Твари, в воде живущие - Точинов Виктор Павлович. Страница 2
Спиннинг мальчика – тот самый, с суперпрочной плетеной леской – внезапно изгибается крутой дугой. Трещит катушка.
– Чертов зацеп! – Папа выключает мотор. Лодка останавливается. – Откуда он на этой чертовой глубине!? Разве что плавучая коряга…
Мальчик смотрит на изогнутый спиннинг с надеждой. Тот медленно распрямляется – леска тянет лодку назад.
– Может, это Биг-Трэйк?
– Какой еще чертов Биг-Трэйк? Обычная чертова…
Папа не успевает договорить. Спиннинг вновь изгибается – резко, чуть не вылетев из кронштейна-крепления. Гибкий конец его хлещет по воде. Треск катушки сливается в сплошную скрежещущую трель. Леска разматывается, но недостаточно быстро – лодка начинает скользить назад.
– …Обычная чертова подводная лодка! – изумленно заканчивает папа. Но никаких субмарин тут быть не может, и оба это знают.
– Трэйк… – восхищенно шепчет мальчик.
Папа торопливо перебирается поближе к спиннингу. Ни в какого Биг-Трэйка он, понятно, не верит. Но точно знает, что каждый год поймавшему в Трэйклейне самого крупного за сезон озерного лосося выдают ни много, ни мало – десять тысяч хорошеньких зелененьких долларов. А если еще ко всему рыбина окажется больше, чем Литл-Трэйк – абсолютный рекорд прошлых лет, весивший сколько-то там чертовых фунтов, чье чертово чучело хранится в музее озера, – тогда приз составит пятьдесят тысяч. Да-да, именно пятьдесят. Именно тысяч. Пятьдесят тысяч чертовых долларов. За один заброс. Неплохой улов, а?
Катушка с треском вращается – то быстрее, то медленнее. Лески на объемистом барабане остается все меньше. Папа нажимает на стопор. Вращение прекращается. Спиннинг изгибается круче, лодка скользит по воде быстрее. Папа спокоен.
– Пускай, – говорит он не то сыну, не то себе, сматывая второй спиннинг. – Пускай возит нас, сколько влезет. Я согласен кататься на нем хоть до вечера – лишь бы утомился и всплыл кверху брюхом.
В рекордно длинной тираде ни разу не помянут «черт» – и мальчик удивлен. Осторожно спрашивает:
– Но ведь это я поймал его, па? Ведь это мой спиннинг?
Теперь удивлен папа. В мыслях он уже пересчитывает пятьдесят тысяч долларов – конечно же пятьдесят, никак не десять. Судя по силе тяги, Литл-Трэйку придется-таки потесниться на пьедестале.
Отец кивает на спиннинг:
– Поймал – так попробуй вытащить.
Сын тоскливо смотрит на упруго изгибающееся удилище. Леска натянута как струна. В одиночку с жителем глубин не справиться… Мальчик говорит неуверенно:
– Ну тогда… мы поймали вместе, да?
Папа милостиво кивает. Несовершеннолетнему денежную премию все равно не выплатят…
Они все ближе к середине озера – Трэйклейн здесь шириной мили три, не больше. Усеявшие пляжи купальщики кажутся крохотными муравьями, прибрежные коттеджи – россыпью разноцветных коробочек. Тяга, похоже, слабеет, – папа пытается вспомнить, где и в присутствии каких свидетелей полагается измерять и взвешивать рекордный трофей…
В этот момент спиннинг резко разгибается. Леска безвольно провисает.
– Что за чертовы…
Папа берется за леску – та ползет из воды без малейшего сопротивления. Он бьет кулаком по надувному борту.
– Ушел, ушел!!! Чертов лосось… Говорил тебе, чертов щенок – не лезь с дурацкими вопросами под руку!!!
Никаких вопросов мальчик не задавал, но он понимает – возражать не время и не место.
Папа чувствует себя обокраденным на пятьдесят тысяч, и готов сорвать злобу на ком угодно. Следующим номером программы у него будет чертова компания «Корморан», производящая чертовы гнилые лески, но перейти к ее критике папа не успевает.
Удар.
Корма лодки взлетает и падает обратно.
Резкий свист воздуха.
Задние баллоны стремительно опадают.
Мальчик визжит.
Нос лодки задирается.
