Последний в черном списке - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 7
Валентина ушла. Куда, Елизаров не знал, да сейчас его это и не сильно интересовало.
На журнальном столике, стоящем впритык с сервантом, располагалась черно-белая фотография Сергея. Время от времени взгляд Елизарова останавливался на снимке, и он машинально отмечал, какое беззаботное и счастливое лицо у сына было в тот день. Фотография была сделана в день рождения Сергея, когда ему исполнилось одиннадцать. Владислав отлично помнил этот день. Собралось много гостей: родственники, друзья Сергея, было несколько человек и из университета, коллеги Елизарова-старшего. Сергей много смеялся…
И вот теперь… Сережи не стало. Елизаров отвечал на телефонные звонки, кто-то заходил к ним домой лично. И все выражали искренние соболезнования. Но что могли эти соболезнования изменить? Что они значили сейчас?
Телевизор все время оставался включенным. Елизаров рассеянно следил за новостями. В душе еще теплилась какая-то абсурдная надежда на то, что, может быть, в этой нелепой катастрофе погибли не все. И вдруг окажется, что среди случайно выживших будет и Сережа… Но надежды на чудо таяли с каждым сообщением с места трагедии в Подмосковье. Репортеры мусолили одну и ту же тему, только в слегка измененных вариантах. Каждый кадр болью отзывался в сердце Владислава…
Елизаров отслеживал новости еще и потому, что хотел знать, как и почему все-таки произошла трагедия. Хотелось знать, кто же виноват, на чьих плечах лежит ответственность за произошедшее.
– Ты не принесешь мне водички, Владик?
Голос жены, сдавленный рыданиями, прозвучал откуда-то издалека. Елизаров обернулся. Она уже не лежала, а сидела на диване с красными от слез глазами. Волосы Марины растрепались. В руках она нервно комкала основательно пропитанный слезами носовой платок. Елизарову показалось, что жена за последние сутки постарела лет на пятнадцать. Впрочем, и он сам, вероятно, выглядел ничуть не лучше.
– Да, конечно.
Елизаров прошел в кухню, взял с полочки чистую чашку и налил в нее воду из фигурного графина. Вспомнилось, что в дни, которые Сережа проводил дома, Марина в этот графин наливала холодный компот. Персиковый. Такой, какой и любил сын. В очередной раз за сегодняшний день в горле у Владислава встал ком. Хотелось, подобно жене, заплакать, разрыдаться в голос. Но Елизаров не умел плакать. Слез никогда не было, даже в детстве.
Вернувшись в гостиную, он подошел к жене и протянул ей чашку с водой. Она принялась жадно пить, продолжая при этом всхлипывать. Елизаров стоял рядом и молча наблюдал за ней.
– Как теперь жить, Владик? – Марина вернула ему пустую чашку. Голос все такой же тихий и безликий.
– Не знаю, – честно ответил Елизаров. – Но как-то надо, Марина. Надо держаться… вместе.
Она снова разрыдалась и зарылась лицом в подушку. Елизаров пристроил чашку на тумбочке справа и отошел в глубь гостиной. На экране возникла заставка новостей, и он немного прибавил звук. Остановился возле телевизора, опершись рукой о его корпус.
– Час назад Федеральная служба безопасности официально заявила, что дело о разбившемся пассажирском лайнере закрыто, – сухо прокомментировала дикторша, держа сложенные в замок руки перед собой. – Виновные понесли наказание… А сейчас наш специальный корреспондент с места событий в Петербурге, где сегодня утром…
Елизаров не поверил собственным ушам. Дело закрыто! Вот так просто!.. Двести погибших пассажиров, а виновные понесли наказание, и только. Кто эти виновные? Экипаж военного самолета? Пилоты лайнера? Диспетчеры? Синоптики? Террористы? Кто?..
Елизаров буквально задохнулся от негодования. Отлепившись от телевизора, он перевел взгляд на фотографию сына. Сережи больше нет, а он даже не знает, кто повинен в его гибели.
– Что они сказали? – Марина опять подняла голову.
Елизаров ничего ей не ответил. Не нашелся, что сказать. Стремительным шагом покинув гостиную, он направился в спальню и лицом вниз упал на кровать. Затем перекатился на спину и бессмысленным пустым взглядом уставился в потолок. В квартире зазвонил телефон, но Елизаров не стал вставать. Марина, как он знал, тоже не станет снимать трубку. Выслушивать все эти бесконечные соболезнования оказалось выше ее человеческих сил. От этой миссии она отказалась сразу.
