Их было семеро (Солдаты удачи - 1) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 77

И Назаров отказался продать патент. Тогда "они" повысили цену. Он вновь ответил отказом.

Большой бизнес -- занятие не для чистоплюев. Назарову не раз приходилось с помощью своих экспертов отыскивать лазейки в дырявом российском законодательстве, чтобы уйти от людоедских налогов, взятками продавливать свои проекты сквозь чиновничьи препоны, с помощью связей и тех же взяток выбивать льготы для своих предприятий. Все так делали. Но в этот раз он твердо сказал: "нет". Свои деньги на патенте он и так заработает, а помогать кому-то скупать за бесценок остатки национального богатства России -- перебьетесь, господа.

Но он недооценил решимости своих контрагентов. Потому что не понял масштабности их планов. Понял лишь теперь, когда изучил подробнейший аналитический отчет о состоянии не только российского, но и всего мирового рынка нефти.

Речь шла не только и даже не столько о Самотлоре. В руках государства до сих пор оставались контрольные пакеты акций практически всех нефтяных компаний. Вся Западная Сибирь. Ямал. "Коми-нефть". Вся Восточная Сибирь. Приморье. Татарстан. Башкирия. Удмуртия. Оренбург. Поволжье, Краснодар. Северный Кавказ. И не было в России ни одного месторождения, которое не заводнили бы, не изуродовали, не изнасиловали безудержным браконьерством во имя единственной цели -- дать круглую цифру, отчитаться, прищелкнуть каблуками: "Задание партии и правительства выполнено и перевыполнено!" А для тех, кому адресовались эти лакейские рапорты, это означало: приток нефтедолларов обеспечен, можно еще некоторое время спокойно жрать, пить и нашпиговывать танками и ракетами дружественные режимы.

Да и только ли в России так было? А в Азербайджане -- не так? В Туркмении? В Казахстане? На Украине?

Здесь пахло не десятками и сотнями миллионов долларов -- миллиардами и даже десятками миллиардов.

И ключ от этих миллиардов был в руках у Назарова. Этим ключом был патент.

Слишком поздно он это понял. И заплатил за ошибку страшную цену.

У него уже не было ни малейших сомнений в том, кто направлял руку убийц. Сами убийцы его не интересовали. Они были инструментом. И только. Он был намерен предъявить счет не исполнителям, а организаторам. Не составляло особого труда узнать их фамилии, адреса, получать полную информацию об их привычках, распорядке дня, ежедневных маршрутах. Не составляло труда найти исполнителей, на это был Губерман и его служба из бывших сотрудников "Альфы". Назаров брал в руки оружие только во время службы в армии да иногда на охоте, которую приходилось устраивать, чтобы в располагающей к душевной разнеженности обстановке установить контакт с нужными для дела людьми. Но сейчас он словно бы вновь представил, как злобно бьется в его руках "Калашников", как пули кроят жирные, изнеженные тела его врагов и размалывают их головы.

Это было сладкое, греющее сердце видение.

Но он отогнал его от себя. Он никогда не прибегал к таким методам конкурентной борьбы. Он был человеком жестким, иногда беспощадным, но такие методы были глубоко противны его натуре. Отнять у человека жизнь может только Тот, кто ему эту жизнь дал. Назаров не хотел оставить сыну страну, где конфликты между деловыми партнерами решаются пулей или ножом. И хотя от него самого мало что зависело, он к этому руку приложит.

Нет, счет его будет другим. Они лишили его жизнь смысла. Он лишит смысла их жизнь: отнимет деньги и власть, которую деньги давали. А иного смысла и не было в их злобной звериной жизни. Он превратит их в живые трупы.

Так он и сделает.

Назаров еще раз пробежал взглядом аналитическую сводку и вышел из комнаты. Пока он шел по коридору и спускался по лестнице, молодые турки-охранники, дежурившие во всех углах виллы, при его приближении вытягивались в струнку. В руках у них были девятимиллиметровые английские пистолеты-пулеметы "бушмен", из верхних карманов курток торчали антенны переговорных устройств.

Дверь в компьютерную оказалась незапертой. За экраном монитора сидел Розовский с неизменной погасшей сигарой во рту. Увидев в дверях Назарова, он ткнул в какую-то кнопку, убирая с экрана картинку, и встал.

-- Ты хочешь поработать? Садись, я потом закончу, мне не к спеху.

-- А я думал, ты уже улетел, -- заметил Назаров.

-- Ты этого хочешь? -- спросил Розовский.

Назаров безразлично пожал плечами:

-- Мне казалось, этого хочешь ты.

-- Если не возражаешь, я повременю с отъездом.

-- Рассчитываешь, что я передумаю?

-- Да. Ты разумный человек и в конце концов поймешь...

-- И не рассчитывай на это. Я никогда не был разумным человеком в твоем понимании. А сейчас тем более не собираюсь.

Розовский хотел что-то сказать, но лишь вяло махнул рукой и молча вышел. Пришибленный он был какой-то. Назарову даже стало жалко его. Мелькнула мысль: вернуть его, ободрить, рассказать о том, что он задумал, -чтобы Борис зажегся, как это всегда бывало, азартно включился в обсуждение всех деталей.

Но дверь за Розовским уже закрылась. Да и вряд ли зажег бы его план Назарова. Наоборот: вверг бы в панический ужас. Трусом был его старый друг. Назаров и раньше это знал. И не раз, случалось, раздраженно ему кричал: "Если бы я прислушивался к твоим предостережениям, мы до сих пор бревна бы на Енисее ловили!" Но сейчас это была не просто трусость, а прямо какая-то патология. Что с ним? Что его могло так сломать?

Не хотелось об этом думать. Какое-то равнодушие чувствовал Назаров к Розовскому. Кончилась их тридцатилетняя дружба? Ну, кончилась -- значит, кончилась. Все в его жизни кончилось. Осталось только одно -- дело.

Назаров сел в кресло и вернул на экран программу, с которой работал Розовский. И одного взгляда на знакомые названия фондов, холдингов, ассоциаций и банковских структур ему было достаточно, чтобы понять, чем занимался Розовский: высчитывал, сколько его денег вложено в дело. Это неприятно царапнуло. Спешит. Но, в конце концов, это его деньги.

Назаров сбросил информацию на дискету и вызвал центральную базу данных. Пока компьютер загружался, сидел, откинувшись на высокую спинку кресла, и машинально барабанил пальцами по подлокотникам.