Забытый легион - Кейн Бен. Страница 10

— Желчный пузырь. — Он потрогал мешочек в форме слезы, торчавший из середины печени. — Говорит о сокрытом. Иногда послание удается прочесть, иногда нет.

Тарквиний прикоснулся к мешочку с теплой жидкостью.

— И много тебе удалось прочесть? — Это было самой трудной частью предсказания; он много раз практиковался на печенях, но с этой частью ему ни разу не удалось справиться.

Олиний долго молчал.

Тарквиний с колотящимся сердцем следил за выражением лица гаруспика. Что-то там было… Он это чувствовал.

— Я вижу, как ты вступаешь в войско и уходишь с ним в Малую Азию. Вижу множество битв.

— Когда?

— Скоро.

Тарквиний знал, что на востоке Малой Азии уже много лет почти непрерывно продолжались войны и восстания. Поколение назад Сулла наголову разбил Митридата, воинственного царя Понта, но шаткость политической ситуации в Риме заставила его вернуться, так и не нанеся Митридату последнего удара. Царь выждал время и четыре года назад вторгся в малоазийскую римскую провинцию Пергам. Посланный туда Сенатом полководец Лукулл одержал впечатляющие победы, но война еще продолжалась.

При мысли о том, что он будет воевать за Рим, Тарквиний едва не рассмеялся, но резкий толчок локтем заставил его опомниться.

— Не отвлекайся! — рявкнул старик. — Годы путешествий, годы учебы. Но в конце концов желание отомстить заставит тебя вернуться в Рим.

— Отомстить? Кому?

— Я вижу схватку. — Казалось, Олиний впал в транс. — Убийство какого-то высокопоставленного лица.

— Это сделаю я? — с изумлением спросил Тарквиний. — Но почему?

Вместо ответа последовало:

— Путешествие в Лидию на корабле. Там твоими друзьями станут два гладиатора. Оба очень храбрые. Ты станешь наставником, как я.

Острие кинжала двинулось от желчного пузыря к другим точкам пурпурного органа. Гаруспик вдруг забормотал очень быстро. Тарквиний разбирал только отдельные слова. Он смотрел на печень и радовался тому, что тоже может видеть то, что читал Олиний.

— Большое сражение, которое римляне проигрывают. Рабство. Долгий поход на Восток. Тропа Македонского льва.

Тарквиний улыбнулся. Кое-кто говорил, что расенны — именно так называли себя этруски — пришли из стран, лежавших дальше, чем Лидия. Возможно, он что-то узнает, повторив путешествие Александра Великого.

— Маргиана. Путешествие по реке, потом еще одно по морю. — На лице Олиния появилось тревожное выражение. — Египет? Мать ужасов?

— Что это? — Тарквиний пытался понять, что напугало его наставника.

— Ничего! Я ничего не видел. — Старик бросил печень ягненка на камень и отступил на несколько шагов назад. — Должно быть, я ошибся.

Тарквиний подошел ближе. Из желчного пузыря на камень вытекла тонкая струйка зеленоватой жидкости. Он сосредоточился, но так и не смог истолковать случившееся. А затем его взор просветлел.

— Египет! Город Александра!

— Ничего подобного. — В голосе Олиния вдруг прорезались злость и испуг. Он оттолкнул Тарквиния и перевернул печень, чтобы ученик не видел внутреннюю поверхность. — Тебе пора увидеть меч Тарквина.

— В чем дело? Что ты увидел?

— Многое, арун. — Глаза Олиния потемнели. — Есть вещи, о которых лучше не говорить.

— Я имею право знать собственную судьбу. — Тарквиний расправил плечи. — Ты же видел свою.

И тут Олиний сдался.

— Ты прав. — Он ткнул кинжалом в сторону отброшенной печени. — Смотри сам, если хочешь.

Тарквиний заколебался. Он наконец научился читать по печени, в предстоящие годы у него будет много возможностей делать это. Наставник увидел его будущее продолжительным и интересным, но было в нем и что-то неожиданное.

Заранее знать все, что с ним случится, как-то не хотелось.

— Со временем все откроется, — спокойно сказал он.

Олиний с облегчением взял литуус и указал им на пещеру.

— Сейчас мы должны найти меч. Ты готов к этому. — Он похлопал Тарквиния по спине.

