С Бобом и Джерри тропой инков - Романов Петр Валентинович. Страница 4

С другой стороны, если вы живете на перуанском побережье, вам практически не нужен зонт: весь год животворный дождь выпадает только в горах и дальше, в сельве. Едешь на машине по Лиме зимой — включай дворники, потому что на ветровом стекле обильно оседает влага, а вот асфальт совершенно сухой. Эта влага висит в воздухе, но не опускается на землю. Но главное преимущество для перуанцев то, что холодное течение создает благоприятную среду для планктона, благодаря чему прибрежные воды чрезвычайно богаты рыбой. Впрочем, о причудах местного климата мы обязательно поговорим позже.

Вот и себиче готовится в Перу из сырой свежей рыбы, которую минут сорок-пятьдесят держат в обильном лимонном соке с острейшим местным перцем рокото, и по внешнему виду, и по размеру похожим на помидор. Если разрезать пополам, то по структуре тот же помидор. Что приводит иногда к неприятным последствиям. Сам видел иностранца-аллергика, который у меня в гостях, бодро выпив русской водки, закусил этим фальшивым помидором, а затем часа четыре отмачивал свою отвисшую губу в бокале с пивом.

К рыбе, лимонному соку и рокото требуется еще щепотка соли и много лука. В результате получается взрывоопасная смесь, которую можно есть, только запивая все это изрядным количеством пива и приглушая вкус перца местной сладкой картошкой — камоте, которая обязательно добавляется к блюду. Ну и кукурузой, лучше вареной, но иногда и сушеной с солью.

Любители особо острых ощущений требуют у повара еще стаканчик leche de drago («драконьего молока») — это та жидкость, в которой настаивается рыба. Когда я выпил это «молочко» в первый раз, то решил, что мне подсунули стоградусный спирт, хотя оказалось, что это стопроцентный перец.

Есть и еще одна разновидность перуанского себиче — себиче микста (mixta), где способ приготовления все тот же, только к рыбе добавляются другие морепродукты (также непременно сырые): креветки, осьминог, кальмар, мидии и т. д. — то есть все, чем сегодня порадовал рыбаков Нептун. А Нептун бывает, на мой взгляд, иногда слишком щедр, так что я предпочитаю простое себиче из рыбы.

Обычно это lingvado, corvina, tollo или mero. Название рыб не перевожу, потому что под этими же именами в других латиноамериканских странах вы можете встретить нечто совсем другое. Лично я предпочитал себиче из lingvado, которое в Перу больше всего напоминает известную всем камбалу.

Кстати уж замечу, что в разных странах Латинской Америки одно и то же слово может означать или сладчайший фрукт, или абсолютно неприличное ругательство. И, между прочим, латиноамериканизмы, собранные филологами, насчитывают немалое количество томов.

Немного отвлекусь от Перу и расскажу реальный факт из своей журналистской практики, когда по какому-то делу меня послали в Колумбию. Спустившись утром после приезда к портье в гостинице, я попросил его заказать «мото» — так перуанцы обычно называют такси. Каково же было мое изумление, когда и сам портье, и все, кто находился в холле, дружно захохотали. Как выяснилось, в Колумбии выражение «заказать мото» означает только одно — «заказать киллера». На горных улицах Боготы, где постоянные пробки, наемный убийца обычно подкатывает к машине, где сидит жертва, на мотоцикле, делает свое черное дело, а потом спокойно удирает, лавируя среди машин. Иначе говоря, чтобы не попасть в глупую ситуацию, местные языковые особенности знать тоже небесполезно.

Эквадорское себиче по сравнению с перуанским напоминает питание для младенцев, поскольку готовится из вареной рыбы. Да к тому же с чем только это блюдо не подают, я пробовал даже с ананасами и вареньем. Ну, в общем-то, как и везде: кому поп, кому попадья, а кому попова дочка.

Авантюрная идея махнуть через эквадорскую границу родилась из пустяка. Как назло, я имел неосторожность передать Бобу слова своего приятеля-журналиста, работавшего в Эквадоре (он залетел на пару дней ко мне в Лиму), о том, какое это чудо, эквадорское себиче. Перуанский вариант мой приятель отверг как нечто почти каннибальское — рыба же сырая (!), и все время, пока я с наслаждением уплетал перуанское себиче, глядел на меня с нескрываемым ужасом, а в конце концов заметил, что эта страна действует на меня дурно. В себя он пришел лишь в кафе-мороженом, где наконец получил в изобилии то, к чему привык в Эквадоре: мороженое с шоколадом, бананами, ананасами, киви и прочими фруктами.

