Ошейники для волков - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 14
Людмилу эта фраза привела в полный восторг. Она смеялась до слез. Наверное, она в этот момент представила Никиту в набедренной повязке под жарким солнцем Африки.
– Ну с этим все понятно. Но ведь пристают? – резко перевел разговор в другое русло Никита.
– Кто?
– Постояльцы.
– Да нет… Вам-то зачем об этом знать?
– Не знаю, но мне было бы приятно, если бы к вам не приставали.
– Да-да, – Людмила рассмеялась, – помню, видела, как вам было неприятно!.. Видите ли, Никита, горничная – это, попросту говоря, уборщица. Мое дело – прибирать за постояльцами. А они бывают всякие. Так что предлагают иногда, чего скрывать.
– Не думали поменять работу?
– На что?
– У вас же и внешность, и знание языков. Могли бы переводчицей или секретаршей работать в солидной фирме. Попробуйте.
– Ну, во-первых, не буду пробовать, потому что не дружу с компьютером. Во-вторых, разные предложения и там будут поступать, но отказаться будет сложнее, особенно если слюной закипит сам патрон.
– Да, Людмила, в ваших словах есть резон…
– Рада слышать! – снова засмеялась Людмила. – Расскажите лучше, Никита, о своей работе. Горничные существуют в стране не одну сотню лет, а вот брокеров тут сроду не водилось.
– Ну-у, – замялся Никита. – Рассказывать об этом – дело неблагодарное. Всего делов-то – вовремя перекупить и вовремя перепродать. Это когда сотни две таких, как я, суетятся в большом зале, может показаться, что именно там кипит жизнь.
– А заработки как?
– От выработки. Бывает густо, бывает пусто. Я еще не очень опытный спец, поэтому раз на раз не приходится. Я ведь этому не учился…
– Вы думаете, я училась люксовые номера чистить? Нужда заставила. Я институт иностранных языков заканчивала, приличного места при распределении не нашлось, все мужики и блатные дочки захватили, учительницей в школу меня калачом не заманишь. Вот и пошла туда. Так ведь тоже по знакомству, по рекомендации.
– А кто вас рекомендовал? Тот парень?
– Какой?
Людмила несколько насторожилась.
– Который тогда прощался с вами, в тот вечер, когда мы в первый раз встретились…
– А-а, ну что вы! Это Ваграм. Числится слесарем, но сами видели, что он похож скорее на директора компании «Лукойл».
– Левый бизнес? Девочки?
– Да, – с вызовом ответила Людмила. – Ко мне он относится хорошо. По-другому и не может быть, потому что в некоторых вопросах он от меня зависит. К тому же ничего не имею против бизнеса девочек. Сама насиделась без денег, так что если вас что-то шокирует…
– Нет-нет, Люда, что вы! Просто… ну как бы вам сказать, чтоб… мне кажется, я целуюсь не хуже!
– Ах вот в чем дело! Не переживайте, Никита, у него ко мне исключительно дружеские чувства.
– А есть человек, у которого другие чувства?
– Не знаю. Во всяком случае, мне он пока не известен. Я подозреваю, Никита, что вы ненавязчиво, но неуклюже пытаетесь выяснить, нет ли у меня дружка, так?
– Да.
– Ну так нет у меня сейчас дружка, хотя был, и не один. Не задерживаются почему-то. Наверное, характер у меня плохой и завышенные требования…
– К кошельку?
– К душе, к характеру. Кошелек, если голова есть, дело наживное.
– Если позволите, попытаю тоже счастья, а?
Бодров не чувствовал угрызений совести, когда говорил эти слова. Ему действительно хотелось пообщаться с девушкой не по долгу службы, а по велению сердца или если не сердца, то чего-то другого, с не меньшей силой заставляющего мужчину засматриваться на проходящих мимо милых дам.
– Что ж, Никита, вы мне отнюдь не противны. Опять же, проявили рыцарскую смелость…
Он наполнил бокалы, чтобы выпить по этому поводу.
– Вы, Никита, мне кажется, тоже не брокером родились и не на продавца воздуха учились.
– Да. По образованию я юрист, но, к сожалению, учился не по тому профилю, который нынче в ходу. У меня предложение.
– Какое?
– Давай…те попробуем перейти на «ты».
– Давай.
– Знаешь, Люда, было бы здорово, если бы та наша встреча оказалась действительно случайной…
– А что, это не так?
