Группа особого резерва - Нестеров Михаил Петрович. Страница 46

У кого-то из бойцов при этих словах лоб нахмурился, у кого-то просветлел. Верестников прикинул, сколько им махать вперед, до цели, а скорее всего — назад. Из трех зол он выбрал меньшее. «Восьмерка» или «двадцатьчетверка» — это подарок. За час с небольшим можно обернуться в обе стороны. Но прежде «вертушку» надо отвоевать. И спросить, кто же будет управлять вертолетом. Лично он — нет.

Майор ткнул себя в грудь и сказал:

— На этот счет не беспокойся. У меня полторы тысячи часов налета. Вот Курдюм может подтвердить.

— Ладно, — протянул Верестников.

Он подал пример товарищам, снимая с убитого лейтенанта панаму…

В течение пятнадцати минут майор Зверев кривился, подражая голосу лейтенанта, которого на связь вызывал начальник заставы. При этом он энергично тер рацию о рукав куртки, что на приеме создавало иллюзию сильных, но естественных помех. И дела у него шли неплохо. Судя по обрывкам фраз (на самой «вертушке» связь также оставляла желать лучшего), вертолет был на пути сюда. Когда к представлению все было готово, рокот двигателя и шум лопастей уже мог поднять мертвого.

С пятидесятиметровой высоты, на которой завис «Ми-24», отчетливо была видна поляна — отличное место для приземления. На краю поляны стояли три человека. Двое держали на прицеле маленькую группу, а третий, придерживая на всякий случай панаму, махал рукой. Начальник заставы сидел на лавке, держась за поручень, и всматривался в фигурки пограничников и задержанных. Разумеется, его больше всего интересовали задержанные, этот русский спецназ, словами лейтенанта; по фигурам пограничников его взгляд только скользнул. Лица у русских, как и положено, открытые, заранее начал изгаляться начальник заставы, имея претензии к своим подчиненным. Они без камуфляжных полос. Форма обычная, камуфлированная. Сидят ногами к пограничникам. Руки связаны. Оружие лежит горкой. До него можно дотянуться, но что толку? И эта картина не могла не порадовать начальника в звании капитана. Он отдал приказ, напрягая голосовые связки:

— Приготовиться к высадке.

Транспортно-десантный вертолет был забит под завязку — восемь человек плюс три человека экипаж. Это был экспортный вариант «Ми-24» — «Ми-35», прозванный «Стаканом». Открыто глядя на него снизу вверх, майор Зверев, игравший роль пленного диверсанта, испытал гордость за этот многоцелевой вертолет. Он был способен уничтожать бронированные, площадные наземные и надводные, малоскоростные и низколетящие цели. Но вот сейчас он отметил еще одно, не совсем выдающееся, что ли, достоинство «Стакана»: это его незаменимость в уничтожении живой силы в тактической глубине противника.

Пятилопастный несущий винт крутился, казалось, то в одну, то в другую сторону. Ему не хватало характерной раскраски, чтобы окончательно обмануть чувства, это до боли острое состояние.

Мощная машина сама шла в руки диверсантов, и даже последний скептик отбросил бы сомнения: конечно, брать.

Майор безошибочно определил пулеметную установку «ЯкБ» [2] с темпом стрельбы четыре тысячи выстрелов, которая находилась во встроенной стрелковой установке, а также двуствольную пушку с боекомплектом в двести пятьдесят снарядов. Он сам был готов взвалить на себя четырехствольный пулемет и переть его на себе до пункта назначения. Он скосил глаза на «калаш-107» с подствольным гранатометом, и он показался ему рогаткой.

Вертолет продолжал снижаться, развернувшись левым бортом к группе людей. Обе створки двери были открыты — одна вверх, другая вниз. Проем загородили несколько пограничников, одетых в бронежилеты. Они тоже таращились на задержанных русских спецназовцев.

К моменту, когда воздушный поток от несущего винта вертолета превратился в ураган, Верестников, Смаковничий и Голев, переодетые пограничниками, повернулись к нему спиной. Ветер рвал на них одежду, и в этом беснующемся потоке невозможно было распознать подмену. Сейчас каждая мелочь играла на руку команде Верестникова.

