Путешествия в Мустанг и Бутан - Пессель Мишель. Страница 31

Не знаю, то ли оскаленная пасть барса, то ли какое-то чувство вины рождали во мне подспудную тревогу. И вдруг рядом с ухом раздался громовой удар гонга! Кровь застыла в жилах; я обернулся — и чуть не умер от ужаса: всего в нескольких шагах в глубине заброшенной часовни сидел живой призрак с лицом Мефистофеля — длинные, давно нечесанные волосы рассыпались по плечам, на бледном, без кровинки лице огнём горели глаза. Никогда в жизни я не испытывал такого страха. Властным жестом он указал мне на дверь, и я пулей вылетел в коридор.

Оказалось, я нарушил уединение «живого мертвеца», «святого» отшельника. Уже 12 лет он ни с кем не разговаривал и не видел человеческого лица. Семь лет он просидел в темноте… И вправду, в Царанге есть призраки. Этот монах без имени, без возраста стал для меня символом заброшенного монастыря.

А во дворе меня ждала радость — отыскался щенок! Тюки, палатку, записные книжки, фотоаппараты, одежду погрузили на двух лошадей, и мы вновь — в который раз уже! — выступили в путь.

Страна Ло на карте занимает крохотное пятнышко, но если вы окажетесь внутри его, то поймёте, что расстояния измеряются не, по прямой. Подъёмы и спуски, одышка и боль в ногах, жгучее солнце и мучительные переправы через гималайские потоки множат здешние километры до бесконечности. Особенно сейчас, когда исхожено столько троп.

Прошлый опыт оборачивался теперь добром и удобствами. Почти в каждой деревне встречались люди, которым я давал лекарства, и они останавливали наш караван, чтобы поблагодарить меня. Некоторые добирались до Ло-Мантанга, чтобы взять у меня чудодейственные таблетки. Нам дарили чанг — великолепное пиво, сильно скрашивавшее скромные ужины, нас усаживали у огня на почётном месте. Особенно хорошо принимали в деревне Маранг, недалеко от Царанга, — там жил человек, которому я «оперировал» ноги.

К сожалению, запас лекарств кончился, а они были бы сейчас весьма кстати. Все члены группы, включая меня самого, чувствовали себя плохо. Калай температурил, Канса едва таскал ноги, Таши стих, умолкли его шуточки. Что до меня, то я превратился в подлинную «Хрустальную гору» — исхудал настолько, что чуть не просвечивал насквозь. Два месяца, прожитые на высоте 4 тысяч метров, 600 километров пути по горам изнурили организм. А до Покхары было ещё добрых 10 дней.

Кроме того, сказывалось постоянное напряжение. Это ведь был не туристский поход. Я почти круглосуточно выискивал, выспрашивал, высматривал, записывал, разговаривал на чужом мне языке. Четыре толстенных блокнота были заполнены убористым почерком. Конечно, я лишь слегка смог коснуться сокровищ культуры лоба, лишь прочертил контуры многих важных событий. Но я мог честно сказать, что сделал всё, что было в моих силах.

Теперь на собственном опыте я мог утверждать, что в наше время организованных экскурсий и путеводителей есть на Земле места, где возможны собственные открытия, где человек может стать первопроходцем. И я листал засаленные страницы «Грамматики» Белла с удовлетворением от того, что сумел нарушить статус-кво…

Да, мне посчастливилось. Я побывал там, где до меня никто из европейцев не был. Я познал красоту неведомой земли и подружился с настоящими людьми.

…Мы вновь взошли на перевал, откуда два месяца назад я впервые смотрел на Мустанг. Как и раньше, нам открылась иссушенная ветрами равнина с глубокими оврагами, а дальше, на запад, уходили снежные вершины. Страна «бесплодная, как дохлая лань»… Но теперь при взгляде на неё я видел мощные стены Ло-Мантанга, величественные монастыри и крепости, сокровища библиотек. Я видел усталое лицо старого короля и красивую фигуру его сына-наследника. Я видел здешний народ: улыбчивого Пембу, умного Тсевана Ринцинга, царангского ламу, герцогов и баронов, крестьян и монахов, водоносов и дровосеков, герольдов и танцоров, кузнецов и мясников, учёных и купцов, знахарей и бедных пастухов. Я видел старую женщину с внуком, которые пожелали мне доброго пути с порога своего дома. Я видел облако, которое обещало пролиться влагой на сухие поля. Я видел рождение маленького яка. Ничто не изменилось… Кроме того, что один человек теперь будет иным, не таким, как прежде. Это хорошо понимал я, Шелкакангри…

Бутан

Десять лет на пути к бутану

Был час ночи.

