Немые и проклятые - Уилсон Роберт Чарльз. Страница 23

— Где только люди находят время и деньги для игры в бинго? — проворчал Фалькон, когда они поднимались в квартиру.

Из какой-то дальней комнаты доносились крики: Кармен билась в истерике. Утром из Барселоны приехал ее муж, сейчас он был рядом с женой, пытаясь ее успокоить. На диване сидели подавленные дети Кармен и Марио между ними. Сеньор Кабелло провел полицейских в гостиную. Феррера опустилась на колени возле детей, и через несколько мгновений они уже возились и хихикали. Сеньор Кабелло пошел к дочери, но вернулся с зятем. Они вышли в кухню.

— Она не хочет видеть тела, — сказал зять.

— Они будут за стеклянной панелью, — пояснил Фалькон. — Покажется, что они спят.

— Я поеду, — спокойно и решительно сказал сеньор Кабелло.

— Как ваша жена? — спросил Фалькон.

— Состояние стабилизировалось, но все еще в реанимации без сознания. Буду признателен, если вы потом отвезете меня в больницу.

Фалькон сел на заднее сиденье к сеньору Кабелло, и Феррера влилась в предобеденный поток машин. Старик держал свои натруженные руки на коленях и не отрываясь смотрел на скрученную на затылке и заколотую шпильками косу Ферреры.

— Когда вы видели Лусию в последний раз? — спросил Фалькон.

— Мы у них обедали в субботу.

— Сеньор Вега был дома?

— Он приехал к обеду. Обкатывал новую машину.

— Как себя чувствовала ваша дочь?

— Думаю, вам уже известно, что она была нездорова. Она болела с рождения Марио, — сказал он. — Видеть ее в таком состоянии всегда было нелегко, но тот обед ничем не выделялся. Все шло как обычно.

— Я задам вопросы, которые могут причинить боль, — предупредил Фалькон. — Вы ближайшие родственники, только с вашей помощью мы сможем начать разбираться в личных отношениях вашей дочери и сеньора Веги.

— Он ее убил? — спросил сеньор Кабелло и впервые посмотрел Фалькону прямо в глаза — взглядом смертельно раненного человека.

— Мы не знаем. Надеемся, вскрытие все прояснит. Думаете, он мог ее убить?

— Этот человек был способен на все, — сказал сеньор Кабелло без надрыва, просто констатируя факт.

Фалькон молча ждал.

— Он был холодный, — продолжил сеньор Кабелло. — Безжалостный. Никого не подпускал слишком близко. Никогда не говорил о своих умерших родителях или о других родственниках. Он не любил мою дочь даже раньше, когда она была здоровой красивой молодой женщиной… когда… когда она…

Сеньор Кабелло зажмурился, вспоминая, на лице застыло выражение скорби.

— Вы заметили перемены в поведении зятя с начала этого года?

— Разве что он стал еще более замкнут, чем обычно, — сказал сеньор Кабелло. — Весь обед, бывало, мог просидеть в молчании.

— Вы спрашивали его, в чем дело?

— Он сказал, что устает на работе, ведет слишком много проектов одновременно. Мы ему не поверили. Моя жена была уверена, что у него есть женщина и с ней что-то не сложилось.

— Почему она так думала?

— Без особой на то причины. Она женщина. Видит то, чего не вижу я. Она не думала, чувствовала это сердцем.

— А вам не приходят в голову факты, подтверждающие, что у него была любовница?

— Он уделял слишком мало времени Лусии. Она ложилась спать раньше, чем Рафаэль возвращался после своих… занятий. А когда просыпалась, случалось, его уже не было, — проговорил сеньор Кабелло. — Вот в чем дело. И он всегда так вел себя с нашей дочерью.

— Соседи сказали, что рождение Марио сделало его счастливым.

— Так и есть. Он очень любил мальчика… а Лусии было трудно справляться с ребенком, когда эта чертова болезнь овладела ее рассудком. Нет, я не хочу сказать, что Рафаэль был совсем плохой. Уж со стороны-то он точно плохим не казался. Умел пустить в ход обаяние. Его истинное нутро мог разглядеть только тот, кто жил с ним рядом.

— А вам доводилось подолгу быть вместе?

— Мы проводили выходные на побережье. Там, казалось бы, он мог и расслабиться, а на деле ему становилось только хуже. Думаю, его тошнило при мысли о семье.

— Вы знаете, что случилось с его родителями?

