Тайные убийцы - Уилсон Роберт Чарльз. Страница 31

— На что это ты уставилась? — спросила Мариса. — Ты мне курить мешаешь, понятно?

Веки Инес изумленно дрогнули: лишь через секунду-другую она сообразила, что эти слова обращены к ней. Потом в ее прокурорском организме произошел выброс адреналина. Конфронтация. Она — профессионал по этой части.

— Я смотрю на тебя, la puta con el puro, — ответила Инес. «Шлюха с сигарой».

Мариса наклонилась вперед, уперев локти в колени, всматриваясь в свою ярко накрашенную противницу. Она не стала долго раздумывать.

— Слушай, костлявая сучка, извини, что зашла на твой участок, но я не работаю, я просто наслаждаюсь сигарой.

Оскорбление словно ударило Инес в лицо, она побагровела от ярости. От прилива крови у нее потемнело в глазах и нарушилась связь между речью и мозгом.

— Я юрист, на хрен! — закричала она, и любопытные прохожие в парке начали останавливаться.

— Юристы — самые большие потаскухи, — заметила Мариса. — Значит, вот почему ты так намалевалась? Чтобы прикрыть сифилис?

Забыв о своих травмах, Инес вскочила на ноги. Но даже в ярости она ощутила, как колет у нее в боку, как пульсируют ее отбитые внутренности, и это удержало ее от настоящего физического нападения. Это, да еще силовое поле выпуклых мышц Марисы, да еще бесстрастная жестокость ее интонаций.

— Это ты — шлюха, — заявила она, указывая длинным тонким белым пальцем на смуглую глянцевитую кожу Марисы. — Это ты трахалась с моим мужем.

В глазах у Марисы мелькнуло изумление, и ободренная Инес приняла его за испуг.

— Сколько он тебе платит? — не унималась Инес. — Судя по твоему виду, вряд ли больше пятнадцати евро за ночь. Какое безобразие. Это даже ниже минимальной заработной платы. А может, он выдал тебе рыжий парик и покупает тебе сигары потолще, чтобы ты могла себя порадовать, когда его нет рядом?

Мариса мгновенно оправилась от осознания того, что это, оказывается, была та самая бледная, жалкая, тощая жена, к которой Эстебан терпеть не мог возвращаться. Она заметила и то, как Инес поморщилась, вскакивая, и догадалась о боли, которую та пыталась замаскировать этим клоунским гримом. Ей случалось видеть избитых женщин в бедных кварталах Гаваны, и она могла с сотни шагов разглядеть эту уязвимость, а еще она была достаточно безжалостной, чтобы тотчас же объявить о своем открытии этой женщине и всему остальному миру.

— Запомни, Инес, — произнесла она, — если он тебя бьет, так это потому, что перед этим он трахал меня всю ночь — настолько великолепно, что утром он просто не может видеть твое разочарованное личико.

От звука ее имени, вылетевшего изо рта этой мулатки, у Инес перехватило дыхание, и в горле у нее что-то щелкнуло. Раздавшиеся вслед за этим слова исполосовали ее, как куски стекла, которые бешено разлетаются после взрыва. Ее собственный гордый гнев исчез. Она ощутила стыд, словно ее прилюдно раздели догола и теперь все на нее смотрят.

Мариса видела, как она утрачивает желание сражаться, и с некоторым удовлетворением смотрела на ее поникшие плечи. Она не испытывала к ней жалости: живя в Америке, она переживала гораздо более сильные страдания. И потом, тонкая белая рука, которой Инес схватилась за бок, уже не в силах скрывать боль, навела Марису на мысль о других возможностях. Их свела сама судьба, и теперь будущее одной было в руках другой.

11

Группа рабочих собралась вокруг секции здания, где Фернандо обнаружил местонахождение своей жены по мелодии ее мобильного. Сам Фернандо сидел на корточках, прижав к темени сложенные ладони, словно в попытке увеличить силу тяжести, как будто новый накат трагедии мог унести его в небо подобно отвязавшемуся детскому воздушному шарику, наполненному гелием.

