя в человека.

Елена некоторое время размышляла над словами доктора, потом кивнула, соглашаясь, хотя внутренне все еще не могла примириться с принятым ими решением. Беверли благодарно помалкивала. Айзенменгер снова взял в руки папку и принялся внимательно изучать ее содержимое, передавая прочитанные страницы Елене. Та просматривала их, делая какие-то пометки у себя в блокноте. Беверли, видимо все-таки сжалившись над своими гостями, направилась на кухню, чтобы приготовить кофе. Когда она покидала гостиную, Айзенменгер спросил ее:

– А фотография? Как вы добыли фотографию?

– У него есть загранпаспорт.

Изучение досье Карлоса заняло около часа. Теперь они знали о нем если не все, то почти все. Родился тридцать четыре года назад в семье врача-испанца; заурядный ученый, не сделавший ничего, чтобы пойти по стопам отца, хотя и имевший все возможности и, главное, способности к научной работе. Был принят на работу в Норвичский университет, где вел курс биохимии; начал писать докторскую диссертацию, но из-за внезапной смерти отца работу забросил. Второе замужество матери нанесло ему, судя по всему, очередную психологическую травму – об этом говорила куча штрафов за аварии на дороге, не повлекшие, однако, за собой серьезных травм. Во всех случаях имело место повышенное содержание алкоголя в крови; кроме того, дважды задерживался за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии.

Частая перемена мест работы, трижды за год, всюду младший научный сотрудник, однажды даже разродился статьей – в досье имелась ее копия, и, насколько мог судить Айзенменгер, она заслуживала интереса, но это ничего не значило. Академические рощи претерпели со времен Платона значительные изменения – количество стало главным, а качество второстепенным.