Ночной отъезд всегда окружён покровом тайны. Я дошёл до лифта и, будто ещё во сне, нажал зелёную светящуюся кнопку. Металлические створки сомкнулись за спиной, и я медленно стал проваливаться вниз.

В широченной люстре холла мерцал слабый огонёк дежурной лампочки. Вестибюль калькуттского «Гранд-отеля» был пуст. Я завернул направо и подошёл к стойке; ночной портье суетливо улыбается, смущённый тем, что ему приходится натягивать форменную куртку в моём присутствии.

— Триста тридцать пятый, — бормочет он, залезая в ящичек для писем.

Потом, сверившись с бумажкой, добавляет:

— Самолёт компании «Джем», вылет в два часа.

В полусумраке коридора вдруг возникают фигуры белых призраков в широких полотняных одеждах — редкие живые души в уснувшем городе. Калькутта… Вокруг меня 8 миллионов человек забылись в тревожном сне, какой бывает только у людей, редко наедающихся досыта. Напряжение витает в сыром воздухе близкого муссона. А я… я счастлив, что наконец-то еду дальше.

Бесшумно появляются носильщики, согнувшиеся под моими ящиками и чемоданами.

Никогда ещё я не чувствовал себя столь одиноко в восьмимиллионном городе. Стенные часы отсчитывали минуты. Тишина становилась невыносимой, а влажная жара перехватывала дыхание. Бывают мгновения растерянности, когда человек вдруг теряет почву под ногами. Вот и мне казалось, что я участвую в нелепой комедии. И это чувство имело свою подоплёку: уже десять лет я выходил на сцену в полном облачении, а занавес так и не открывался.

До чего же смешным выглядишь тогда! Вот и сейчас я нарядился в бежевый тропический костюм, купленный в Риме для роли персонажа, которого мне предстоит играть. Нет, я не оригинален, хотя втайне надеялся быть им…

Когда часы пробили два, в «Гранд-отеле», кроме меня, не было зрителей. Я сидел в окружении нелепого багажа, где выбор вещей был продиктован смелым воображением, лихорадочной спешкой и обычными «организационными трудностями».

В два часа ночи ничего не случилось. Никто не приехал. Интересно, какой это авиакомпании взбрело на ум назваться «Джем»? Да и существует ли она в природе? Ни в одном справочнике мне не удалось её обнаружить. Тем не менее дважды в неделю самолёт летает в Хассимару. Я тоже отправлялся в Хассимару, а оттуда в королевство Бутан — последнюю неисследованную страну на нашей планете…

Старенький автобус подкатил в три часа. Я ещё раз пересчитал чемоданы, потом протянутые ладони. Шофёр поудобнее устроился на сиденье и тихонько тронул с места. На каждом ухабе фары испуганно мигали. Один, в окружении пустых мест, я ехал по главной улице Калькутты к аэродрому Дум-Дум, воздушным воротам громадного города.

Все 20 километров дороги фары выхватывали из тьмы фантасмагорическое видение: тысячи и тысячи неподвижных тел, закутанных в грязные покрывала. Так проводят каждую ночь в Калькутте те, кто не имеют крова, — на обочине дороги, между ящиками и ручными тележками, прижавшись к коровам и козам, уместившись среди автомашин и конных повозок, склеившись в группы, гроздья. Ещё несколько часов мёртвого сна перед тем, как прозвучит властный призыв к жизни.

Шесть раз я «уезжал» в Бутан. Шесть фальстартов. Шесть раз, прилетая в Калькутту, я смотрел на стюардессу так, будто покидал нашу планету. Каждый раз, заполняя регистрационную карточку в самолёте, я писал в клеточке «пункт назначения»: «Бутан». Это заняло 10 лет.

Последние годы меня по ночам охватывали кошмары в предчувствии очередной неудачи. Не было нужды консультироваться у астролога или толкователя снов, чтобы расшифровать страшные видения. Всё было предельно ясно. Вот я смотрю на географическую карту: Африка, Азия, медленно доползаю до тёмного пятна Гималаев. Здесь я легко перебегаю от Эвереста до Мустанга, по местам, где уже побывал. Потом всё заволакивает туман. Очертания Бутана величиной со Швейцарию приковывают взор. Ещё бы! Последняя страна без точной карты на всём огромном пространстве Азии. Страна, которая в 1968 году была менее известна, чем оборотная сторона Луны. И именно туда я не мог попасть!