Вампир Лестат - Райс Энн. Страница 124

Мой спутник повернулся и направился к двери. Однако на самом пороге обернулся и посмотрел на раскрашенные саркофаги.

– Когда прах рассыплется, души их наконец обретут свободу, – сказал он.

– Тогда почему вы сами не рассеете их прах? – спросил я, стараясь не показаться чересчур отчаявшимся и потерявшим всякую надежду.

– А разве я должен? – удивленно переспросил он. – Ты считаешь, что я должен сделать это?

– Ты меня об этом спрашиваешь?

Он вновь издал сухой смешок и пошел вперед по коридору в сторону помещения, из которого лился свет.

Это была библиотека. Войдя, я увидел несколько горящих в разных концах комнаты свечей, ромбообразные деревянные подставки для пергаментов и свитки папирусов на полках.

Попав сюда, я даже обрадовался, потому что библиотеки были, по крайней мере, чем-то хорошо мне знакомым. Они оставались единственным местом обитания людей, где я по-прежнему находил отголоски древнего человеческого разума.

Однако я невольно вздрогнул, увидев здесь еще одно существо – еще одного из нас. Устремив взгляд в пол, оно сидело за стоявшим сбоку письменным столом.

У него вообще не было волос, и, хотя он был черен с ног до головы, его гладкая кожа блестела, словно только что смазанная оливковым маслом. Черты лица можно было назвать красивыми; рука, спокойно лежавшая поверх складок его белой полотняной юбки, была изящной; на обнаженной груди рельефно выделялись хорошо развитые мускулы.

Когда он обернулся и посмотрел в мою сторону, между нами мгновенно пронеслось нечто такое, что находится за пределами тишины и молчания и что доступно только таким, как мы.

– Он самый старый из нас, – произнес тот, кто привел меня, – и ты сам можешь видеть, как он перенес огонь. Но он не станет говорить с тобой. Он молчит с тех самых пор, как все это случилось. Однако ему известно, где находятся наши Мать и Отец и почему это произошло с нами.

Старейший продолжал молча смотреть перед собой. На лице его застыло странное выражение – одновременно и насмешливое, и саркастическое, и даже несколько презрительное.

– Еще до того, как случилось несчастье, – продолжал мой спутник, – Старейший редко разговаривал с нами. Огонь не изменил его, не сделал более общительным. Он сидит здесь, погрузившись в молчание, и все больше становится похожим на наших Мать и Отца. Иногда он читает. Иногда даже бродит по верхнему миру. Он пьет кровь и слушает выступления певцов. Иногда танцует. Беседует со смертными на улицах Александрии, но никогда не заговаривает с нами. Ему нечего нам сказать. Но он знает… знает, почему это случилось с нами.

– Оставь меня с ним наедине, – попросил я.

Я чувствовал то же, что чувствовал бы, наверное, каждый на моем месте. Я думал о том, что заставлю его говорить, что мне удастся сделать то, что никому до меня не удавалось, – я непременно вытяну из него хоть что-нибудь. Должен сказать, что мною руководило не только тщеславие. Я был уверен в том, что именно он приходил ко мне, когда я лежал в своей спальне. Это он стоял в проеме двери и наблюдал за мной.

К тому же я почувствовал что-то в его взгляде. Не то проявление незаурядного ума, не то интерес ко мне, не то признание, что у нас с ним есть нечто общее, – так или иначе, но что-то в его взгляде было.

Я понимал, что принес с собой знания и возможности совершенно иного мира, неизвестные богам рощи, неведомые даже тому израненному богу, который стоял рядом со мной и в отчаянии смотрел на Старейшего.

Тот, который был слабее, исполнил мою просьбу и вышел. Я приблизился к столу и прямо взглянул на Старейшего.

– Что я должен сделать? – обратился я к нему по-гречески.

Он коротко взглянул на меня, и я вновь увидел в его глазах то, что назвал незаурядным умом.

– Могу ли я задать тебе несколько вопросов? – продолжал я, тщательно выбирая тон, в котором не было ни излишней церемонности, ни чрезмерного благоговения; я старался обращаться к нему с максимальной простотой.

– А что именно ты ищешь и хочешь узнать? – неожиданно холодно заговорил он на латинском языке.

Уголки его губ опустились, а в отрывистом и резком тоне послышался вызов.

Я с облегчением перешел на латынь.

– Ты слышал, о чем я говорил с тем, другим. О том, как в стране кельтов меня создал бог рощи, а затем послал сюда и велел узнать, почему погибли в огне прежние боги.

– Ты пришел не от имени бога рощи! – воскликнул он все с тем же сардоническим выражением лица.

