Дворец в камышах - Серова Марина Сергеевна. Страница 10

— А вы ничего не знаете о завещании? — спросила я.

Роман Евгеньевич отрицательно покачал головой. Как это ни странно, о письмах с угрозами Красноперов тоже ничего не знал. И вообще, Роман Евгеньевич играл роль постоянного любовника Золотавиной по просьбе ее сына и не лез в другие дела. За свою высококачественную работу, как назвал свою деятельность сам Красноперов, он получил приличную сумму денег и тут же расстался с Еленой. Больше о ней и ее сыне он ничего не слышал.

Вообще, вся ситуация показалась мне странной. Зачем было Жене нанимать любовника для собственной матери? Ведь Елена при желании могла и сама найти себе достойного кавалера. С ее внешними данными и достойным материальным положением недостатка в ухажерах не должно быть. Стоп! Материальный достаток?! А не это ли нужно было Евгению? Если бы на месте Красноперова оказался более хитрый мужик, плакало бы наследство великовозрастного ребенка. Какой-нибудь альфонс вынудил бы Елену поделиться с ним своим состоянием или же, на худой конец, вообще обобрал бы ее до нитки. А Роман Евгеньевич был подсадной уткой и рассчитывал на меньший куш. Зачем? Зачем его нанял Женя?

Ответ на этот вопрос я нашла совершенно неожиданно, когда Красноперов уже вышел из моей машины и вернулся к себе домой. Я не спешила покидать его двор. Мне надо было серьезно подумать над полученной информацией, слишком уж неожиданным был рассказ Красноперова. На разрешение задачи меня навел услышанный мною обрывок разговора проходившей мимо молодой мамы с подрастающим сыном. Мальчику было не больше десяти лет. Он со слезами на глазах клянчил у матери деньги и бормотал:

— Что тебе стоит купить мне эту игрушку? У Сереги такая есть, у Вовчика тоже… У тебя же денег много. Она стоит недорого.

— Нет, Павлик, — категорично ответила строгая мамаша. — Вот когда вырастешь, пойдешь работать, тогда и купишь себе все, что захочешь.

— Работать? А зачем? — с наивной простотой поинтересовался сопляк. — У тебя же есть деньги. Они все ко мне перейдут, как только ты умрешь. Зачем мне работать? У меня и так все будет.

— Взрослые люди должны сами себя обеспечивать, — настоятельно рекомендовала мама, ничуть не обидевшись на сына.

— А я у тебя деньги украду и не буду работать, — заявил сынок.

Он что-то еще сказал, но я уже не смогла это услышать. Прохожие отошли от моей машины на приличное расстояние. Я посмотрела им вслед, поразившись цинизму ребенка. Неужели сейчас все дети так воспитаны? И вдруг меня осенило. А не хотел ли Евгений ограбить свою мать? Может быть, все эту историю с завещанием он придумал только для того, чтобы присвоить себе деньги матери? А записки с угрозами он писал, чтобы вывести бедную женщину из равновесия. Надо узнать, не слабое ли у Елены сердце. Возможно, сын надеялся, что такого психологического напряжения мать долго не выдержит.

Прозвучал звонок моего мобильного. Я взглянула на дисплей и увидела незнакомый ряд цифр. «Наверное, ошиблись номером», — подумала я и отозвалась с некоторым раздражением:

— Здравствуйте, я звоню вам по просьбе Елены Юрьевны, — сообщила собеседница. — Вас зовут Татьяна?

— Да. А с кем я разговариваю? — позволила я себе поинтересоваться.

— Клавдия Петровна, горничная в доме Золотавиной, — представилась женщина. — С Еленой Юрьевной случилось несчастье. Не могли бы вы подъехать в Первую областную больницу?

— Что с ней случилось? — нетерпеливо спросила я, одновременно нажав на газ и тронувшись с места.

— Сердечный приступ, — сообщила горничная. — Кризис уже миновал. Она в сознании, но очень слаба. Врачи помогли справиться с приступом, — продолжила сокрушаться Клавдия Петровна. — Такая трагедия в семье. И с сыном беда приключилась… И сама Елена Юрьевна слегла в больницу, как только узнала о Жене.

— О Евгении? Сын объявился? — удивилась я, вслушавшись в слова горничной.

