Немые и проклятые - Уилсон Роберт Чарльз. Страница 43

16

Суббота, 27 июля 2002 года

Дома, в прохладной спальне, Фалькон снял одежду, которая выдала его секрет Рамиресу. Он стоял под душем, смотрел сквозь запотевшее стекло двери и вспоминал слова Исабель Кано: «Думаешь, Инес — маленькая невинная девчушка?» Она знала. Потом фразу старшего инспектора Монтеса о Кальдероне: «Он вам нравится, инспектор. Никогда бы не подумал». Он знал. Фелипе и Хорхе, Перес, Серрано и Баэна. Все в суде, во Дворце правосудия знали. Вот что бывает, когда ты копаешься в собственных переживаниях и ничего не замечаешь вокруг. Не видишь даже, что кто-то трахает твою жену у тебя под носом. Фалькон потряс головой и вспомнил задачки по арифметике, которыми его мучил полицейский психолог. Когда вы разошлись с женой? Когда вы в последний раз занимались сексом? Если мы разошлись в июле, это, видимо, было в мае. В мае двухтысячного…

Фалькон оделся и вышел из дома. Он хотел выпить кофе перед встречей с Алисией Агуадо. Он купил «Эль Пайс», зашел в кафе и заказал в баре чашку черного кофе. Из офиса «Вега Конструксьонс» позвонила Кристина Феррера: бухгалтер взломал записную книжку Веги и нашел телефон русских — один номер на двоих, в городке Виламора в Альгарве, в Португалии.

Фалькон дал отбой и попытался почитать газету, но со страницы на него смотрела Консуэло. Воспоминания о прошедшей ночи вытеснили мысли об унизительной для него интрижке Инес. Фалькон видел глаза Консуэло, когда он погружался в нее, слышал слова: «Я хочу видеть тебя в себе». Боже! Горло сдавило, он не мог сглотнуть. Заголовки новостей расплывались. Ему пришлось встряхнуться, чтобы вернуться к действительности, к своему кофе, к людям, сидящим вокруг.

Секс много значил для Консуэло, и она была великолепной любовницей. Когда приближался оргазм, она издавала глухой рык самки, а потом удовлетворенно стонала, как спринтер, достигший финиша. Ей нравилось быть сверху, и, когда все заканчивалось, она склонялась над ним, задохнувшаяся, отрешенная, волосы растрепаны, пряди прилипли к лицу, грудь вздрагивала при каждом вздохе. Фалькон раньше считал, что они с Инес подходят друг другу в постели. Но теперь понял, что это не так: было в ней что-то отстраненное, скрытное. Как будто она все время стеснялась, полагая, что не стоит таким образом раскрывать себя.

Неужели именно так работает сознание, когда тебя влечет к другому партнеру? Убеждает тебя, что последний был не так уж хорош? Может быть, Кальдерон уже разглядел, что в Инес вовсе нет той «инакости», о которой говорила Исабель Кано? Инес красива, умна, привлекательна, но он без труда предугадывает ее мысли и поступки…

В кармане завибрировал мобильный, и в этот момент Фалькон вдруг понял, что ему не больно. Его больше не касалась жизнь Инес, не имела для него никакого значения. Плевать он хотел на Инес и Кальдерона и на то, что с ними случится в будущем! Он физически ощущал освобождение, легкость, чувствовал, как рвутся и исчезают путы, со свистом взрезая воздух. Фалькон улыбнулся, оглядел восхитительно равнодушных посетителей кафе и ответил на звонок Алисии Агуадо, которая спросила: где, черт возьми, его носит?

Он пришел не на консультацию, так что они поцеловались вместо обычного приветствия, и Алисия тут же заметила в нем перемену.

— Ты счастливый, — сказала она.

— Я наконец-то кое в чем разобрался в своей жизни.

— Ты занимался сексом.

— Ну, я же не на приеме.

Они поехали в Санта-Клару на встречу с Пабло Ортегой. Никто не ответил, когда Фалькон позвонил у ворот, но он заметил, что деревянная дверь открыта. Они закашлялись от смрада из канализации, о которой Фалькон предупредил. Агуадо держала Фалькона под руку, пока они пробирались в кухню по другую сторону дома. Был уже двенадцатый час, Ортега не показывался.

— Наверное, гуляет с собаками, — предположил Фалькон. — Давай сядем у бассейна и подождем.

— Не знаю, как он может жить в такой вони.

