Тень мечей - Паша Камран. Страница 44

Пока аль-Адиль с сердитым видом сидел рядом с пустым троном, весь зал с трепетом ждал появления султана. Саладин редко опаздывал на официальные события, но сегодня задержался намеренно. Маймонид понимал, что султан хочет дать понять гонцам крестоносцев, что у него есть дела и поважнее. На самом деле за минувшие несколько недель на повестке дня у султана не было ничего более важного, чем прибытие крестоносцев.

В то время как придворные во всепоглощающей тишине замерли, ожидая начала переговоров, Маймонид рассмотрел гостей. Одного из них он уже видел раньше — это был герольд по имени Уолтер Алджернон, молодой человек с соломенными волосами и щедро усыпанным веснушками лицом. Уолтер состоял на службе у спасшегося бегством франка Конрада, который отказался принять дарованную великодушным Саладином амнистию и присоединился к уцелевшим франкам близ Акры. За последние полтора года армия Саладина несколько раз сталкивалась с войсками Конрада, но ни одна из сторон не одержала победу, поэтому стычки переросли в неофициальное перемирие, так как и те, и другие устали от непрекращающихся боевых действий. За эти месяцы Уолтер, выступавший в роли посланника Конрада и главного посредника в переговорах, стал при султанском дворе если не желанным, то частым гостем. Для Уолтера, родившегося и выросшего на берегах реки Иордан, которая протекала на границе владений крестоносцев с мусульманской Сирией, арабский был родным. Он заслужил уважение самого султана своим добросовестным посредничеством.

Остальные двое были незнакомы. Один — явно воин европейской армии, только что сошедшей на берег. Высокий, с ниспадающими темными волосами и печальными глазами, он имел разительное сходство с изображением Иисуса из Назарета, которое висит в церквях в Иерусалиме. В то время как Уолтер, казалось, нервничал и суетился, стоя в самом центре огромного зала (ранее, когда герольд доставлял послания от Конрада, его никогда не окружали вооруженные до зубов воины), европеец оставался потрясающе спокойным перед лицом возможной смерти. Он не сводил взгляда с пустующего трона и терпеливо ждал.

Маймонид был заинтригован. Даже несмотря на то, что вновь прибывший гость, вероятнее всего, никогда не находился в окружении арабов и никогда не бывал в таком роскошном зале, украшенном чужеземными фресками и геометрическими фигурами, он, казалось, был полностью поглощен возложенной на него миссией. Этот крестоносец не проронил ни слова с того момента, как два брата-близнеца — телохранители Саладина — проводили их в зал, но Маймонид сразу почувствовал, что в нем нет ни высокомерия, ни ярости, присущих крестоносцам. Европеец, наоборот, излучал спокойствие, которое непостижимым образом лишь подчеркивало мистическую власть тишины, нависшей над залом.

Третий гонец, если его можно было так назвать, оказался самым необычным. Темная, как сажа, кожа, густые курчавые волосы, выступающий крючковатый нос, пара золотых серег, которые оттягивали мочки ушей, — этот человек явно был либо из Йемена, либо из Эфиопии. Он, несомненно, был рабом; низко склонив голову и скрестив перед собой руки, он стоял за спиной европейца. Чернокожий раб был напуган, и Маймонид с жалостью смотрел на его дрожащую фигуру. Что делает здесь этот раб? При разговоре, имеющем такую дипломатическую важность?

Массивная, отделанная серебром дверь распахнулась, пронзая тишину тяжелым металлическим лязгом, — и все мысли тут же вылетели из головы раввина. Большой и сильный телохранитель, чью макушку и лоб покрывали витиеватые татуировки, поднял трубу, вырезанную из бивня африканского слона, и в тот же миг мощный звук возвестил о прибытии султана. Этот звук эхом пронесся по огромному залу, и многие восприняли его как сигнал о приближении Судного дня. Маймонид вдруг почувствовал, как у него болезненно завибрировали барабанные перепонки.

