Путешествия в Мустанг и Бутан - Пессель Мишель. Страница 37

Первые сведения о Бутане принесли два португальских миссионера, отправившиеся из Калькутты в Тибет в 1626 году, — Иштиван Кашелла и Жуан Кабрал. Двигались они, естественно, пешком.

Минуло почти полтора столетия, прежде чем другим иностранцам удалось проникнуть в Бутан. Загадочный шотландец по фамилии Богл в 1774 году пересёк Страну дракона, направляясь к панчен-ламе.

Мне этот Богл был очень симпатичен. Он не только говорил по-тибетски, но из профессиональной добросовестности даже женился на тибетке, прижив с ней несколько детей. Разумеется, его наследники в Шотландии сделали всё возможное, чтобы признать этот брак недействительным.

После Богла был Тэрнер, который проделал тот же путь, что и я. Он достиг Благословенной Крепости Веры в 1783 году и оставил краткое описание своего путешествия: кроме Тхимпху он побывал лишь в Пунакхе и Паро.

За ним в 1838 году шёл мой старый друг капитан Роберт Буало Пембертон. Говорю «старый друг», хотя, доведись нам встретиться, сомневаюсь, чтобы мы подружились. Бутан не понравился этому офицеру. За исключением замечательного стиля, в котором выдержаны его заметки, и того факта, что он был первым европейцем, изучившим значительную часть страны, за ним нельзя числить никаких заслуг. Он путешествовал с ботаником Вильямом Гриффитом и прапорщиком Мьюрсоном Блейком в сопровождении 25 сипаев. Всего, он пишет, экспедиция насчитывала с носильщиками и посыльными 120 человек. Тот факт, что он потерял в походе лишь одного человека, подтверждает, по его красноречивому замечанию, «удивительные способности человеческой натуры приспосабливаться к самым неблагоприятным атмосферным воздействиям». В огромной экспедиции не нашлось никого, кто говорил бы на здешнем языке. Местных жителей Пембертон нашёл крайне неприятными.

Сидя в одиночестве в своём бунгало, я думал, что ждёт меня. Примут ли меня за человека доброжелательного? В голове замелькали важные персоны, пренебрёгшие моим энтузиазмом: Рани Чуни, Паро Пенлоп, юные аристократы из Пунчолинга, Пасанг… А ведь я только успел приехать!

Как хотелось поговорить с кем-нибудь, посоветоваться. Но я был один. Иллюзии рассеялись. Было такое чувство, будто я проснулся и всё оказалось глупым сном, в котором я играл роль дурачка. Я был романтиком-переростком, которого вывели из себя надписи на придорожном столбе. По стране, оказывается, можно разъезжать на «джипе». Поездка до Тхимпху после десятилетнего карантина выглядела предельно неинтересной. Сбудутся ли другие надежды, которые я лелеял?

Среди разбросанных вещей мне попался на глаза номер «Журнала Американского географического общества» за 1914 год. Его почти целиком занимал текст Джон-Клода Уайта «Опыт путешествия в неведомый Бутан и исследования, произведённые в этой малоизученной, но преинтереснейшей стране».

После Буало Уайт был первым человеком, основательно познакомившимся с горным краем. Путешествовал он в 1905–1907 годах в качестве офицера политической службы махараджи Сиккима.

За Уайтом не было никого вплоть до открытия дороги, исключая горстку королевских гостей. Но они оставались в окрестностях Тхимпху и Паро. Я посмотрел пунктирные чёрточки, обозначавшие маршрут Уайта: они доходили только до центра страны. Значит, целиком он её не обошёл.

Всё, решено. Я попытаюсь пройти весь Бутан. Заберусь в уголки, которые никто из европейцев не видел. Сверну с горных дорог, буду идти милю за милей, пока хватит сил. Начинать надо отсюда, из Тхимпху. Я здесь, и меня не удастся выставить!

В центре Бутана не побывало ещё ни одной экспедиции, судя по уайтовской карте. Если поторопиться, я ещё успею оказаться первым. Потешив гордыню, я углубился в изучение карт Пембертона и Уайта. Бутан на них имел форму рыбы. Его рассекали шесть глубоких долин, разделённых хребтами, причём самый высокий перевал находился на высоте 4350 метров. Реки питали ледники на горных пиках.

Северный Бутан представляет сплошной горный массив с непокорёнными вершинами. Ни один шерпа не водил туда белого «сахиба» в альпинистских доспехах.