Машинальным движением Елизаров скользнул рукой в нагрудный карман рубашки и выудил пачку «Парламента». Достал сигарету, вставил ее в зубы и прикурил. Бороться с этой пагубной привычкой он уже не собирался. Теперь все это теряло смысл…
Густая сизая струйка дыма потянулась под потолок. Елизаров смотрел на нее и слушал, как надрывается телефон. Мысли стремительно проносились у него в голове, хаотично сменяя друг друга.
Егор остановился у подъезда и посигналил. Распахнул водительскую дверцу и поставил ногу на асфальт. Настроение у него сегодня было приподнятым. Это случится! Это должно было случиться рано или поздно, и вот сегодня… Долго, конечно, но Валентина стоила таких ожиданий. Егор посигналил еще раз.
Она вышла из подъезда, и молодой человек с трудом узнал свою возлюбленную. Бледное, почти меловое лицо, осунувшиеся плечи, суетливая шаркающая походка. Егор никогда не видел Валю в таком виде.
– Валя, что?.. – Он выбрался из салона ей навстречу и далеко не с той помпезностью, которую планировал, протянул Валентине огромный букет чайных роз. – Что-то не так? Что случилось?
Она даже не взглянула на цветы. Не говоря уже о том, чтобы принять их. Подняла на Егора лицо, и молодой человек заметил, что ее глаза полны слез. Губы слегка подрагивают.
– Да что с тобой? Ты мне скажешь? – Он забросил букет обратно в салон и, взяв девушку за плечи, немного встряхнул ее: – Валя!
– Мой брат… Сережка… Он погиб.
– Как это погиб? – не понял Егор.
Валентина уткнулась ему в грудь и, уже не сдерживая рвущихся наружу слез, разрыдалась.
– Помнишь, я говорила тебе вчера, что он улетел в Женеву?.. Родители сильно волновались… И не напрасно. Они разбились! Двести пассажиров. И среди них мой брат… Ты не смотрел телевизор?
Слезы душили девушку, и Егор мог разобрать далеко не все ее слова. Но суть он ухватил. И вдруг неожиданно для самого себя почувствовал, как по его спине пробежали мурашки.
– Прими мои соболезнования… – он и сам толком не знал, что следует говорить в таких случаях.
Но Валентина и не слышала его.
– Не могу находиться дома, – призналась она, немного успокоившись. – Мама все время плачет, отец мечется, как лев в клетке, все звонят, сочувствуют. Да еще этот включенный телевизор, где постоянно напоминают о трагедии… Зачем он это смотрит? Что еще хочет услышать?
Егор гладил ее по спине.
– Поедем куда-нибудь на природу? – предложила она. – Я чувствую, что мне просто необходимо глотнуть свежего воздуха.
Он готов был застонать от досады. В эту секунду мысли о гибели брата Валентины, ее слезы – все вылетело из головы Егора. Все, кроме одного. Чертов разбитый самолет стал новым неожиданным препятствием на пути к тому, к чему он так стремился. Валя не собиралась ехать к нему, как они договаривались вчера. Не собиралась дарить ему свою девственность. Ее можно, конечно, понять, но ему-то каково! Почему он должен обламываться из-за каких-то пьяных пилотов или чего-то там еще, что послужило причиной трагедии.
– Я надеялся, что мы посидим у меня, – он все же решил попробовать. – Купил шампанского, заказал ужин…
– Егор! – Валентина отстранилась от него так резко, словно ее ударило током. – Как ты можешь?! У меня умер брат, а ты…
– Валя, успокойся, – интонации получились немного жестче, чем он рассчитывал. – Я не предлагал тебе ничего такого. Просто посидеть, сменить обстановку, так сказать. Хотя вчера мы договаривались… И это тоже могло бы помочь тебе развеяться…
– Ты – дурак? Да?
Она толкнула его в грудь двумя руками, и Егор едва не потерял равновесие, успев в последний момент ухватиться за раскрытую дверцу машины. Первым рефлекторным желанием было ударить ее в ответ. Наотмашь, по лицу. Но Егор сдержался. Вовремя вспомнил, кто перед ним и чем подобный поступок может обернуться в дальнейшем.