Вошел Саладин, и все присутствующие пали ниц, за исключением почетного караула и Уолтера с европейцем. Раб же, со своей стороны, просто распростерся на земле, когда султан проходил мимо него. Саладин лишь мельком взглянул на неожиданного гостя, потом опустился на свой трон с подлокотниками в форме львов. В то же мгновение лысый паж, стоящий у трона, поднял серебряный жезл, украшенный резными витыми листьями и цветами, и трижды ударил им оземь. Все по сигналу поднялись с колен, включая и чернокожего раба, прибывшего с герольдами. Затем крестоносцы поклонились султану в пояс. Протокольные формальности были соблюдены, и Саладин обратил свое внимание на посланца Конрада.

— Благородный Уолтер, в моем дворце ты всегда желанный гость, — по-арабски приветствовал гонца султан. — Вижу, ты привел своих друзей. Пожалуйста, представь их.

Пока Саладин говорил, Маймонид заметил, что раб что-то нервно шепчет на ухо незнакомцу. По-видимому, чернокожий — переводчик. Странно, учитывая, что Уолтер и сам способен оказать такого рода услугу своему сотоварищу. Раввин обратил внимание на Саладина, который удивленно приподнял темные брови, — ему в голову тоже пришла подобная мысль.

Уолтер, игнорируя шепчущего раба, громко ответил по-арабски:

— Для нашей делегации, как всегда, большая честь, великий султан, что ты удостоил нас своим гостеприимством. — Его голос звучал почти по-женски высоко. — Позволь мне представить сэра Уильяма Тюдора, недавно прибывшего из Англии — страны, расположенной за самым дальним горизонтом, где садится солнце.

Саладин смерил Уильяма долгим взглядом. Казалось, султан пристально рассматривает молодого рыцаря, пытаясь заглянуть ему в самую душу.

— Приветствуем тебя именем Всевышнего на земле Авраама, сэр Уильям, — произнес султан на превосходном французском.

Молодой рыцарь невольно открыл от удивления рот, и Маймонид заметил мелькнувшую на лице Уолтера улыбку. Придворные, не владеющие языком неверных, переминались с ноги на ногу, ибо уже не могли сдерживать охватившее их волнение. Старый доктор, который сам хорошо владел языком варваров, без труда следил за речью султана. Однако Маймонид был удивлен: зачем Саладин снизошел до того, что обратился к ничтожному посланнику на его родном языке?

Человек по имени Уильям быстро справился с изумлением, поклонился, но промолчал. Саладин повернулся к рабу, возбудившему его любопытство.

— А это кто? — спросил он Уолтера, вновь переходя на арабский.

Уолтер попытался скрыть презрение, но не сумел.

— Это всего лишь жалкий раб, — ответил Уолтер и после минутного колебания сообщил очевидное: — Он служит сэру Уильяму вторым переводчиком.

В глазах Саладина появилось неподдельное веселье.

— Вижу, с течением времени уровень доверия между франками ни капли не возрос.

При этих словах султана раздался взрыв хохота, который тут же стих, потому что аль-Адиль, призывая сохранять тишину, шикнул на придворных.

Саладин взглянул на печальное, но исполненное чувства собственного достоинства лицо раба, пожал плечами и вновь повернулся к герольду.

— Полагаю, вы принесли мне очередное послание от моего старого друга Конрада, — произнес султан.

Уолтер нервно замялся.

— Честно говоря, это послание от полководца, возглавляющего армаду франков, которая недавно прибыла к благословенным берегам, о чем ты, без сомнения, слышал, сеид.

Маймонид заметил, как напряглось лицо Саладина. Значит, вот оно — первое официальное обращение военачальника армии захватчиков.

— Продолжай.

Уолтер вытянул из-за пазухи своей черной бархатной хламиды свиток, запечатанный сургучом с изображением льва, купающегося в лучах восходящего солнца. Посланник неспешно развернул свиток. Откашлялся и начал читать.

— От Ричарда, короля Англии, Саладину, султану сарацин. Да пребудет с тобой мир и Божье благословение…

— Мир под сенью мечей! — Эти слова подобно тому, как кобра выплевывает свой яд, бросил аль-Адиль.

— Тишина! — В редких случаях Саладин публично урезонивал брата, и придворные втянули головы в плечи от непривычной вспышки гнева. Аль-Адиль, извиняясь, низко склонился перед султаном.