Голова его оставалась опущенной, он поднял на меня лишь глаза, отчего выражение их сделалось еще более вызывающим и презрительным.

– И да и нет, – ответил я. – Если мы можем погибать таким образом, я хочу знать, почему это происходит. То, что уже однажды случилось, может повториться вновь. Кроме того, мне хотелось бы знать, действительно ли мы являемся богами, и если это так, то каковы наши обязательства перед людьми. Действительно ли существуют Мать и Отец, или это всего лишь легенда? Как все началось? Конечно же, мне хочется узнать и об этом.

– Случайно.

– Случайно?!

Я подался вперед, мне показалось, что я ослышался.

– Совершенно случайно, – холодно и снисходительно повторил он, всем своим видом демонстрируя, что считает мой вопрос абсурдным. – Это началось четыре тысячи лет назад и с тех пор окутано мистикой и религиозными тайнами.

– Ты говоришь правду?

– А зачем мне тебя обманывать? Почему я должен защищать тебя от истины? Почему должен утруждать себя сочинением лживых объяснений? Ведь я даже не знаю, кто ты. И мне нет до тебя никакого дела.

– Тогда объясни, что ты имел в виду, говоря, что это произошло случайно, – настойчиво попросил я.

– Не знаю… Могу объяснить, а могу и нет. Я и так за эти несколько минут сказал больше, чем за многие годы. Рассказ об этой случайности может оказаться таким же мифом, как и те, которые постоянно пересказывают. Люди всегда предпочитают мифы. Именно этого хочешь и ты, не так ли? – Он повысил голос и легко поднялся из-за стола, словно проснувшийся в нем гнев заставил его вскочить на ноги.

– Ты желаешь услышать историю нашего возникновения, нечто похожее на историю происхождения иудеев, на поэмы Гомера или беспомощный лепет ваших Овидия и Вергилия? Огромное сверкающее море символов, из которых будто бы возникла сама жизнь? – Он опустил на стол сжатую в кулак руку и едва не кричал, под гладкой кожей на лбу выступили вены. – Такого рода сказками заполнены все документы, лежащие в этих комнатах, их фрагменты можно найти в гимнах и песнопениях. Хочешь их услышать? Они так же правдивы, как и все остальное!

– Расскажи мне то, что захочешь, – ответил я, стараясь оставаться спокойным.

От его голоса было больно ушам. Я ощутил какое-то движение в соседних комнатах. Такие же слабые, высохшие существа, как и то, которое привело меня сюда, крадучись бродили вокруг.

– А начать ты можешь с объяснения, – ехидно продолжал я, – зачем ты приходил ко мне в комнату здесь, в Александрии. Это ты указал мне дорогу сюда. Почему ты это сделал? Чтобы наброситься на меня с упреками? Чтобы осыпать проклятиями в ответ на мою просьбу рассказать, как все началось?

– Успокойся.

– То же самое я могу сказать тебе.

Он молча взглянул на меня и вдруг улыбнулся. Потом, словно приветствуя, поднял обе руки кверху и пожал плечами.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этой случайности. Я готов умолять тебя, если это поможет. Скажи, что я должен сделать, чтобы заставить тебя поведать всю историю?

Он несколько раз заметно изменился в лице. Я мог чувствовать проносящиеся в его голове мысли, хотя не мог их услышать. Я ощущал резкую смену его настроений. Когда он заговорил снова, голос его был хриплым, как будто он боролся с душившим его горем.

– Так слушай же нашу древнюю историю, – начал он. – За много веков до создания письменности наш добрый бог Осирис, первый фараон Египта, был убит злодеем. После того как его жена Исида собрала воедино все части его тела, он стал бессмертным и с тех пор управлял царством мертвых, царством луны и ночи. Ему и великой богине приносились кровавые жертвы, и он выпивал эту кровь. Однако жрецы стремились украсть секрет его бессмертия, и потому культ Осириса был окутан великой тайной, местонахождение его храмов было известно только тем немногим избранным почитателям, которые охраняли его от бога солнца, способного в любой момент отыскать Осириса и уничтожить горячими лучами. Теперь ты понимаешь, в чем состоит истинность легенды. Древний царь обнаружил нечто такое – а быть может, он просто стал жертвой ужасной случайности, – что сделало его обладателем великой силы, которая могла быть использована для совершения страшных зол теми, кто его окружал. Поэтому он сделал из своей великой силы объект для поклонения, стремясь окружить ее разного рода обязательствами и ритуалами, ограничить число имеющих доступ к Могущественной Крови теми, кто стал бы использовать ее только для белой магии и больше ни для чего. Вот так мы и появились.