– Не совсем. То есть с тобой-то я встретился совершенно неожиданно для себя, но пришел к отелю не случайно.
– Интересно!
– Да нет, не слишком. Скорее, банально. Видишь ли, у моего приятеля неподалеку от отеля угнали тачку, хороший дутый «мерс». Он в него почти все свои бабки вбухал. Ну не мог жить человек без такой игрушки. Сейчас в отчаянии, рвет на голове остатки волос. А у нас среди брокеров много всякой информации бродит. И серьезной, и на уровне сплетен и бредней. Вот он и услышал, что будто бы в «Палас-отеле» не то штаб, не то постоянная стрелка бригады, которая по автомобилям тут в округе основная. Я и пришел, идиот, к отелю, думал, что-то замечу. Но не жалею!
Людмила помолчала.
– Я тоже кое-что слышала, но так, несущественно. Могу помочь только одним: сведу с Ваграмом, если, конечно, ты милицию на хвосте не притащишь.
– Да упаси Бог! – воскликнул Никита.
– Хорошо, верю. С Ваграмом встретишься. Но не завтра, хорошее дело быстро не делается.
После кафе Никита предложил Людмиле прогуляться по Москве. Они пошли по Тверскому бульвару.
– Я сейчас подумал, Люда, – кашлянув для солидности, сказал Никита, – что, наверное, проигрываю в сравнении с твоими прежними ухажерами. Роман с грузинским мужчиной – это море цветов, куча красивых слов и прочее… Словом, роковые страсти. Женщины это любят…
– Да никакой мне Ваграм не ухажер, – рассмеялась Людмила, – у нас с ним дело общее, и не более того.
Как-то само собой получилось, что Никита оказался вечером в уютной двухкомнатной квартире на Сретенке. На полу валялись шкуры двух медведей, стены были увешаны декоративным холодным оружием. Особенно Никите понравился двуручный тевтонский меч. Он долго крутил его в руках, представляя себя средневековым рыцарем, а Люда глядела на него и покатывалась со смеху.
– Зачем ты собираешь это оружие? – спросил он. – Это же чисто мужское увлечение.
– Неужели не догадался? Это же должно выдавать мою суперсексуальность, – кокетливо выставив вперед ножку, ответила она. – А вообще-то все это оружие папа коллекционировал.
Никита прислонил меч к стене и одним прыжком преодолел расстояние до медвежьей шкуры, на которой в призывной позе стояла Людмила. Он упал перед ней на колени и стал целовать… Потом все происходило, как в сладком сне: он упивался ароматом ее волос и наслаждался трепетом юного тела. Перед его глазами, словно в бреду, расплывались пурпурные клинья ее платья…
Никита уснул тут же, на медвежьей шкуре. Утром, когда он открыл глаза, Людмила уже стояла над ним в том самом платье, в котором он ее увидел в первый раз у «Паласа».
– Ну что, тевтонский рыцарь, выспался? – весело спросила она.
Никита резко встал, но, видимо, выглядел несколько помятым, потому что Люда с ироничной улыбкой и некоторым сарказмом в голосе сказала ему:
– Ну вот что, Никита, мне скоро уходить, я дома никого не оставляю. Давай быстренько приводи себя в порядок и – вперед!
Никита чуть не ляпнул: есть, товарищ генерал! Да уж, не к месту был бы такой юмор. Прикусив язык, он промямлил:
– Я и не собирался оставаться. Сейчас, я мигом.
Проходя в ванную, он обратил внимание на фотографию, висевшую на стене. На фоне Берлинской стены были запечатлены улыбающиеся военные: генерал, полковник, майор и два капитана.
Не дожидаясь вопроса, Людмила объяснила:
– Полковник – это мой папа, а рядом его друзья по службе в Германии.
– Ага, ясно, – кивнул Никита и поспешил в ванную.
На улице Никита спросил:
– Люда, у тебя потрясная судьба: два родных языка, Германия… отец – полковник. А где твой отец сейчас?
– Папа погиб в прошлом году. Работал в одной фирме, которая продает на Запад, кажется, лом цветных металлов. Он сопровождал фуру с этими отходами, и на границе с Польшей на них напали бандиты. Обстреляли из автоматов. Видимо, думали, что в фуре какая-то дорогостоящая аппаратура или вещи. Сволочи…