Убей меня своей любовью - Южина Маргарита. Страница 10

Яков Глебыч понял, что переборщил со страшилками, поэтому старался теперь все обернуть в шутку:

– Ой, я не могу! Гы-ы-ы, гы-ы-ы! Верочка! Ну куда вы собрались? Чего испугались? Подумаешь – машина дяденьку задавила! У нас вон по телевизору показывают, что каждый день в городе не только давят, но и убивают, насилуют, грабят… Чего бояться-то? Эка невидаль! У нас тут недавно в соседнем доме старушку задушили, так теперь чего нам…

– Яша!! Какой черт тебя за язык тянет?!! – вскинулась Олимпиада Петровна. – Верочка! Не слушай этого недоразвитого! Кстати, телевизор тоже не включай… А ты знаешь, к нам в город приезжает певица! Да! Помнишь: «Я буду честно, честно твоя невеста, тесто…» Ну что-то про свадьбу, я уж точно не помню…

– Вер, ты чо?! – набычилась Милочка. Она, как никто, понимала, что с отъездом этой деревенской серой мышки все заботы о Машеньке улягутся на нее. – Ты ж замуж здесь собиралась?! За миллионера. Прописка, все дела…

– Не надо мне никакой прописки! И невесты никакой не надо! Я домой хочу, пока еще жива! – топнула ногой Верочка и молчком поперла свою сумищу к двери. Возле самого порога она обернулась. – А таких миллионеров мне и даром не хочется – еще неизвестно, есть ли у его такие миллионы, за которые мне башку снесут. И на рожу он страшный.

Это был уже камешек в Дусин огород, и терпеть такие выпады он не собирался.

– Ступай, Верочка! – картинно поднялся он, вытянул руку и трагически заявил. – Прощай, милая… пастушка… и пастух… Наш город не пал к твоим ногам! Поэтому… уноси ты эти ноги куда подальше. Эх, не тянется молодежь сейчас в город, так и бежит в деревню. Ступай!

– Ага, «ступай»! А деньги? – упиралась настырная Верочка.

Евдоким молчком полез в глубокий карман брюк, вытащил кошелек и отсчитал девушке несколько бумажек.

– Все! Теперь ты можешь смело подаваться на волю, к крупному рогатому скоту…

Верочка хотела уточнить, что вовсе не к скоту, а к маменьке, но молча затолкала деньги за пазуху, захлопнула двери и понеслась вниз по лестнице.

– Ну?! – грозно надвинулась на будущего супруга Олимпиада Петровна. – Прогнал девку? Чего сидишь-то теперь? Слышишь же – Машенька проснулась, плачет. Бегом кормить ребенка!! Да, и не забудь подержать ее над горшком!

Яков Глебыч криво хихикнул, но перечить не осмелился.

Вечером и хозяева и няни находились в гостиной, глупо пялились в телевизор и как-то все вместе, по-родственному размышляли, как жить дальше. Со стороны они были похожи на большую дружную семью. Дусик валялся прямо на ковре, по его животу ползала Машенька и пыталась достать у отца язык изо рта. Олимпиада Петровна восседала в кресле и вытянутой рукой постоянно тыкала в телевизор пультом, Милочка завязывала на голове у собачонки Душеньки роскошный бант, а Инга быстро перелистывала страницы какой-то поваренной книги. Яков Глебыч, по обыкновению, находился в ванной. Вроде бы семейство дышало покоем и умиротворением, но на самом деле каждый испытывал тревогу, а то и откровенный страх.

– Дуся, мы скоро уедем, Машеньку заберем с собой, – проговорила Олимпиада Петровна. – Я думаю, с нами и Милочка поедет. Надо же кому-то за ребенком приглядывать. А вот Инга останется с тобой.

– Здра-а-ассьте! – оторопел Евдоким. – На кой леший мне такой подарочек? Она что – теперь мне будет памперсы менять?

Инга испуганно заморгала белесыми ресницами.

– Дуся! – строго набычилась маманя. – Не рви мои нервные окончания! Инга няня ни к черту, это уже давно понятно. Зато она замечательная повариха. А это как раз то, что тебе нужно!

– Нет уж, маманя, забирайте свою Ингу с собой, я с голоду не помру! А с ней не останусь! – Дуся забегал по комнате. – Да что это такое в самом деле?! У нас здесь творится черт-те что, я их специально отправляю подальше от дома, чтобы во всем разобраться, а они мне на шею эту Ингу! Не нужна она мне! И ведь какая! Нет чтобы Милочку мне оставить!

Инга нисколько не обижалась на такие откровения, а внимательно слушала – с кем же ей придется работать дальше. Она даже книгу отложила.