Над ними навис кран, со своим скрипящим, туго натянутым стальным тросом толщиной в руку. Рабочие на лестницах орудовали ручными бензопилами, резавшими бетон и сталь со звуком, пронизывавшим Фалькона сверху донизу. Были установлены гидравлические распорки и толстые строительные брусья, которые должны были развести обрушившиеся перекрытия, чтобы между ними можно было проделать туннель. Из его дыры с грохотом извергались куски бетона, тучи пыли и фонтаны искр: их выплевывали зубья пил, вонзаясь в сталь. Рабочие, все в защитных очках, серые, как призраки, продолжали продвигаться вперед, но вот невыносимые звуки прекратились, и они сообщили, что требуются новые домкраты и брусья. Солнце палило. Пот темными ручейками стекал по серым от пыли лицам рабочих. После установки домкратов и балок пилы вновь принялись за дело, и все находящиеся вокруг человеческие существа смогли оценить грубую силу их металлических зубов. Рабочие уже слезли с лестниц и стояли теперь на подбитых подушечками коленях, вглядываясь в мешанину линий — скелет здания, который сжимали челюсти стальных штырей, там и тут торчавших из раздробленного бетона.

Он знал, что ему надо уйти, что зрелище вывороченных внутренностей здания — не лучшая подготовка к предстоящему заданию, но Фалькона захватил драматизм происходящего, и он дал в себе подняться глубокому чувству гнева при виде этой трагедии. Лишь звонок Рамиреса вывел его из транса.

— К нам поступают сообщения о синем грузовом фургоне, который был припаркован перед зданием вчера утром, — сказал Рамирес. — Сведения о количестве людей в нем противоречивы. Кто-то говорит — двое, кто-то — трое, а кто-то — четверо. Они внесли ящики с инструментами, пластмассовую коробку с какими-то электрическими деталями, а на плечах они тащили листы изоляции, свернутые в рулоны. Никто не запомнил названия компании, написанного на фургоне, если оно вообще было.

— И все это внесли в мечеть?

— Тут тоже есть противоречия, — признал Рамирес. — Большинство людей, с которыми мы говорили, живут не в этом здании, они просто проходили мимо. Некоторые не знали, что в подвале располагалась мечеть. Мы делаем фотографии места происшествия. Я поручил Пересу заняться списком жильцов. Сейчас он отправился в больницу. Серрано и Баэна работают с соседними домами и людьми на улицах. Где Кристина?

— Видимо, она еще занимается домами на Лос-Ромерос, — ответил Фалькон. — Сейчас нам нужно найти человека, который заходил внутрь мечети в течение последних сорока восьми часов: нужно соотнести его показания с тем, что нам сообщали те, кто видел ее снаружи. Как насчет этой женщины, Эсперансы, той, что дала комиссару Эльвире список, — она оставила свой телефон? Позвоните ей и узнайте имена и адреса. Эти женщины должны знать.

— На комиссара еще не вышел никто из марокканской диаспоры?

— Кто-то явился вместе с мэром, — сказал Фалькон. — Сам знаешь, как это бывает. Властям обязательно надо ограничить деятельность журналистов, пока те не оказали нам хоть какую-то практическую помощь.

— А помните, как в Лос-Бермехалес хотели построить мечеть? — спросил Рамирес. — Громадную, в ней поместилось бы семьсот прихожан. Местные жители протестовали против строительства, даже сколотили движение под названием «Los Vecinos de los Bermejales». [31]

— Верно. У них был и свой сайт — www.mezquita-nogracias.com, [32] — заметил Фалькон. — В последнее время было много судебных процессов, которые касались расизма, ксенофобии и антимусульманской деятельности. Особенно после одиннадцатого марта.

— Мы могли бы поискать среди участников тогдашнего противостояния, — предложил Рамирес. — Или это слишком очевидный путь?

— Занимайся пока тем, что происходило внутри и снаружи мечети в последние сорок восемь часов, — сказал Фалькон. — В конечном счете варианта два: либо взрывчатку доставили сюда террористы и она случайно сдетонировала, либо бомбу заложила какая-то антимусульманская группировка и затем привела ее в действие. В обоих сценариях могут быть свои тонкости, но это — две основные версии. Давай работать с той информацией, которую мы получаем, и не отвлекаться на побочные варианты.