Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич. Страница 69

— Ты знаешь, что это? — спросил Дасти, на минуту притормозив машину.

— Нет.

— О-о! — засмеялся он. — Это завод под названием «Роки Флате», что значит «Каменистые равнины». По производству плутониевых и других атомных бомб. Точнее, плутониевых и урановых детонаторов к водородным бомбам. Ведь чтобы поджечь водородную бомбу, нужна атомная бомба.

Все строения огорожены забором — невысокие тонкие столбы, между которыми были натянуты почти невидимые ряды колючей проволоки. На одном из столбов надпись: «Завод „Роки Флате“», и в стороне, на другом столбе, другая надпись, знакомая мне по КРРЕЛ: «Земля правительства США. Не входить за ограду»…

В этот последний вечер в Боулдере я познакомился с сыном Дасти — Риком. Ему двадцать девять лет. Он высокий, с голубыми глазами. Дасти достал бутылку водки, которую я ему подарил, баночку канадской черной икры, и я стал учить их пить по-русски, сразу до дна, и тут же закусывать.

Самое трудное для американцев — научиться сразу закусывать. Хотя бы кусочек откусить. Поэтому они быстро пьянеют. Но у нас была лишь одна бутылка на троих здоровых мужиков, поэтому опьянение нам не грозило. Дасти и Рик наливали себе понемногу, выпивали залпом, откусывали по моей команде — они все забывали — кусочек хлебушка с икоркой и радостно хохотали от нового ощущения.

Рик рассказывал мне, что он закончил два курса инженерного факультета университета Колорадо в Боулдере.

И эти два года пришлись на время самого разгара войны во Вьетнаме.

— Ах, какое это было трудное, но незабываемое время. Ты видишь, Игор, как здесь все уважают закон, подчиняются правилам. Можешь представить, как каждому из нас, студентов, было в душе страшно идти против полиции первый раз. Сначала мы просто собирались толпами и начинали переходить улицы, создавая пробки в знак протеста против этой войны. А когда машины останавливались, мы подходили к тем, кто в них сидел, и говорили: «Задумайтесь! Не спешите! Если мы объединимся, мы остановим войну во Вьетнаме!»

Сначала полиция была дружески настроена. Ведь многие из них — такие же молодые ребята, как и мы. И наверное, думают о войне то же самое. Но чувствовалось, что они напуганы немного нашими выступлениями. А потом, однажды, когда мы блокировали огромной толпой центральный перекресток, вдруг на ближайшем пригорке появился отряд: все со щитами, как римские легионеры, в касках и с дубинками. И сплошной стеной пошли на нас. Вот когда опять стало страшно. Это была «Райот полис» — «Полиция бунтов». Они начали кидать в нас шашки со слезоточивым газом.

Но мы знали, как бороться с ними. Мы бегали к хозяевам близлежащих домов и промывали водой глаза. И все проходило.

То были мирные демонстрации, но со временем стало все труднее удерживать горячие головы тех, кто тайком приносил с собой противогазы и толстые рукавицы и, схватив газовую шашку, бросал ее обратно в полицию. Но тогда полиция вызвала на помощь национальную гвардию. Это были уже солдаты, хоть и местные, такие же, как и мы, ребята, но с винтовками, в пуленепробиваемых жилетах и в касках.

Правда, я помню, что первый национальный гвардеец, с которым я столкнулся лицом к лицу, был так же напуган, как и я сам. Но у него в руках была заряженная винтовка, а у нас ничего.

— А лотерея! Расскажи про лотерею… — подсказывает Дасти.

И Рик рассказывает о том, что с середины войны была отменена система, по которой в армию, а следовательно, и во Вьетнам не брали студентов. Это привело к тому, что во Вьетнаме воевали в основном дети бедных, которые не могли платить за учение, а дети богатых держались за любой университет, лишь бы избежать Вьетнама. Никто не хотел воевать там.

И вот ввели новую систему. Но все же обязательного призыва всех на военную службу даже во время этой войны не было. Считалось, что такая система нанесет непоправимый удар по молодым растущим кадрам талантливой молодежи. К тому же для этой войны не нужно было так много солдат.