За это теперь и приходилось расплачиваться. Боб соглашался на поездку лишь при одном условии: он меня переводит через эквадорскую границу (о визах индеец даже слушать не пожелал) и ведет в ближайшую местную себичерию. Это, понятно, забегаловка, где готовят себиче. Там я эту «обезьянью мерзость» (слова Боба) пробую и убеждаюсь в том, что все эквадорцы «педики». Прошу прощения, но это опять не мои слова.

После этого Боб обещал вернуть меня на перуанскую землю и доставить в Лиму, причем прямиком в турецкую баню, где мы сначала смоем с себя даже запах Эквадора, а затем там же насладимся настоящим и лучшим себиче, которое только делают в Перу. Во всяком случае, именно таков был план Боба. В духе коммандос.

Нельзя сказать, что к нелегальному переходу границы я отнесся с энтузиазмом, хотя и верил в уникальные способности Боба.

— Не волнуйся, — заверил он меня, — риска ни малейшего. Машину и пса мы оставим на охраняемой стоянке, а дальше проще простого. И перуанским, и эквадорским пограничникам на все глубоко наплевать. Если хочешь пощекотать себе нервы, можешь перейти границу в пяти метрах от них. Все равно ты этих соней не разбудишь. Они возбуждаются, лишь когда завоет сирена и объявят войну. Но из-за того, что мы зайдем в местную себичерию, уверяю тебя, война не начнется.

Тем не менее от самого экстремального варианта — пройтись под носом у эквадорских пограничников — я все же отказался, заявив, что у меня с детства идиосинкразия к людям в погонах, поэтому я предпочел бы перейти границу хотя бы за километр от погранпоста.

— Как хочешь, — равнодушно согласился Боб, — но в пяти метрах гораздо удобнее, там все-таки асфальт, а так придется перелезать через грязную канаву. Можешь мне поверить.

Наконец, был свой интерес в этой поездке (не в Эквадор, а вообще по песочнице) и у Джерри. В прошлый раз, когда я самозабвенно предавался раскопкам, а он был предоставлен сам себе, терьер нашел очень милую местную дворняжку. Это у нас с перуанскими голыми собачками с хохолком носятся рафинированные дамы из светского общества, а в Перу это обычная дворняга. Вот такую совершенно голую даму с хохолком и приглядел себе терьер.

По моим расчетам, он уже должен был стать не только отцом, но, возможно, даже дедом.

Забавно, но как раз в этом пункте программы у всех троих интересы полностью совпадали: мы просто сгорали от любопытства посмотреть на потомство джентльмена. Когда в нашей беседе с Бобом замелькало слово «раскопки», сидевший до того совершенно равнодушно Джерри внезапно наклонил голову, внимательно прислушиваясь к нашим словам, а затем радостно тявкнул.

Шансы на то, что мы увидим, что же получается в результате скрещивания лохматого рыжего англичанина с абсолютно голой перуанской кокеткой, были реальными. Сами судите: крохотный поселок, вокруг один песок, куда потомкам английского джентльмена деться?

Тем более огненно-рыжего.

По настоятельной просьбе Боба, выехав рано утром из Лимы, мы повернули к эквадорской границе. Все-таки ущемленная национальная гордость — огромная сила. Нам с Джерри было в принципе все равно, север или юг, в любом случае Панамерикану мы договорились проехать от границы до границы.

Вид за окном не впечатлял: грязноватый серый песок, иссушенные зноем стволы мертвых деревьев и изредка за поворотом сине-зеленое царство Тихого океана. А вдалеке от берега высились исполинские черные скалы — неприступные островки посреди воды. Но даже издалека было видно, как неутомимо бьются могучие волны, поднимая на многие метры вверх тонны океанской воды, которые затем бриллиантовыми каскадами обрушивались вниз. А наверху каждого из этих скалистых островов — вечное смятение: неугомонные тучи чаек и стаи гордых пеликанов.