– Нет, я не понимаю, а чем тебе помешает эта замечательная девушка? – уже пошла на принцип Олимпиада Петровна. – Варит она прекрасно, я буду спокойна, что ты не похудеешь, ведет себя Инга скромно. Знаешь, Дуся, зато я твердо буду уверена, что, когда вернусь домой, меня здесь не будет ждать новая хозяйка – уж в Ингу-то тебя никак не угораздит влюбиться! А если я тебя оставлю с Милочкой, то она не только в загс тебя потащит, но и умудрится в роддом попасть до моего приезда! Все! Я пошла отдыхать! И не надо! Не надо меня тревожить!

Дуся хотел было напомнить, что нянек для того и выбирали, чтобы Дуся с кем-нибудь из них отправился в загс, но у мамани был такой воинственный вид, что сегодня этот вопрос он поднимать не стал.

Из ванной выплыл красный, распаренный Яков Глебыч, и Милочка, которая возилась уже с Машенькой, тут же сунула ему на руки девочку и упорхнула к себе в комнату.

– Сегодня, между прочим, не моя смена, – успела она напомнить. – Вот вы, Яков Глебыч, выставили Верочку, теперь сами ребенка укладывайте. А уж я завтра на смену заступлю, по графику.

Яков Глебыч скис, подхватил девочку и не знал, куда ее пристроить. Дусик отобрал дочку и потащил к себе в спальню:

– Отдайте ребенка! Тоже мне, таскает ее еще… Манька, пойдем в кроватку. А что тебе сейчас папа споет!..

– Не вздумай! – немедленно высунулась из своей комнаты Олимпиада Петровна. – От твоих песен у крошки начинают дергаться ножки! Дай-ка мне!.. Масенька, внуценька моя золотая, пойдем с бабой баиньки. Пойдем, баба тебя покацяет. А-ю-баю-баю-бай!..

Через несколько минут бабушка и внучка сладко всхрапывали на широкой постели, а Яков Глебыч топтался возле кровати, не зная, куда пристроить отдыхать свое чисто вымытое тело.

Дуся сидел в своей комнате перед раскрытым блокнотом и судорожно грыз карандаш. Как бы узнать – на кого охотилась та машина? На самого Степана или все же на Якова? Чутье упрямо подсказывало ему, что хотели убить вовсе не горе-любовника. Что-то неладное творится вокруг семейства Филиных – сначала выкрали маманин паспорт, потом ее кто-то любезно заминировал, теперь вот хотели от Якова избавиться… Или все же от Степана?

На следующее утро Евдоким Филин проснулся от того, что кто-то тихонько скребся в его дверь.

– Душенька! Ты, что ли? – недовольно пробормотал он, надевая тапки.

Маленькая собачонка изредка изъявляла желание навестить своего хозяина. Правда, потом на его кровати оставалась неизменная лужа, но это от чистого собачьего сердца, так сказать, на память о теплых отношениях. Но сейчас на пороге стояла Инга, скромно улыбалась, и лицо ее при этом покрывалось неровным кирпичным румянцем.

– Ага, это я, – неловко улыбнулась она и потупила взор. – Я вам… вот, кофе принесла, в постель.

Дуся со стоном вздохнул, но быстро взял себя в руки.

– Это ты зря, – нудно поучал он, не впуская девицу к себе в комнату. – Не дело это с продуктами по всей квартире носиться, еще заразу какую поймаешь…

Девушка готова была провалиться сквозь землю – так неловко она себя чувствовала. И ведь этот олух, прости господи, даже ничего не заметил. А у нее сегодня и макияж совсем другой, и прическа новая, и даже глаза густо намалеваны тушью.

Филин, между тем, уже протиснулся в ванную, и оттуда по всей квартире послышались странные звуки, напоминающие вой плакальщиц.

– «Пойдем, Дуся, во лесок, во лесок, сорвем, Дуся, лопушок, лопушок… Тря-ля-ля-ля тим-тара-тим-тара…» – Дуся пел.

Когда он вышел после водных процедур, возле двери стояли все домочадцы с самыми злобными взглядами.

– Дуся! Я тебя как мать просила – не вой! – накинулась на него Олимпиада Петровна. – Теперь вот из-за тебя у Инги молоко на плите пригорело, Милочка вообще отказывается с Машенькой сидеть, а Яков Глебыч от твоих завываний опять начал чемоданы собирать!

– Да! – мотнул головой Яков Глебыч. – Собираю потихоньку. Потому что вы ничего не делаете, а только воете. А между прочим, если собаки воют, то это к покойнику! А я не хочу!