— И вот ввели лотерею. Каждый город или местечко должны были набрать к такому-то числу определенное количество солдат, — вспоминает Рик. — И вот в барабаны, которые обычно использовались для этой лотереи, клали бумажные фантики, на которых написаны были день, месяц и год рождения. Все делалось гласно, показывалось по телевидению. Крутился барабан, девочка вынимала фантик и называла день месяца. Вторая девочка доставала вторую бумажку уже с названием месяца. То же и с годом рождения. Если твой день и месяц рождения совпали — надежда, что тебя не возьмут, была минимальной. Ведь года рождения почти у всех были одинаковые. Брали-то молодых. Те, чей год, день и месяц совпадали, шли в армию… Ах, как это было ужасно, — рассказывал Рик. — Все сидели у телевизоров и ждали, и вдруг кто-нибудь бросался в слезы или начинал ругаться. А какие потом были радостные пьянки тех, кого «пронесло». А сколько отцов получили инфаркты, сколько матерей поседело сразу! Ох, как я переживал, когда мои числа почти совпали с числами фантиков. Но я оказался счастливее кого-то… Вот тогда-то я и узнал впервые твое имя, Игор, — говорит Рик. — Дэди [3] рассказывал мне о том, как ты в Антарктиде умолял его не радоваться, что США влезает в войну во Вьетнаме. Предостерегал. А мой папа считал тогда, что это нужно. Ах, как он ошибся.

Рик производит впечатление настоящего американца. В детстве он научился чинить автомашины, юношей освоил любую электронику, поступил учиться. И даже то, что потом бросил институт, тоже типично. Ведь кругом висят объявления примерно такого содержания: «Хочешь разбогатеть? Хочешь через два года иметь сто тысяч? Это очень просто. Ведь наверняка есть что-то, что ты можешь делать лучше всех людей на земле. Ты только должен найти это „что-то“ в себе. И мы поможем тебе сделать это».

И Рик ищет, работает механиком, изобретает, ищет свои собственные пути.

— Я уже основал шесть компаний, — заявляет он. — Правда, все шесть уже обанкротились. Но у меня есть одна неплохая идейка…

Я знал, что Рик, несмотря на все свои банкротства, живет неплохо: построил свой дом тоже в горах, у него хорошая машина.

— Рик, как тебе удается сохранить свое имущество при банкротствах?

— О! — смеется он. — Сейчас это очень просто. Сейчас, если твоя компания объявила себя банкротом, а ты ее президент — все имущество компании отбирается, все деньги компании пропадают, но твое личное имущество — дом, машина, обстановка, телевизор, личные сбережения — у тебя остаются. Считается, что тебя нельзя загонять в угол…

Работая в компании «Чистый круг», Рик пришел к выводу, что даже дистиллированная вода недостаточно чиста и поэтому вредна для человека. Вода двойной перегонки лучше, но и та все же недостаточно чиста. А вода из обычных водопроводов просто вредна, потому что она, по его мнению, канцерогенна.

— Но все же ты пьешь ее! — сказал я.

— Нет, — удивил меня Рик. — Разве ты не знаешь, что в супермаркетах продают дистиллированную воду по доллару за галлон. А ведь человеку, собственно, для питья надо совсем немного. Я уже два года пью только дистиллированную воду. Но я научился дешево делать воду во много раз более чистую, чем дистиллированная. Когда я начну ее продавать, люди будут пить только ее. И я буду богатым…

— Послушай, Рик, а не кажется тебе, что, если люди последуют твоему совету, их желудки потеряют контакт с окружающей средой, люди уже не смогут пить даже кипяченую воду, я уже не говорю о воде из ручьев, рек. Жизнь станет более ограниченной.

— Нет, — убежденно заявил Рик. — Просто люди будут брать с собой в лес или горы не только консервы, но и воду в консервных банках. Все будут пить только мою воду. Скоро, скоро я создам еще одну компанию. Ведь это так легко. Ты печатаешь тысячу бумажек, и это твои акции. Ты создаешь рекламу тому, что хочешь делать. И если ты убеждаешь, находится тысяча людей, которые покупают их у тебя по десятке в надежде, что они будут стоить потом много дороже. Ведь в Америке на каждого изобретателя с сумасшедшей идеей находятся хотя бы несколько сумасшедших, которые готовы для воплощения этой идеи дать деньги. Правда, статистика говорит, что девяносто пять процентов новых компаний довольно быстро, как только кончается кредит или продажа новых акций, становится банкротами, и бумаги теряют всякую ценность. Но это никого не останавливает, — продолжал он весело. — Те пять процентов новых компаний, которые выживают, оправдывают все неприятности, связанные с банкротством большинства…