Тень мечей - Паша Камран. Страница 13

В бальной зале стояла тишина, когда Генрих медленно двигался к центру королевского возвышения. Иоанна встала и помогла монарху устроиться на троне.

— Добрый вечер, отец, — сухо приветствовал Ричард и отвернулся от человека, которого презирал, от монарха, в чьей душной тени он прожил всю жизнь. Они с отцом редко разговаривали, пропасть между ними становилась все шире, несмотря на то что ангел смерти с каждой ночью подлетал все ближе и ближе к постели короля Генриха. Ричард уверял себя, что подобное охлаждение в отношениях — дело обычное, даже желанное, поскольку лишь подтверждает, что он на верном пути, на пути, которым с незапамятных времен следовали все великие мужи.

По правде сказать, было в этом нечто поэтическое. Ричард, будучи настоящим знатоком древних мифов — не только созданных своими предками, кельтами и норманнами, но и греческих и римских, — считал, что эти сильно приукрашенные фантазией истории, которые официальная Церковь отвергает, называя их языческими выдумками, на самом деле исполнены великих символов человеческой природы. Вероятно, именно поэтому он ежедневно находил отражение собственной жизни в легендах об Уране и Кроносе, отце и сыне, которые сошлись в бесконечной борьбе, — а из этой борьбы рождается космос. Ричард задавался вопросом, известно ли Генриху, чем заканчиваются все подобные легенды: сын, обретя силу, неизменно побеждает и умерщвляет высокомерного отца. Старое уступает новому — таков закон Неба и Земли.

Король Генрих, прихрамывая, прошел вперед; он старался переносить всю тяжесть тела на левую ногу, потому что правое колено было поражено подагрой и болело все сильнее. Седой король уселся на трон, намеренно не глядя на сына и не отвечая на его равнодушное приветствие. Своенравный старик с плохо скрываемой брезгливостью обвел взглядом собравшуюся знать, замершую в поклоне при его появлении.

— Продолжайте веселиться. Я слишком стар для этой суеты, — распорядился он. Голос короля стал скрипучим, но властности в нем не убавилось.

Вновь заиграла музыка, и вся знать, мужчины и женщины с благородными манерами и жестоким сердцем, стали по очереди приближаться к трону. Полупоклон, реверанс — и пары возвращались на середину залы, отведенную для танцев. Ричард смотрел в потолок, избегая встречаться взглядом с лизоблюдами, которые выстроились в ожидании королевских милостей. Присутствие отца всегда охлаждало пыл принца, словно холодный снегопад в шотландских горах, когда сапфировые озера замерзают и превращаются в ледяные глыбы.

Боковая дверь бальной залы, отделанная бронзой и серебром, отворилась, и меланхолия Ричарда сменилась откровенной злобой. В дверном проеме возник ненавистный силуэт его младшего брата Джона. Мальчишку посылали в Испанию по государственным делам, и вернуться он должен был еще только через неделю. Когда черноволосый принц вошел в залу в сопровождении рыцарей — все прямо из седел, покрытые пылью после долгого пути, — музыка вновь смолкла, в зале зашептались. Процессия подошла к трону, Джон и его воины низко поклонились.

— Сын мой, — обрадовался Генрих, — тучи рассеиваются над стариком и небо посылает ему надежду всякий раз, когда ты удостаиваешь его своим присутствием.

Ричард с огорчением заметил, что мрачное лицо Генриха теперь светилось ласковой улыбкой. Джон был любимым сыном, который завоевал это положение лестью и угодничеством. В отличие от брата Ричард всегда говорил то, что думал, и нередко спорил с отцом из-за чрезмерно осторожной политики. Джон, казалось, готов был во всем угождать старому дураку, о королевстве же думал меньше всего.

— Счастлив греться в лучах твоей славы и благочестия, дорогой отец, после недель, проведенных в компании грязных неверных, — ответил Джон.

