Холодная ярость - Зверев Сергей Иванович. Страница 9

– Ну, так включи телевизор, – осадила сына мать, – найди себе какой-нибудь боевик. Пощелкай каналами, наверняка найдешь. А мне, может, с гостем поговорить хочется. Все-таки новый человек, твой сослуживец.

– Про Оксфорд, что ли? – всерьез озаботился Локис.

– А хотя бы и про него, – поддакнула мать. – Человек, видишь, о будущем печется, думает, как жизнь свою дальше обустраивать.

– Ага, – согласился Володя, – сперва для банкиров танцевал, а теперь сам в банкиры метит. Ничего не поделаешь, законы эволюции. – Он со вздохом поднял свою рюмку и произнес: – Наш Коноваленко, капитан, который нас у болота встретил, – пояснил он Кондратьеву, – любит повторять: «Народ, который плохо заботится о своей армии, рано или поздно будет вынужден хорошо заботиться о чужой». Так вот – выпьем за нашу армию, – подытожил он и опрокинул содержимое рюмки в рот. – Я не против банкиров и бизнесменов, – продолжал он, переведя дух, – от них никуда не денешься. Хотя раньше как-то обходились. Я за настоящих мужиков, которые могут защитить и себя, и мать, и Родину, – с хмельным пафосом закончил Локис свой монолог.

– А я что, по-твоему, себя защитить не могу? – Александр воспринял выпад друга в свой адрес.

– Можешь, – признался Локис. – Я сегодня на спарринге лично убедился.

– И что, мне теперь, по-твоему, один путь определен? Всю жизнь бегать через болото по горло в вонючей воде? Премного благодарен. – Кондратьев театрально поклонился. – Это можно проделывать, пока здоровье позволяет. А потом что? Спецназовцы, как и спортсмены, долго в профессии не живут, – вынес он свой окончательный вердикт.

– Как это? – не согласился Локис. – А Комаров наш, Василий Игнатьевич, бывший наш командир роты? Он, кстати, в нашей части служит, тебя хорошо помнит и словечко за тебя замолвил. Капитан Коноваленко, опять же. Их, по-твоему, в расход списать надо?

– Это же офицеры, балда. – Кондратьев снисходительно глянул на непонятливого друга. – Отцы-командиры. Они небось кроссы каждый день не наяривают. Я же о рядовых толкую, о таких же парнях, как мы с тобой. О людях, которые не приказывают, а эти самые поставленные задачи выполняют. Ты представляешь себя в сорок лет, при полной амуниции бегущим по болоту, как сегодня? Я себя – нет.

– А че? – Володька на секунду задумался и потянулся за очередной порцией спиртного. – Мне в армии нравится. Надежные друзья, уважают меня по-настоящему, а не карьерным жополизством занимаются. Мир посмотреть можно…

– Какой мир? – встрепенулась Антонина Тимофеевна, доселе внимательно слушавшая безобидную перебранку сослуживцев.

– Мамуля, приготовь мне под сигаретку кофе, а? – попросил он маму, деликатно удаляя от мужского разговора. – Очень курить хочется.

Мать послушно двинулась на кухню, и, дождавшись ее ухода, Локис продолжал:

– Я, конечно, на красный «Феррари» на этой службе не заработаю, но не всем же на них ездить. И генералами не всем быть. Кто-то должен оставаться и простым исполнителем. Моя должность и звание на данный момент меня вполне устраивают.

– Вот именно, что на данный момент, – акцентировал Кондратьев.

– А чего заглядывать на годы вперед, а, Башка? – пожал плечами Володька. – Жизнь по-всякому повернуться может. Поживем – а там посмотрим.

– Хорошо тут у вас. – Тема разговора была исчерпана, и Кондратьев стал закругляться. – Вроде бы и Москва, а вроде бы и нет. Свой уклад, своя жизнь…

– Это точно. – Локис расплылся в широкой улыбке. – Балашиха – это отдельный разговор. Мне, по правде говоря, не очень нравится толкотня. Я больше простор люблю.

– А я вот к столице привык… – резюмировал Сашка. – Ну, давай на посошок. Время позднее, пора и честь знать.

– Какой-то у тебя друг… Непонятный. А я непонятных людей не люблю, – бросила сыну Антонина Тимофеевна, когда тот, проводив гостя, пришел на кухню выкурить под кофе сигарету.

