Три черепахи - Шмелев Олег. Страница 46

Мужчины пожали плечами. Синельников позвонил по внутреннему телефону.

— Павел Петрович, это Синельников. Надо тут проверить на алкоголь… Да, у меня в кабинете… Что? А, трое… Да нет, самую простую, остальное необязательно.

Виль просительно приложил руку к груди:

— Простите, не знаю имени-отчества… Но нельзя ли без этого? Мы вас очень просим… Мы же не нарушали. Мы же сами к вам приехали… Если б все в порядке, никто бы нас не задержал, уверяю вас… Я лично езжу десять лет, и ни одного замечания…

— Вы не беспокойтесь, — с легкой усмешкой сказал Синельников. — Я это не для ГАИ. Порядок требует.

Потом Синельников связался со справочным бюро и попросил справку о Перфильеве Александре Антоновиче — обычные данные, какие содержатся в бюро о всех обычных гражданах: адрес, год и место рождения. Место работы и должность он уже знал из служебного удостоверения. Что входило в круг его обязанностей, надо завтра выяснить. Фамилия Перфильев показалась Синельникову знакомой, но он не мог вспомнить откуда. Павел Петрович, судебно-медицинский эксперт, пришел со своим приборчиком, мужчины подышали в него, и выяснилось, что двое — Виль и рыжеватый, которого звали Володя, — принимали алкоголь, а третий, красавец Слава, не брал в рот ни капли спиртного. Синельникова это несколько удивило, но он постарался не показать вида, только пошутил, обратившись к Вилю и Володе: — У вас есть прекрасный пример для подражания.

Оба через силу улыбнулись, а Слава объяснил серезно:

— Я тоже не прочь, но мне к утру надо быть в Москве, а это путь неблизкий.

— Вы разве не здешний?

— Можно считать — наполовину. — Слава хотел добавить еще что-то, но Синельников остановил его:

— Ну это потом. Займемся формальностями, не ночевать же нам здесь. Вас, товарищи мужчины, попрошу посидеть в коридоре.

Мужчины вышли, а Синельников встал из-за стола и, сев на стул у стены рядом с девушкой, спросил:

— Вас как зовут?

— Свои — Манюня.

— А не свои?

— По паспорту — Мария Федоровна Лунькова.

Она отвечала неохотно, но без всякого намека на неприязнь. Перед Синельниковым был безмерно уставший, будто изверившийся во всем на свете человек, и это никак не вязалось с яркой голубизной глаз и тугими выпуклыми губами.

— Вам сколько лет?

— Двадцать один, — уже с некоторым вызовом сказала она, открыла лежавшую на коленях сумочку, вынула пачку зеленых пятидесятирублевок и протянула Синельникову. — Возьмите. Мне не надо.

— Чьи? — Принимая деньги, он не смог скрыть, что это для него неожиданно. И мимолетно обратил внимание на ее пальцы: ногти совсем короткие, словно она их обгрызала, и вместо маникюра какой-то странно-неровный коричневатый налет. Это не соответствовало, так сказать, общему облику.

— Александра Антоновича Перфильева.

— Он сам их вам дал?

— Славка дал.

— Кто это — Славка?

Она кивнула на дверь. — Этот самый, молодой, красивый. Они в пиджаке лежали. И еще, гад, шуточки шутил: купнула я Сашу. Синельников на мгновение испытал давно знакомое ощущение, чем-то схожее с чувством человека, который идет по тропинке в незнакомом лесу, упирается в развилку, не знает, по какой тропе идти дальше, чтобы выбраться к жилью, и вдруг видит шагающего навстречу путника. — Уточним. Этот Славка взял их из пиджака Перфильева и отдал вам? — Да. — Он знал, что там были деньги? — Конечно, знал. Они же дружки. Он думает, меня за червонец купить можно, сам говорил, а я… Синельников развернул пачку, как карты, веером. Штук двадцать, не меньше. Тысяча рублей… — Постойте, Мария. — Сейчас Синельникову соображать надо было очень быстро. — А в чем они лежали? Где бумажник? — Саша-папаша бумажников не носил. Просто в блокноте. Синельников подошел к маленькому столику, положил на него деньги и начал проверять карманы пиджака, но они были пусты. — Блокнот ищете? — спросила Манюня. — Он у Славки. — Как его фамилия? — на ходу, по пути к двери, спросил он. — Коротков, если не врет. Синельников машинально взглянул на часы. Он говорил с Марией, проводив мужчин в коридор, не более трех минут. За стены управления они уйти не могут. Но три минуты — достаточный срок, если кто-нибудь захочет уничтожить кое-что, особенно если это кое-что — простая бумажка. Нескладно получилось, но он не маг и не волшебник, всего предугадать нельзя, а обращаться с заявителями как с арестованными он не имел права. Открывая дверь, Синельников уже был уверен, что дело тут нечисто. — Коротков, войдите, — позвал он. Тот был спокоен, но лицо его выражало некую настороженность.