— Вы что, не знаете ничего? — искренне изумилась Клавдия Петровна. — Срочно приезжайте, кардиологическое отделение, палата номер тридцать шесть…

Въезд на территорию областной больницы был открыт, и я завернула сразу к корпусу, где располагалось кардиологическое отделение. Ехала я на бешеной скорости, как будто бы от этого что-то зависело. Мне не терпелось узнать, где Евгений и что случилось с Еленой Золотавиной. Почему она потребовала, чтобы я срочно приехала к ней?

Выйдя из машины, я поднялась в регистратуру, но на месте медсестры никого не было. Некоторые палаты располагались прямо на первом этаже. Дверь одной из них была приоткрыта, и я увидела, что на одной из кроватей сидит бабуля. Она с любопытством смотрела на меня, а затем встала и вышла из палаты.

Старушке было около шестидесяти лет, но сохранилась она хорошо, хотя больничная обстановка прибавляла ей еще годков десять сверху. Правая рука ее была в гипсе. Она висела на бинте, опутавшем ее шею. Это мне показалось странным, так как я находилась в кардиологическом отделении, а не в травматологическом. Старенький халатик, в котором больная, видимо, и спала, и гуляла, криво свисал с ее плеч.

— Сейчас сестричка придет, — сообщила она, обращаясь ко мне. — Она это… Отлучилась ненадолго…

— А где тридцать шестая палата? — поинтересовалась я у бабушки.

— На третьем этаже точно, — ответила всезнающая старушка и тут же добавила: — Только ты это… Без халата нельзя, и тапочки нужны.

Я смерила бабульку оценивающим взглядом, а затем, махнув рукой, побежала к лестнице, которая вела на верхние этажи. Мне не терпелось увидеться с Еленой. Но, видимо, я недооценила возможности старушки, и стоило мне только двинуться с места, как откуда-то сзади раздался противный вой. Обернувшись, я заметила, что больная кричит, сигнализируя о том, что на территорию больницы проник посторонний.

— Девушка, вы куда? — послышался возмущенный голос регистратора, и вой старушки стих. — Спасибо вам большое…

Слова благодарности были обращены к больной, которая на время отсутствия медсестры была в дозоре. Улыбнувшись, бабушка поплелась в сторону своей палаты, а медсестра занялась мной.

Она смотрела на меня недовольно и с большим трудом сдерживала эмоции, что было заметно по ее напряженному лицу. Пройдя к своему рабочему месту, она натянула на нос очки и строго посмотрела на меня.

— Извините, пожалуйста, — произнесла я, чтобы хоть немного смягчить работника регистратуры, но мои старания были напрасными.

— Вам куда надо? — строго спросила она.

— Тридцать шестая палата, Золотавина Елена Юрьевна, — сообщила я.

— Вы Золотавина? — с недовольством переспросила регистраторша.

— Нет, Золотавина — это больная, — нетерпеливо отозвалась я, стараясь не терять уверенности.

— Вы — ее родственница? Халат, тапочки есть? — автоматически спросила медсестра, открыв тоненький журнал и посмотрев в сделанные записи. — Так! Всего час назад вашу больную привезли. Сердечный приступ… Так где у вас халат? — поинтересовалась она с той же строгостью.

Я отрицательно мотнула головой, но моей реакции медсестра не видела, так как она с интересом просматривала записи в журнале. Затем она переключилась на изучение записок, которые лежали у нее на столе.

— Меня ждут, — сообщила я нерешительно.

— Так! Вы — Татьяна Александровна Иванова? — вдруг поинтересовалась регистраторша.

На этот раз я кивнула головой, заметив в ее руках небольшой лист бумаги, на котором были записаны мои инициалы, а также номер палаты Елены. Регистраторша с каменным выражением лица вручила мне халат, а также бахилы и указала на лестницу. Я догадалась, что данные обо мне были в регистратуре, поэтому медсестра и пропустила меня.

Поднявшись на третий этаж, я без труда нашла нужную палату по номеру. Скорее всего моя заказчица находилась в палате повышенной комфортности, как я поняла по новенькой двери, которая разительно отличалась от больничной обстановки. Слегка постучавшись, я приоткрыла дверь. В помещении был минимум мебели. На кровати лежала сама Елена, накрывшись пестрым одеялом, а рядом с ней на стуле сидела женщина пенсионного возраста. Это была Клавдия Петровна, как я поняла по обеспокоенному выражению лица.