– А чего в нем непонятного? – удивленно глянул на мать Локис. – Учиться пацан хочет. К нам пришел подработать. Для того и существует у нас контрактная система. Хочешь – продавайся на два года, хочешь – на пять. Можешь и на всю жизнь.

– Какой-то он… чересчур уж расчетливый и прагматичный, – покачала головой опытная женщина.

– Скажешь тоже! – не согласился с матерью сын. – Он же не подался опять в стриптиз, а к нам пришел. А службу в нашей части пряником никак не назовешь.

– И опять же, что это за профессия для мужика – стриптизер? – не унималась Антонина Тимофеевна.

– Профессия, ма, конечно, говно. Тут я с тобой согласен. – Володька кивнул головой. – Ну а что делать после армии пацанам без профессии? Я вон в литейке целый год корячился. Он в стриптизеры подался. В бандиты же не пошел и не воровал, вот что главное. Да я уверен, что он понял, в чем его призвание. Только для виду хорохорится, сопротивляется. Понятно, что поначалу тяжело. Ничего, привыкнет. Через пару месяцев ты от него услышишь совсем другую песню!

– Твои бы слова, сынок, да богу в уши… – озабоченно вздохнула мать и принялась убирать со стола остатки пиршества.

Глава 7

Виктор Викентьевич сладко потянулся в утробе тяжеловесного «Боинга-767» и посмотрел на часы. Спал он, оказывается, не так уж и много, и до конца полета оставалось еще добрых два часа.

Новоявленный мультимиллионер после сна протер влажной пахучей салфеткой лицо и с любопытством осмотрел салон бизнес-класса. За последние несколько дней он так измотался морально и физически, что, оказавшись в удобном кресле авиалайнера, тут же уснул.

Впрочем, любопытство господина Еременко носило очень даже персонифицированный характер. Его мало интересовали холодно-вежливые теперь уже коллеги – представители дипломатического корпуса из нескольких стран. Немного привлек своей экзотичностью «арабский шейх», так охарактеризовал для себя Виктор Викентьевич восточного типа человека, одетого в цивильный европейский костюм, но в белоснежном тюрбане, в котором гордо, хоть и одиноко, поблескивал крупный рубин.

Кроме дипломатов и шейха, в салоне летела пожилая парочка американцев, которые всю жизнь не покладая рук работали лишь для того, чтобы оплачивать счета по кредитам и вот теперь, в свои семьдесят лет, позволить себе попутешествовать по старушке Европе.

Пересекали Атлантику и несколько бизнесменов, которые даже во время полета не переставали щелкать клавиатурой своих ноутбуков. Они бы с удовольствием полетели и в салоне попроще, сэкономив при этом пару сотен долларов, но приходилось держать респект. Что поделать, если Карнеги перевернул понятия с ног на голову?

Кроме публики, характерной для пассажиров салона бизнес-класса, летела и одна весьма экзальтированная личность: до неприличия волосато-бородатый мужчина лет пятидесяти, в потертых джинсах и ковбойской шляпе. Явно один из последних представителей давно вымерших хиппи. Скорее всего, даже один из их лидеров или музыкальных рок-кумиров, списанных нынче за ветхостью в утиль.

Отыскался и предмет любопытства Виктора Викентьевича – давешний незаметный человечек с заурядной внешностью клерка. Вот он в бизнес-классе смотрелся не совсем уместно. Но Еременко догадывался, по какой причине он здесь оказался, и даже мило улыбнулся незнакомцу, встретившись с ним взглядом.

До конца полета времени еще достаточно, и Виктор Викентьевич стал размышлять, чем бы занять эти часы. Он уже хотел было отдаться во власть киноиндустрии, как бортовое радио, хрипнув, милым и вежливым голосом стюардессы сообщило, что прибытие их рейса в Рейкьявик задержится на полчаса.

Еременко тут же нажал кнопку вызова, и уже через несколько секунд одна из миловидных бортпроводниц стояла у подлокотника его кресла.

– Какого черта? – раздраженно бросил Еременко. – Что еще за задержки?

– Извините, – девушка мило улыбнулась, – но сейчас в Атлантике проходят военные учения, и наш воздушный коридор временно закрыт. Поэтому мы должны немного изменить курс в сторону Гренландии. Получается небольшой крюк, поэтому время в полете займет чуть больше обычного. Приносим извинения за причиненные неудобства по не от нас зависящим причинам. – Девушка еще раз улыбнулась и поинтересовалась, не хочет ли мистер что-нибудь съесть или выпить.