Синельников, прикрыв за ним дверь, сказал самым будничным тоном, не придавая своим словам никакого особого значения: — У Перфильева в пиджаке был блокнот. Дайте мне его, пожалуйста. Пока Слава, задумавшись, доставал из кармана своих плотно обтянутых брюк блокнот в зеленом сафьяновом переплете, Синельников все же успел приметить, что он этого не ожидал. — Садитесь пока, Коротков. Я отпущу ваших товарищей, а потом мы. с вами поговорим. — А мне? — подала голос Манюня. — Вас дома ждут? — Дома бабушка одна. Она привыкла. Могу хоть до утра. — Тогда посидите. Слава Коротков сел в противоположном от Манюни углу и смотрел на нее не мигая. Она повернулась к нему боком. Синельников знал, что на сегодня — и даже хоть до утра, как выразилась Манюня, ему хватит и того узелка, который Манюня дала ему в руки. Поэтому он позвал Виля и Володю и записал только самые необходимые сведения. Вильгельм Михайлович Румеров — главный инженер автобазы № 2. 1942 года рождения. Женат, двое детей. Адрес такой-то, телефоны — домашний и рабочий — такие-то. Владимир Иванович Максимов — директор кинотеатра «Луч». 1945 года рождения. Женат, есть сын десяти лет (как он объяснил, жена и сын в данный момент отдыхают на Южном берегу Крыма). Адрес, телефоны… Синельников позвонил в проходную, попросил постового пропустить товарищей Румерова и Максимова, а им сказал, что вызовет их для беседы в ближайшие дни. Оба покинули кабинет с величайшей благодарностью к товарищу инспектору. Она была настолько велика, что ни тот, ни другой не сказали «до свидания» ни Манюне, ни Славе. Прежде чем начать разговор с оставшимися, Синельников позвонил дежурному по городу и попросил: — Если поступит заявление от родных Перфильева, не сообщать пока, что он, возможно, утонул. Утро вечера мудренее. Манюня сказала тихо, когда Синельников положил трубку: — Да некому там заявлять. — Почему же так? А жена? — Она еще в семьдесят девятом умерла. — И больше никого нет? — У него только дочка, мне ровесница. А он у меня по две ночи ночевал. Чего ей за шнур хвататься? Синельников понял, что на языке Манюни это озна чало хвататься за телефон. Положительно, она в своей откровенности не знала предела. Полистав блокнот и убедившись, что среди его страниц, густо заполненных адресами и телефонами, нет ни одной вырванной, Синельников сказал: — Это не допрос, — но все же… — Он помолчал, подыскивая подходящую формулировку. — В общем, я кое о чем вас спрошу, и мы кое-что запротоколируем. Он положил перед собой несколько синеватых разлинованных листов, взял ручку и заговорил казенным языком: — Товарищ Коротков, почему деньги, лежавшие в кармане пиджака, принадлежавшего Перфильеву, вы отдали Луньковой? Твердым голосом тот ответил: — Ничего я ей не отдавал. Она сама и пиджак взяла, он на заднем сиденье валялся, сама и деньги взяла. — Что ты врешь! — приподнявшись со стула, крикнула Манюня. — Спокойно, — остановил ее Синельников. — Хорошо, Коротков. В таком случае зачем вы взяли блокнот Перфильева? Он ответил, как бы злясь на самого себя: — Не знаю. Просто так, сунул в карман, и все. Механически. Тут позвонили из справочного бюро. Синельников записал: Перфильев Александр Антонович, 1931 года, родился в Смоленской области, проживает на улице Белинского, дом 6, квартира 28, телефон 3-49-49. — Между прочим, вам сколько лет? — обратился он, отложив ручку, к Короткову. — Двадцать девять. — Давно дружите с Перфильевым? Немного подумав, Слава ответил: — Года два. Может, чуть больше. — Перфильеву пятьдесят один. Что вас связывало? Слава усмехнулся. — Мало ли. — И, кивнув на Манюню, добавил: — Хотя бы вот она. Синельников посмотрел на часы — было без пятнадцати одиннадцать. Он быстро вписал в лист протокола свои вопросы и полученные от Коротков а ответы и попросил Короткова прочесть и расписаться в том, что все записано правильно. Тот охотно это сделал. — А сейчас вот что, — сказал Синельников. — Вы, Лунькова, где живете? — Да тут рядом, на Ямковской. — А вы? — обернулся он к Короткову. — В гостинице «Юность». — Кстати, я у вас документы не спрашивал. Паспорт можете показать? — У администратора он, в «Юности». — Тогда сделаем так. Сегодня уже поздно, спать пора. Попрошу вас обоих быть у меня утром в девять. Пропуск я закажу. А сейчас подъедем к гостинице, я там живу рядышком. Если не возражаете, конечно… Слава не возражал. Они вышли из управления. Светлый «Жигуленок» Славы стоял на улице против проходной. Манюня попрощалась и быстро зашагала по пустынному тротуару, четко стуча своими высокими тонкими каблуками. По пути к гостинице Синельников договорился с Коротковым, что тот попросит у администратора свой паспорт на минутку, — мол, придрался инспектор ГАИ, — а он, Синельников, подождет его в машине. Не надо чтобы у администратора возникали по отношению к жильцу гостиницы всякие посторонние мысли. Так и сделали. Паспорт Короткова Владислава Николаевича, прописанный в Москве, оказался, насколько мог судить Синельников, без всяких подделок. Но он крепко держал в уме слова и тон Манюни Луньковой, когда она на вопрос о фамилии Короткова прибавила: «если не врет», и вскользь упомянутую шуточку Короткова насчет того, что Манюня «купнула» Перфильева. Он записал себе в книжку номер паспорта, когда и каким отделением милиции выдан и домашний адрес. А уходя, запомнил московский номер белого «Жигуленка». Расставшись с Коротковым, он на автобусе проехал две остановки до управления и отправил по телетайпу запрос в Москву, в дежурную часть на Петровку, 38: проживает ли по данному адресу Коротков Владислав Николаевич и соответствуют ли истине сообщаемые сведения о паспорте, а также кому принадлежит автомобиль марки ВАЗ-2106 белого цвета, с номерным знаком таким-то и где он зарегистрирован. Просьба дать ответ к девяти часам утра. Потом через дежурного связался по рации с экипажем патрульной машины, которая занимала квадрат, где располагается гостиница «Юность», и попросил присмотреть за белым «Жигуленком» с московским номером…