Принца посылали руководить торговыми переговорами с мусульманскими захватчиками, которые господствовали на большей части Иберии. Ричард полагал, что вести переговоры с язычниками — это его долг как наследного принца, но Генрих воспротивился, прямо заявив, что из-за вспыльчивого характера Ричарда Англия погрязнет в войне с арабской Испанией, вместо того чтобы открыть базары Кордовы для уэльских гончарных изделий. Четыреста лет назад французы остановили мусульманское вторжение у этого самого города Тура, и Генрих заявил: он не желает, чтобы его сын дал маврам предлог начать вторую священную войну против неверных. Однако, по мнению Ричарда, такое решение меньше всего имело отношение к предполагаемому отсутствию дипломатических талантов у старшего сына, скорее сыграло роль постоянное стремление отца возвысить Джона в глазах знати.

Принц с иссиня-черными волосами улыбнулся отцу и Иоанне, но намеренно избегал встречаться взглядом со старшим братом. Он шагнул вперед и вручил отцу тяжелый свиток. Старик развернул его с видимым усилием.

— У меня добрые вести, отец, — произнес Джон. — Наши посланцы не уступили неверным за столом переговоров, и мы заключили соглашение, которое наполнит золотом сундуки наших торговцев.

Генрих внимательно изучил документ и с гордостью посмотрел на сына.

— Мы обсудим подробности твоей поездки в Кордову и гарантии, которые ты обеспечил для наших людей, завтра, — сказал король. — А сегодня вечером время петь и танцевать. Приглашаю тебя с твоими рыцарями отведать вина и повеселиться в кругу соотечественников.

Старик повернулся к собравшимся:

— Я посвящаю этот вечер Джону и его храбрым рыцарям, которые проделали долгий путь в царство наших врагов и возвратились с благословениями дружбы и торговли. — Генрих поднял сверкающий кубок в честь своего сына, добившегося таких успехов.

Гости встретили его тост ликующими возгласами, поэтому иронического фырканья Ричарда никто не заметил. Наследный принц знал, что старик вводит себя в заблуждение, полагая, что с сарацинами возможен мир. Темнокожие захватчики могут облачаться в дорогие шелка и пышные наряды, но в их жилах течет кровь дикарей из пустыни. Он немного знал их религию и считал ее отвратительной и явно нелепой.

Еще в детстве священник однажды поведал ему, что Сатана рядит свою ложь в праведные одежды, чтобы ввести человека в заблуждение и заставить служить себе. Религия неверных — главный тому пример. Они утверждают, что поклоняются Богу, но отрицают подлинность Священного Писания. Они даже верят, что Иисус Христос — мессия, и тут же отрицают его божественную сущность и даже факт его распятия на кресте. Доверяют же словам неграмотного погонщика верблюдов. Ричард не сомневался, что Мухаммед — посланник Дьявола, призванный искушать Божью паству. И если его отец по неведению гордился заключенными с этими злодеями соглашениями, Ричард считал, что открытие торговых путей только ободрит дьяволов и те запустят свои щупальца в самое сердце христианского мира.

Джон занял место на возвышении, удостоив старшего брата лишь небрежным кивком. Ричард почувствовал, как в нем поднимается гнев. Менестрели заиграли снова, и гости возобновили танцы, чтобы отпраздновать счастливое возвращение молодого принца. На глаза Ричарду в очередной раз попалась бледная Жоли, и он заставил себя отвлечься от мрачных мыслей. Он встал, с целеустремленным видом пересек зал и изящно поклонился изумленной девушке. Кумушки зашептались — именно этого он и добивался. Девушка была явно ему не ровня, но она могла помочь ему наделать шуму и отвлечь внимание двора от неожиданного приезда братца Джона. К тому же Ричард знал, что отец вскипит от злости из-за того, что сын нарушил придворный этикет, однако уесть старика было для него дополнительным удовольствием.

Жоли взялась за протянутую ей руку, и ее бледные щеки вспыхнули от лестного предложения потанцевать с наследным принцем. Ричард взял ее за руку, зная, что король не спускает с него негодующего взора. Придворные тут же расступились, освобождая место для принца, и он плавно заскользил вокруг восхищенной дочери не очень знатного лорда. Он обнял ее, несмотря на то что музыка предполагала более сдержанные фигуры танца. Остальные пары после минутного колебания присоединились к ним. Лучше следовать примеру королей, даже если принц решил нарушить традиции. Трубадуры быстро перестроились, изменив темп наигрыша своих крумгорнов, шалмеев [32] и тимпанов [33], приноравливаясь к более естественным и быстрым шагам, которые захватили теперь всех танцующих.