Перед тем как вернуться в пещеру, Олиний достал откуда-то небольшую охапку камышинок; на концах поблескивал воск. Выбив искру кремнями, он зажег два факела.

— Держи.

Взяв тростинку так, чтобы горячий воск не стекал на руку, Тарквиний двинулся за стариком. Чем дальше они шли, тем шире становилась пещера, заканчивавшаяся каменной стеной в добрых трех сотнях шагов от входа. Воздух был прохладным, но сухим.

Когда факелы осветили цветные изображения на стене, Тарквиний вздрогнул.

— Это место было священным много веков. — Олиний показал на фигуру гаруспика, безошибочно узнаваемую по тупоконечной шапке и литуусу. — Видишь? Он держит в левой руке печень и смотрит на небо.

— А это, должно быть, Тиния. — Тарквиний склонился перед необычно большим изображением того, чья маленькая терракотовая статуэтка стояла на алтаре в хижине Олиния. У божества были большие миндалевидные глаза, прямой нос, кудри и короткая остроконечная бородка.

— Римляне называют его Юпитером. — Олиний помрачнел. — Они отняли у нас даже самого могущественного из богов.

Предсказатель повел Тарквиния дальше, к изображениям древних ритуалов и пиров. Музыканты играли на лирах и авлетах — этрусских двойных флейтах. Изящные смуглые женщины в ярких развевающихся одеждах танцевали с обнаженными толстыми мужчинами, а прятавшиеся в скалах сатиры с вожделением на них смотрели. На одной из фресок были изображены могучие этрусские воины в полном вооружении, над которыми парила обнаженная мужская фигура с крыльями и головой льва. Сила взгляда чудовища была такова, что у Тарквиния невольно сжалось сердце.

— Силы небесные! — Тарквиний вспыхнул от гордости, представив себе Этрурию во времена расцвета. — В доме Целия нет ничего равного этому!

— И в большинстве римских вилл тоже. — Старик остановился у входа в боковое помещение, поднял факел и сделал несколько шагов по направлению к непонятному большому предмету, стоявшему на полу.

— Что это?

Гаруспик не ответил, заставив Тарквиния отвлечься от фресок. Прошло несколько секунд, прежде чем Тарквиний увидел нарядные бронзовые панели, окованные металлом колеса и квадратную платформу этрусской боевой колесницы. Он ахнул.

— Ахилл получает оружие от своей матери Фетиды. — Олиний показал на изображение в передней части колесницы, украшенное пластинками из слоновой кости, янтарем и полудрагоценными камнями. На дышле и пароконной сбруе тоже имелось множество крошечных изображений богов. Священные символы были вырезаны даже на ободьях колес о девяти спицах.

Тарквиний с благоговейным страхом провел пальцами по дереву и бронзе, любуясь деталями и стирая толстый слой пыли.

— Сколько же ей лет?

— Она принадлежала Приску — последнему, кто называл себя этрусским царем, — мрачно произнес Олиний. — Он правил Фалериями свыше трех веков назад. Говорят, что он вел в битву больше сотни таких колесниц.

Молодой человек вздрогнул от удовольствия, представив себе величественную фигуру царя в бронзовых доспехах. Он стоит с натянутым луком за спиной колесничего, далее следует целая колонна таких же колесниц, а за ними идут ряды пехоты.

— Но колонны, построенные «черепахой», выдержали их атаку, — вздохнул Олиний. — Просто подняли над головами щиты и закрылись от дождя стрел.

Тарквиний грустно кивнул. История гибели Фалерий была ему знакома. После того как Рим сокрушил всех своих соседей, город продержался еще семьдесят с лишним лет. Но когда прибыли легионы, судьба Фалерий — последнего из гордых городов-государств — решилась за несколько часов. Римляне перебили куда менее дисциплинированных этрусских пехотинцев, а многих колесничих поразили меткими дротиками. При виде поражения своей армии смертельно раненный Приск бежал с поля боя.

— Он похоронен здесь? — спросил молодой человек, обведя взглядом помещение.

Олиний покачал головой:

— Согласно последней воле царя, его тело сожгли. Уцелевшие воины исполнили его приказ, а колесницу вывезли из разграбленного города и спрятали здесь.

— А почему ее не сожгли?