— Внутри она не чувствуется. Та часть дома изолирована.

— Я бы задумалась о самоубийстве, даже если бы пришлось каждый день проходить мимо.

— Пабло Ортегу вообще не назовешь счастливчиком.

Фалькон усадил ее за столик у бассейна и пошел по краю к более глубокой стороне. Он встал на маленький трамплин и посмотрел вниз. Похоже было, что на дне лежит мешок. Он нашел возле бассейна багор. На одном конце была сетка, на другом — крючок.

— Хавьер, что ты делаешь? — спросила Алисия, озадаченная его молчанием.

— На дне бассейна лежит мешок. Похоже на старый пакет для удобрений.

Мешок был тяжелый. Его пришлось подтолкнуть к бортику, протащить по дну до мелкого места, и только там удалось его поднять. Он, должно быть, весил килограммов тридцать. Фалькон развязал бечевку и ахнул, увидев страшное содержимое.

— Что там? — спросила Алисия, в панике вскакивая на ноги.

— Каллас и Паваротти, — сказал Фалькон. — Собаки Ортеги.

— Кто-то утопил его собак?

— Мне кажется, он сделал это сам, — ответил Фалькон.

Фалькон попросил ее посидеть возле бассейна, а сам подошел к двери кухни, которая была лишь прикрыта. Фалькон отворил ее и сморщился, в помещении отвратительно пахло. На столе стояли две пустые бутылки из-под «Торре Муга». Он прошел в гостиную, там была еще одна пустая бутылка и коробка сигар «Кохиба», которые Ортега предлагал ему вчера вечером. Стакана не было. Запах канализации усилился, и он понял, что изоляция, отгораживающая часть дома, сломана. Дверь в коридор была распахнута, дверь в другом конце коридора, ведущая в комнату с поврежденным коллектором, приоткрыта.

В коридоре на полу валялся пустой пузырек из-под нембутала без крышки. Фалькон толкнул дверь. Деревянные доски и пластиковые панели валяются у стены, которая треснула, когда просел грунт. Рабочие вскрыли пол, чтобы оценить повреждения. Уцелевшие плитки пола усеяны осколками бокала Ортеги, в углу валялся окурок его сигары. В дыре, прямо у поверхности сточных вод виднелась бело-желтая ступня правой ноги Пабло Ортеги. Фалькон связался по мобильному с участком. Он попросил немедленно сообщить судебному следователю Кальдерону, поскольку эта смерть могла иметь отношение к делу Веги. Вызвал еще Кристину Ферреру, а Рамиреса велел не беспокоить.

Фалькон отступил из комнаты и пошел по коридору в хозяйскую спальню. На нетронутом мягком бордовом покрывале лежало два письма: одно Хавьеру Фалькону, другое Себастьяну Ортеге. Он не тронул их и вернулся к испуганной Алисии Агуадо, которая так и сидела у бассейна. Фалькон сообщил, что Пабло Ортега, судя по всему, покончил с собой.

— Поверить не могу, — сказал Фалькон. — Я видел его вчера вечером, он намеревался как следует напиться, но был любезен, обаятелен, щедр. Настаивал, чтобы я сегодня посмотрел его коллекцию.

— Он уже вчера решил, — прошептала Алисия, обхватив себя руками, словно мерзла при температуре выше сорока градусов.

— Черт, это я виноват! Разворошил прошлое…

— Никто не виноват в самоубийстве другого, — твердо оборвала его Алисия. — У Пабло была своя жизнь, и никто не мог ее изменить.

— Конечно. Я хотел сказать, что ускорил события, слишком надавил на него.

— Ты с ним говорил не только о Себастьяне?

— Я думал, у него есть информация, которая поможет моему расследованию.

— Он был подозреваемым?

— Нет, но я заметил, что он сильно нервничает. Вопросы, которые я задавал про сына или Рафаэля Вегу, почему-то его тревожили.

— Удовлетвори любопытство профессионального психолога: как он покончил с собой? — спросила Алисия.

— Напился, наглотался снотворного и утопился в канализации.

— Он все тщательно спланировал, правда? Утопил собак…

— Вчера вечером, кстати, я спрашивал про собак, — вспомнил Фалькон. — Пабло сказал, что они спят. Наверное, он их уже убил.

— Есть предсмертная записка?

— Два письма: одно мне, другое сыну. Я их не имею права трогать до приезда дежурного судебного следователя.