Группа особого резерва - Нестеров Михаил Петрович. Страница 51

— Что было дальше? — вставила Катя.

— Я порыскал глазами по комнате и даже нагнулся, заглянув под стол. Клерк подобрал ноги в полосатых носках. Видно, он был ярым поклонником шотландского «Селтика». «Ага, вам», — подтвердил я, повременив выпускать грубую фамильярность. «Я по объявлению. Мне бы ксиву выправить. Или я обознался дверью?»

— И тут ты демонстративно обернулся на дверь, — поддержала разговор Катя. До входа в офис «Фирмы» оставалось пройти шагов двадцать — двадцать пять.

— Мне пришлось вытягивать из него слова, — продолжал Марк, жалея о том, что не вооружен. Но в здание нельзя было попасть даже с перочинным ножом, не говоря о пистолете. Его он оставил под водительским сиденьем — с патроном в патроннике и снятым с предохранителя. Но что толку? — «Я так засветился, — говорю я ему. — Даже через дверь собственной квартиры прохожу с опаской. Вы же не спасаете жизни даром?» — «Бесплатно — нет, — встрепенулся он. — На всех нас можно многое накопать». С этими словами он нацепил на нос очки. Нос у него был такой длинный, что ему можно было смело менять работу. Ему бы подошла профессия ходячей витрины в оптике.

Катя рассмеялась.

— «Вас какой документ интересует?» — «Подойдет любой, — ответил я, — кроме справки об освобождении. Например, корочки члена горсовета. Не знаете, осталась такая должность?» По его глазам, блеснувшим за стеклами очками, я прочитал: «Выправим любую, хоть горнистом в струнном оркестре».

— Ты спросил насчет качества ксивы? — спросила Катя, останавливаясь перед дверью и дожидаясь, когда Марковцев ее откроет.

— Конечно.

— И что он ответил?

— Вот его слова: «Плохой документ лучше, чем вообще никакой».

— Исчерпывающий ответ. Спасибо, — Катя поблагодарила спутника и первой вошла в холл.

— «Говорите, корочки Московского горсовета? — продолжал Марк вполголоса. — Еще при Попове Гаврииле Харитоновиче было». Клерк даже приосанился. Потом вспомнил, что у него осталась где-то заготовка удостоверения работника правительства Москвы. Дальше загадал мне загадку: «Рабочий запорол четыре заготовки, тогда как мастер дал ему только три. Откуда взялась четвертая?..» Я приподнял руки: «Сдаюсь». — «Он запорол и образец тоже». В общем, я написал на бумаге свои данные — теперь я Земсков Сергей Михайлович. Когда-то у меня был паспорт на это имя. Его мне выправили в управлении контрразведки. Короче, на следующее утро получил корочки. К ним положен и должностной знак, но знаки в лифтерке не изготавливают.

— Лихо они работают.

— Это точно. — Марковцев первым подошел к конторке с двумя дюжими охранниками за барьером и показал одному из них корочки с золотым тиснением «Правительство Москвы» и гербом — святым Георгием Победоносцем на коне. Охранник попросил разрешения взять документ и, раскрыв его, прочитал: «Координационный совет по реконструкции центра Москвы». Этот удостоверение позволяло Марку открывать любые двери в центре столицы.

— Нам даны строгие рекомендации: проверять документы на предмет истечения срока. А здесь я такового не вижу.

— Когда истекает срок полномочий Лужкова? — спросил Марковцев.

— Но вы не Лужков.

— Зато я назначался на должность на срок полномочий самого мэра. Учи матчасть, сынок. И не вставай в позу. Я не в буфет заглянул, а по делу. Речь идет о реконструкции этого здания, а может, и сносе. — Видя, что строптивость не сходит с лица этого тридцатилетнего стража, одетого в темно-серый костюм, Марковцев прибег к испытанному способу. Деланно вздохнув, он посмотрел на часы и сокрушенно покачал головой: — У меня на заметке еще четыре здания. Передай начальнику, что я приеду через неделю. На бульдозере.

Охранник послал долгий взгляд на неприметную дверь в конце холла, за которой располагался кабинет Верестникова, «государство в государстве», как часто называли его сотрудники. Это две смежных комнаты, одна из которых представляла собой что-то среднее между приемной и баром. За подковообразной стойкой можно было перекинуться парой-тройкой слов с секретаршей, мастерицей по части безалкогольных коктейлей.