Корма погружается – папа в воде уже по пояс. «Держись за чертову скамейку!!!» – орет он. Поздно. Мальчик сползает к корме. Лодка – полуспущенная, сохранившая воздух лишь в носовой части – встает вертикально.
Секунда неустойчивого равновесия – и суденышко рушится на воду днищем вверх. Папа накрыт лодкой, он барахтается в темноте, позабыв про мальчика. Что-то бьет его по ногам – не сильно. Папа уходит вглубь, выныривает из резинового плена, зовет сына. Тот не откликается – но с другой стороны лодки слышно какое-то бултыханье. По ногам опять что-то бьет – на этот раз больнее. Гораздо больнее. Папа не обращает внимания, он спешить обогнуть лодку, убедиться, что с сыном все в порядке, – и не может. Странное онемение сковывает ноги. «Что за чертово…» – тут папа замечает, что вокруг него, густея, расплывается алое пятно.
Тогда он кричит – громко, но недолго.
РАССЛЕДОВАНИЕ.
ФАЗА 1
Метательный нож прочертил воздух стремительной молнией и глубоко вонзился в стену. Специальный агент ФБР Элизабет Рейчел Блэкмор (для близких знакомых – Элис) разочарованно вздохнула. Угодить, согласно ее задумке, смертоносный снаряд должен был в переносицу манекена-мишени…
Послышались негромкие аплодисменты. Элис обернулась, зашипев как разъяренная кошка. Она не терпела свидетелей на своих тренировках – по крайней мере до тех пор, пока не достигала желаемого результата. И специально выбрала этот час, когда принадлежавший ФБР зал пустовал.
За ее спиной стоял Кеннеди. Не призрак застреленного в Далласе президента, понятное дело, – всего лишь спецагент Макс Кеннеди, с которым Элис уже шесть лет работала в паре.
– Я, наверное, не вовремя? – спросил Макс. – Могу подождать за дверью, пока ты закончишь.
– Оставайся, раз уж пришел, – разрешила Элис (хотя секунду назад по ее лицу казалось, что второй нож вместо манекена полетит в напарника). И спросила с надеждой: – Чем закончился твой визит к начальству?
Сегодня с утра спецагент Кеннеди отправился в приемную своего шефа в самом боевом настроении, намереваясь поставить перед Истерлингом дилемму: или они с напарницей уходят в отпуск, или в отставку. После возвращения из очередной изматывающей командировки отдохнуть было совершенно необходимо.
– Две новости, – сказал Кеннеди. – Как обычно, хорошая и плохая. Во-первых, Истерлинг отправляет нас на курорт за счет конторы. Это хорошая.
– А плохая состоит в том, что лишь на грядущий уик-энд? Меньше чем на две недели я не согласна.
– Нет… Плохая в том, что на курорте нам придется работать.
– Ах ты… – Элис проглотила адресованное Истерлингу нехорошее слово. С ненавистью посмотрела на манекен, представляя на его месте своего начальника. И метнула нож. Но опять промахнулась.
Глядя на нее, Кеннеди вздохнул. В облегающем спортивном костюме, с растрепавшимися рыжими волосами и с ножом в руке рассерженная Элис выглядела чертовски привлекательной… Настолько привлекательной, что можно было бы на время позабыть о жене, и… Но Макс давно установил для себя правило – служебные отношения с коллегами (особенно с женщинами-коллегами) никогда не должны перерастать в нечто большее. Трудно идти на рискованное дело с очень близким тебе человеком. Поэтому они со Элис оставались лишь друзьями.
Хотя… Порой, когда незнакомый мужской голос приглашал Элис к телефону, и из ее реплик следовало, что вечером намечается свидание, Макса так подмывало сделать исключение из собственных правил.
Оторвавшись от созерцания напарницы, он подошел к стене и с трудом выдернув глубоко засевший в доске клинок (расщепленный деревянный щит в этом месте зала заменяли раз в две недели).
– Неплохо… – прокомментировал Кеннеди.– Силу броска ты натренировала потрясающую. Еще пару лет поработаешь над меткостью, и тебя с радостью примут в любую странствующую цирковую труппу…
– Издевайся, издевайся… Если когда-нибудь это моё умение спасет твою задницу от больших неприятностей – припомню твои слова.
– Прекрати, Элис… Что за маниакальная страсть учиться всему на свете? Сколько у тебя скопилось дипломов магистра и бакалавра в разных областях знаний? Три?