Операция «Феникс» - Прудников Михаил Сидорович. Страница 48
Смеляков любил излагать свои взгляды работавшей в лаборатории молодёжи. Здесь его суждения становились категорическими, резкими, парадоксальными.
— Научиться думать неортодоксально, — повторял он, — значит, преодолеть главное несчастье человека: инертность мышления. Человек, который мыслит ортодоксально, никогда не сможет стать учёным.
Смеляков был популярной фигурой особенно среди студенческой молодёжи крупного вуза, где он преподавал. Среди учёных он был известен как ярый приверженец гипотезы энергетической инверсии.
— Вот дело, которому стоит посвятить жизнь! — любил повторять он. — Это будет открытие, перед которым померкнет открытие ядерной энергии.
Многие считали увлечение этой гипотезой чудачеством, другие восхищались смелостью и убедительностью доводов Смелякова.
В тот вечер Смеляков возвращался домой пешком. Впереди — ни заседаний, ни совещаний, ни визитов. Сегодняшний вечер Смеляков был предоставлен самому и мог предаться раздумьям о смысле жизни, как шутливо называл он свои вечерние прогулки. Жил Смеляков на Песчаной, и до дому было не больше двадцати минут хода. Он любил эти вечерние прогулки и был уверен, что именно во время них пришли в голову самые удачные идеи. Он вспомнил, что формула сверхпрочного сплава пришла ему в голову тоже здесь, на Песчаной.
Дома жена сообщила, что на рабочем столе его ждёт с заграничным штемпелем. Это был толстый пакет, — накрест перетянутый шпагатом. В левом верхнем углу марки с изображением английской королевы. Обратный адрес свидетельствовал о том, что пакет пришёл из Лондона.
Сколько Смеляков ни напрягал память, он не мог вспомнить, чтобы в Лондоне у него были знакомые. Были в Берлине, Париже, Праге, Будапеште. Но в Лондоне… Кто бы это мог быть?
Смеляков перерезал шпагат, взломал сургучные печати. Внутри оказалась голубая папка с научными журналами на английском языке, с вырезками и толстыми ротаторными брошюрами. Сверху этих материалов лежало отпечатанное на машинке с мелким шрифтом письмо.
«Дорогой сэр! — прочёл Смеляков и усмехнулся. Непривычное обращение резануло слух. — Возможно, Вы сочтёте мой поступок экстравагантным, к Вам обращается совершенно незнакомый человек. Надеюсь, я, как Ваш коллега, имею моральное право написать Вам это письмо. Дело в том, что вот уже много лет по материалам русской научной периодики я слежу за Вашей деятельностью учёного, за Вашими работами, в частности, в области теории энергетической инверсии. Пользуюсь случаем, чтобы выразить Вам своё восхищение и уважение. Смелость и новизна Ваших идей не может не вдохновлять на научный поиск.
Буду признательна, если Вы найдете время ответить на моё письмо и немного расскажете о себе и о том, чем Вы занимаетесь в настоящее время. Но я совсем забыла представиться: меня зовут Пэт Бувье. Мне двадцать семь лет. Я окончила технологический институт в Лондоне и сейчас работаю в лаборатории металлургических исследований в пригороде столицы.
С этим письмом посылаю некоторые материалы нашей лаборатории. Надеюсь, что они Вас заинтересуют.
Смеляков медленно сложил письмо. Странно! Неужели действительно кто-то интересуется его работами! Да ещё где — в Лондоне! Может быть, это розыгрыш, шутка друзей? Смеляков ещё раз изучил штампы на конверте. Нет, всё верно. Пункт отправления бандероли — Лондон. Соединённое Королевство. Вот уж не думал, что на Британских островах у него найдутся поклонники! Да ещё женщина! Странно! Женщина — учёный-металлург! Молодая — всего двадцать семь. Надо ответить, обязательно. Смеляков сделал пометку в настольном календаре: «Написать письмо в Лондон», опустился в кресло и принялся листать присланные материалы.
Здесь были размноженные на ротаторе годовые отчёты лаборатории, описание опытов, вырезки из журналов. Смеляков углубился в чтение. Он не слышал, как вошла жена и поставила чай. Читал он, наверное, часа полтора. И, закрыв последнюю страницу, был разочарован. Ничего нового — все эти опыты, идеи, предложения уже устарели. «Неужели, — думал он, прохаживаясь по кабинету, — англичанка так наивна, что вообразила себе, будто присланные ею материалы могут меня заинтересовать! Или действительно в области жаропрочных сплавов они так сильно отстали от нас? Во всяком случае надо поблагодарить за внимание».
В этот вечер Смеляков долго ворочался, не в силах уснуть. Чем больше он думал о письме, тем более странным оно ему казалось. Ночью ему приснился Лондон, почему-то очень похожий на Рим, где Смелякову приходилось бывать. Он карабкался по стенам Колизея, падал, бежал от кого-то, кого-то он очень боялся и бежать не мог: ноги казались ватными, бессильными…
На следующий день, едва он вошёл в свой рабочий кабинет, как зазвонил телефон. В трубке раздался хорошо знакомый голос академика с мировым именем. Когда-то в институте Смеляков слушал его лекции. С тех лор у них установились не очень близкие, но достаточно прочные отношения.
После короткого обмена приветствиями академик сказал:
— Роман Алексеевич! Не хотели бы вы поехать в Лондон?
— В Лондон? — удивился Смеляков, вспомнив о вчерашнем письме и поражённый странным совпадением.
— Да, в Лондон… А что?
— Нет, ничего. А с какой целью? Надеюсь, не туристом?
— Нет, конечно. На конгресс. Научное общество приглашает тебя на конгресс учёных-металлургов.
— Это, надо думать, большая честь, Константин Николаевич? — засмеялся Смеляков. А про себя подумал: «И что случилось с англичанами? Почему их так заинтересовала моя скромная персона?»
— Ещё бы! Ты, кстати, не был в Лондоне?
— Нет, не довелось.
— Красивый город. Ну так как? Что ответить твоим английским коллегам?
Смеляков подумал, что на конгресс соберутся ученые со всего мира. Послушать над чем работают его коллеги разве это неинтересно? И потом полезно. И для себя, и для института. Кроме того, ему не мешает немного отдохнуть.
— Что же, Константин Николаевич! Я согласен…
— Ну и прекрасно! Недельки через две готовься к отъезду.
Смеляков положил трубку. Наверное, он должен радоваться. Впереди интересные встречи, новый незнакомый город, о котором он столько читал. Лондон! Пикадилли серкус, Оксфорд-стрит, памятник Нельсону… Гайд-парк. Есть возможность всё это увидеть собственными глазами. В конце концов оба письма из Англии — ведь это доказательство признания, международной известности. Но что-то всё-таки мешало Смелякову наслаждаться приятными известиями. Что-то вроде тайного недовольства собой или душевного неуюта.
Чтобы как-то заглушить это чувство, он позвонил жене.
— Видимо, через несколько дней полечу в Лондон.
— Так это прекрасно! Поздравляю! Но ты вроде бы не рад?
— Нет, почему же…
— А я рада за тебя. Надеюсь, ты не забудешь привезти мне французскую помаду?
«По-моему, ты рада за себя», — подумал Смеляков и не попрощавшись с женой, положил трубку.
После этого разговора на душе стало ещё тоскливее.