Полковник не видел, что творится у него за спиной, коснулись ли шасси земли. Все внимание он сосредоточил на майоре, который открыто смотрел на все происходящее. Он для Алексея стал панорамным зеркалом. Вот в его глазах и мимике отразился сигнал: «Все, они выходят!»

Расстояние до вертолета составляло порядка пятидесяти метров, это три диаметра его несущего винта. Значит, минимум десять-пятнадцать метров высыпавшие на поляну пограничники пройдут, пригнувшись под натуральной гильотиной.

Так и произошло. Десантники были больше озабочены тем, чтобы уберечь головные уборы от искусственного урагана. Они еще с высоты ста метров увидели, что ситуация полностью под контролем их отважных товарищей.

Майор выкрикнул, чтобы Верестников понял его точно:

— Они все вышли!

Если кто-то из пограничников и расслышал его, то ничего не понял. Его слова могли быть обращены к тем, кто сидел слева и справа от него. А может быть, он выкрикивал проклятья небесам.

— Тридцать метров! — отсчитывал Зверев, кося вороным взглядом на кабину вертолета. Он не видел третьего, но двух пилотов — четко. Особенно хорошо — командира экипажа, в шлеме и черных очках на пол-лица. Похоже, он совершал роковую ошибку. Он не поднял вертолет на время наземной операции десанта, пусть даже она длилась считаные минуты, чтобы обезопасить себя и прикрыть с воздуха, а не с земли десантников. Они делали все по-быстрому, как в боевике.

— Двадцать! — тише, но все так же эмоционально выкрикнул Зверев. Он вперил свои глаза в полковника, и взгляды их перехлестнулись. Верестников, хватанувший адреналина полной грудью, вот в этот момент был благодарен майору за силу, но главное — качество гормона. Он был уверен в успехе.

— Пятнадцать!

Пауза. И майор, ничего не понимая, с недоумением уставился на полковника Верестникова, который будто оглох и ослеп.

— Ты что делаешь?

Полковник не делал ничего. А должен был. Его команды ждали остальные пятеро диверсантов. Вот сейчас он должен был, пользуясь ситуацией, резко повернуться «к живой силе противника», припадая на колено, и скосить автоматной очередью одного, другого… Зверев во второй раз пожалел о вертолетной четырехстволке, огонь из которой разворачивал полуметровые земляные укрытия. Он поступил бы так, как полковник Александров в Афгане: одной очередью из «ЯкБ» разрезал надвое автобус, входивший в состав каравана.

— Десять! Метров! Ты чего, блин, творишь?!

— Пять!

Эту цифру, ставшую последней в обратном отсчете, произнес сам Алексей Верестников. И только после этого обернулся. Не резко, как планировалось во время ожидания транспорта, а манерно, медленно. Он вел себя как человек, прочитавший последнюю страницу книги, тогда как остальные едва добрались до середины.

Начальник заставы был похож на курицу с цыплятами, завидевшую лису. Он остановился как вкопанный, широко раскинув руки, как если бы защищал бойцов за своей спиной. Он, с оторопью распахнув свои восточные глаза, смотрел на незнакомца, который был вдвое старше лейтенанта. Из его приоткрытого рта только что не потекла слюна.

Алексей выразительно поочередно приподнял брови и поиграл глазами:

— Привет!

Автомат он держал низко и отстрелялся от бедра. Первые десять пуль прошили капитана аккурат под нижней кромкой бронежилета, разрывая ему живот и пах. Повалившись на землю и схватившись за живот, он начал кататься по земле, вопя от страшной боли.

Верестников сместил ствол автомата и на том же уровне достал еще двух человек. К нему примкнули Смаковничий и Голев. Пользуясь их прикрытием, Зверев, Курдюмов и Басов рванули к вертолету.

Пилот мог отстрелять из пулемета или пушки, но только по кустам и деревьям, которые видел перед собой. Но даже если бы вертолет стоял «неповоротливой» гондолой «к противнику передом», он не смог бы завести эту убойную шарманку, имеющую собственный двигатель. Иначе скосил бы и своих, которых было больше, чем чужих. А сейчас незащищенный борт «вертушки» стал для диверсантов отличной мишенью.