На западе долина Вонг в свою очередь делилась на три отдельных ущелья — Ха, Паро и Тхимпху. Там, я знал, проходила дорога. Их я смогу осмотреть быстро, так поступали все королевские гости и будут поступать остальные туристы, когда к трём комнатам в Бутане прибавятся новые гостиничные помещения. Потом двинусь в долину Пунакха, где стоит бывшая столица, — туда дорога ещё не добралась; пересеку Чёрные горы, громадный хребет, разделяющий Западный и Восточный Бутан.

В этих местах ещё не довелось путешествовать никому из чужеземцев. Более того, названия населённых пунктов на разных картах и их местоположение различались. Добрый знак!

Позади Чёрных гор стояла крепость Тонгса, за ней лежали долина Бумтанг и прочие таинственные места, которые прошёл в 1838 году Пембертон. На севере я заберусь на плато по соседству с Тибетом.

Хотелось выступить сейчас же, нетерпение снедало меня. Да, но пустят ли туда? Тхимпху был конечным пунктом дороги и началом караванной тропы в неисследованные горы, бегло описанные Пембертоном как недоступнейшие места Гималаев. Надеюсь, мне удастся «приспособиться к самым неблагоприятным атмосферным воздействиям». В конце концов не для того я рвался сюда, чтобы удовольствоваться неработающей ванной… Убаюканный монотонным пением повара на кухне, я задремал. Молнии слабо серебрились над головой, а туман медленно заволакивал Тхимпху, столицу Страны дракона.

Падение со слона

Утром в понедельник я отправился к дзонгу. Солнце мягко разгоняло клочья белого тумана, кое-где ещё скрывавшего белые ячейки монастыря. Тхимпху был оживлён: двигались караваны, сновали в разные стороны монахи, солдаты, крестьяне. Все были одеты в доходившие до колен и перехваченные широким поясом. Только цвета короткополых халатов были разные: у кого чёрные, у кого оливковые; у большинства они были в красную, жёлтую и ярко-зелёную полоску с белым рисунком.

Халаты придавали солдатам средневековый облик, контрастировавший с современными автоматами, которые они носили, небрежно закинув на плечо и нисколько не беспокоясь, в какую сторону направлен ствол.

За два дня, проведённые в одиночестве, я, по зрелому размышлению, примирился с Бутаном. Меня уже не раздражали «джипы», особенно после того, как я узнал, что они принадлежат королю, а водители вместе с машинами выписаны из-за границы: в Бутане ещё не освоили таинственную триаду из сцепления, акселератора и тормозов. Куда больше было горных лошадок, а автомобилей в общей сложности насчитывалось не более сотни.

Весь субботний день долину оглашали радостные крики и пение лучников: обитатели Тхимпху состязались талантами в этом национальном виде спорта.

Дорога не сумела изменить образа жизни бутанцев. По сути ничего ещё не изменилось. Характер этих горцев создавался веками в изоляции, вдалеке от остального мира, по ту сторону величайших на планете гор. А люди вообще меняются очень медленно.

Возле дзонга прогуливались монахи в красных или каштановых тогах местной выделки поверх рубашек без рукавов, отороченных золотисто-красной парчой. Они вышагивали по двое или группой; завидев меня, монахи улыбались, не прерывая разговора. Вопреки замечаниям Було мне сразу бросились в глаза крайняя опрятность, чистота и цветущий вид бутанцев. Нигде в мире мне не доводилось видеть таких здоровых и физически сильных людей.

Лица бутанцев как бы вобрали лучшие тибетские черты: носы их длиннее и тоньше, а кожа светлее, миндалевидные глаза лишены кожной складки, покрывающей внутренний угол. Конечно, ещё рано делать обобщения; я видел только крохотный кусочек страны, и неизвестно, кто населяет её в остальной части. Но при всех обстоятельствах скептикам надо отказаться от мысли представлять Бутан опереточным королевством: люди, живущие там, крепкой закваски и умеют за себя постоять.

Дзонг Тхимпху был поистине необъятным комплексом. По размерам и внешнему рисунку его можно сравнить в Европе только с Эскориалом* в Испании. По фасаду гигантского прямоугольника строгой тибетской архитектуры идут бесконечные ряды окон в три этажа, причём первый ряд поднят на девять метров над землёй. Стены упираются в мощные квадратные башни, чьи три дополнительных этажа увенчаны крышами в форме пагод. Крыши эти опровергали описание Буало («традиционные бутанские крыши из дранки легко протекают в дождь») — они сделаны из волнистого шифера. В годы, предшествовавшие моему приезду, дзонг был расширен в соответствии с традиционной техникой и архитектурой. Весь гигантский комплекс выстроен без единого гвоздя — только дерево, камень и тибетский цемент. Если не считать дворца Потала в Лхасе, то дзонг Тхимпху и ещё одна бутанская крепость, Тонгса, без сомнения, крупнейшие постройки Центральной Азии.