— Сказал, что они погибли в автокатастрофе, когда ему было девятнадцать.

— Вы знаете больше, чем адвокат.

— Он бы никогда не сказал подобного Карлосу Васкесу.

— Он рассказал ему про отца-мясника, — заметил Фалькон. — И как тот его наказывал.

— Вы видели эту комнату в его доме, — сказал Кабелло. — Веге пришлось дать Карлосу Васкесу объяснение, вот он и рассказал про отца. Мне он никогда не рассказывал, что с ним делал отец. Поймите, он такой человек, не без странностей. Чрезмерно подозрительный, потому что уверен: все люди такие, как он, и доверять им нельзя.

— Вы удивились, когда Лусия решила выйти за него замуж?

— Тогда было трудное время.

Они остановились на светофоре. Между машинами на солнцепеке ходил африканский мальчик с непокрытой головой и продавал газеты. Сеньор Кабелло замолчал, подбирая слова. Светофор переключился.

— Как я сказал, Лусия была хороша собой, — продолжил Кабелло задумчиво, весь во власти воспоминаний. — В женихах недостатка не было… И она вышла за одного мужчину, у его отца была большая ферма в окрестностях Кордовы. Они жили на ферме и были очень счастливы, только Лусия не могла забеременеть. Она пошла к врачу. Ей сказали, что у нее все в порядке и что, возможно, им следует подумать про искусственное оплодотворение. Муж отказался. Для него это был удар — какой мужчина согласится признать, что с ним что-то не так! Сгоряча сорвались слова, которые назад не возьмешь, и брак распался. Лусия вернулась жить к нам. Ей было уже двадцать восемь, ее ровесники — те, что чего-то стоили, давно были женаты.

Я тогда еще владел участками земли в Севилье и ее окрестностях. Участки небольшие, но стратегически важные, без них нельзя было успешно осваивать территорию. Ко мне приходили многие застройщики, а самым настойчивым был тот человек, которого представлял Карлос Васкес. Лусия работала в банке «Бильбао». На апрельской ярмарке у банка всегда был свой павильон, всю неделю в нем проходили танцевальные вечера. Лусия прекрасно танцевала. Она жила ради апрельской ярмарки и ходила на танцы каждый вечер, чтобы ненадолго забыть обо всех проблемах и быть самой собой. Там-то они и познакомились. Рафаэль был важным клиентом банка.

— Он ведь на двадцать лет старше, — сказал Фалькон.

— Лусия упустила своих ровесников. Всех путных мужей разобрали. Те, что остались, ее не привлекали. А тут ею заинтересовался важный человек. Банковское начальство было в восторге. Ее начали замечать. Повысили. Он уже был богат. Нашел свое место в жизни. С ним было надежно. Это очень соблазнительно для того, кто считал, что остался за бортом.

— А вы как отнеслись к его ухаживанию?

— Мы просили ее убедиться, что мужчина в таком возрасте действительно хочет создать семью.

— А вас не удивляло, что он не был женат до этого?

— Но он был женат, инспектор.

— Да, я забыл, сеньор Васкес говорил, что потребовалось свидетельство о смерти его первой жены.

— Вега в свойственной ему манере сказал нам только то, что нас касалось. Та женщина была из Мехико. Не исключено, что она была мексиканка. Больше я ничего не знаю.

— Вы не боялись, что его сдержанность — следствие преступного прошлого?

— Вот теперь, старший инспектор, мне придется рассказать о моем позоре… Я был готов закрыть глаза на скрытность Веги. Я тогда почти бедствовал. У меня была земля, но ни гроша денег. Капитал, не приносивший никакого дохода. Рафаэль Вега все устроил. Он сделал меня своим деловым партнером. Несколько участков моей земли были проданы и принесли отличную прибыль. Мы построили дом, взяв кредит в банке «Бильбао», и сдали квартиры в аренду. Деньги потекли ко мне в карман. Вега сделал меня богатым. Вот так старый фермер, в сущности, простой крестьянин, поселился в пентхаусе в квартале Порвенир.

— Что это дало сеньору Веге, кроме руки вашей дочери?

— Один из участков, который я продал ему, был чем-то вроде ключа, открывшего ему широкие возможности для застройки в Триане. А другой участок очень хотели заполучить его конкуренты. Когда участок перешел в руки Рафаэля, им пришлось продать ему бизнес. Неудивительно, что он был ко мне щедрее, чем любой другой застройщик.