Его два дня не было на работе — устал и, сославшись на дела семейные, эти дни провел с семьей. А сегодня Коротков встретил полковника анекдотом: «Пилот с парашютом идет в хвост самолета, открывает люк и на вопрос пассажиров: „Что случилось?“ отвечает: „Проблемы на работе“. От него ничего нельзя было скрыть. Как и от охранника. Он стал свидетелем того, как мастерица готовила ему отнюдь не безалкогольный коктейль. По этой причине он не стал докучать шефу.

Охранник снял трубку телефона и связался с приемной Короткова. Переговорив с секретарем, он заполнил графы в журнале и выдал посетителям гостевые магнитные карты.

— Второй этаж, — объяснил он. — Поднимитесь по лестнице — и направо. Пройдите, пожалуйста, через металлодетектор. Металлические предметы выложите на стойку.

— Спасибо, — поблагодарил его Сергей, когда процедура проверки была завершена.

Широкая лестница с белоснежными перилами была устлана красной ковровой дорожкой. Настолько стерильной, что, казалось, обитатели этого здания порхали над ней.

Приемная Короткова находилась далеко от его рабочего кабинета, по сути дела, в холле, в который привела Марка и его спутницу широкая лестница. Необычно и стильно, подметила Катя, переключив внимание на секретаря, женщину лет тридцати пяти в строгом костюме серого цвета. Она поздоровалась, дежурно улыбнувшись, и связалась по селектору с боссом. И Катя, и Марк ожидали услышать ответ Короткова по громкой связи, но здесь царили свои порядки. Секретарь, больше похожая на референта, указала рукой на застекленные наполовину двери:

— Юрий Петрович сейчас примет вас. Плащ можете оставить здесь, — она сделала еще один жест в сторону пары массивных дубовых вешалок.

Марк принял ее предложение. Повесив плащ на вешалку, он открыл дверь и пропустил даму вперед. Они пошли просторным коридором, по правой стороне которого им встретились еще две комнаты с закрытыми дверями, типично служебные. И еще одна дверь, высокая и широкая, гостеприимно распахнутая. Катя успела шепнуть Марковцеву:

— Хоть намекни, какой у тебя план.

Сергей опередил ее на шаг и первым вошел в кабинет. Огромный кабинет, пол которого покрывали около десятка персидских ковров, а по углам стояли стилизованные под напольные канделябры торшеры. Сергей и Катя остановились посреди кабинета, в нескольких шагах от рабочего стола с изящно изогнутыми ножками, и переглянулись: хозяина в кабинете не было. Марк, оценивая богатую обстановку, бросил взгляд на то, что уже просилось называться обилием: на дверь. Она не сливалась со стеной, но создавала впечатление имитации, создавая еще больший уют и навевая мысли о скором приходе гостей. Или хозяина. «Скорее всего Коротков сейчас наблюдает за гостями, стоя за дверью», — предположил Марковцев.

Появление директора «Фирмы» было предсказуемым, но все равно Марк выставил ему за прием высший балл. Так встречают, по крайней мере, равных себе. В деловом английском костюме он походил на премьера и нес на лице такую располагающую улыбку, которая дается лишь с годами или после утомительных тренировок перед зеркалом. Улыбка была русской — Коротков не оголял по-американски зубы.

Марк сделал шаг ему навстречу. Они обменялись рукопожатиями.

— Хороший кабинет, — сделал Марк комплимент, демонстративно пробежав глазами по лепнине.

— Да, — подтвердил Коротков, продолжая дружески улыбаться, и заложил руки за спину. — Но вы видели кабинеты и богаче. Вы из мэрии? — спросил он, приглашая гостей пройти в комнату отдыха, демонстрируя максимум открытости. — Мне передали, вы представляете совет по реконструкции Москвы, — продолжил он, плотно закрыв дверь.

— По центру Москвы, — конкретизировал Марковцев, принимая предложение присесть за низкий продолговатый стол, сервированный яблоками. И был вынужден осмотреться и в этой комнате, которая лишь немногим уступала рабочему кабинету. С зеркалами, в которых отражались включенные торшеры и отсветы неработающей люстры, она была светлее, но отдавала прохладой.