Вторая мировая война. (Часть III, тома 5-6) - Спенсер-Черчилль Уинстон. Страница 61

Сталин считал, что вполне имело бы смысл занять эти острова, если бы это можно было сделать тремя или четырьмя дивизиями.

Я сказал, что меня больше всего тревожит интервал шестимесячной бездеятельности между захватом Рима и операцией «Оверлорд». Мы должны бить противника все время, и поэтому предложенные мною операции, хотя они, безусловно, имеют второстепенный характер, должны быть внимательно обсуждены.

Сталин повторил, что «Оверлорд» является очень серьезной операцией и что лучше помочь ее осуществлению путем вторжения в Южную Францию. Он даже предпочел бы занять оборонительную позицию в Италии и воздержаться пока от занятия Рима, если бы вместо этого можно было вторгнуться в Южную Францию, скажем, десятью дивизиями. Спустя два месяца последовала бы операция «Оверлорд», и тогда обе армии вторжения могли бы соединиться.

Я ответил, что мы не станем сильнее, если откажемся от наступления на Рим; наоборот, как только мы займем город, наши позиции укрепятся в результате уничтожения или разгрома десяти-одиннадцати германских дивизий. Кроме того, нам нужны аэродромы к северу от Рима для бомбардировки Германии. Мы не можем отказаться от занятия Рима — это рассматривалось бы всеми как сокрушительное поражение, и английский парламент ни за что не согласится на это.

Президент затем заявил, что сроки операций должны быть обсуждены самым внимательным образом. Любая операция в восточной части Средиземного моря повлекла бы за собой отсрочку операции «Оверлорд» до июня или до июля. Он лично против такой отсрочки, если ее можно избежать. Поэтому он предложил, чтобы военные эксперты рассмотрели возможности операции против Южной Франции в сроки, предложенные Сталиным, то есть за два месяца до операции «Оверлорд», причем исходить надо из того, что операция «Оверлорд» должна начаться в намеченное время.

Сталин заявил, что опыт, накопленный Советским Союзом за последние два года войны, показал, что крупное наступление, предпринятое только с одного направления, редко дает результаты.

Лучше всего начать наступление одновременно с двух или больше направлений. Это заставляет противника распылять свои силы и в то же время создает возможности для атак при условии, что эти направления настолько близки друг к другу, что можно установить контакт и увеличить силу наступления в целом. Он сказал, что этот принцип вполне применим и к обсуждаемой проблеме.

Я в принципе не возражал против этой точки зрения. Сделанные мною предложения об оказании небольшой помощи Югославии и Турции, сказал я, отнюдь не противоречат этой общей установке. В то же время я прошу отметить, что я ни при каких обстоятельствах не соглашусь приостановить операции средиземноморских армий, включающих двадцать английских и подчиненных англичанам дивизий, к тому же только для того, чтобы точно выдержать срок — первое мая — начала операции «Оверлорд». Если Турция откажется вступить в войну, — что же, ничего не поделаешь. Я искренне надеюсь, что с меня не потребуют согласия на такие жесткие сроки операций, какие предлагает президент.

Глава третья БЕСЕДЫ И СОВЕЩАНИЯ

В воскресенье вечером 28 ноября президент Рузвельт пригласил нас на обед. Нас было человек десять или одиннадцать, включая переводчиков, и беседа вскоре приняла общий и серьезный характер.

В этот первый вечер, когда мы прогуливались после обеда по комнате, я пригласил Сталина присесть на диван и предложил ему поговорить немного о том, что должно произойти после того, как война будет выиграна. Он с удовольствием согласился, и мы присели. К нам присоединился и Иден. «Давайте прежде всего рассмотрим самое худшее, что может произойти», — сказал маршал. По его мнению, Германия имеет все возможности восстановить свои силы после этой войны и через сравнительно непродолжительное время начать новую. Он опасался возрождения германского национализма. После Версаля казалось, что мир обеспечен, однако Германия оправилась очень быстро. Поэтому мы должны создать сильный орган для того, чтобы помешать Германии начать новую войну. Он был убежден, что она оправится. Когда я спросил: «Как скоро?», он ответил: «В течение 15-20 лет». Я сказал, что надо обеспечить безопасность всего мира по крайней мере на 50 лет. Если же речь идет только о 15 или 20 годах, тогда выходит, что мы предали наших солдат.

Сталин считал, что мы должны рассмотреть меры ограничения производственной мощности Германии. Немцы — очень способный, трудолюбивый и изобретательный народ, и они быстро восстановят свои силы. Я ответил, что необходимы некоторые меры контроля. Я бы полностью запретил им иметь авиацию, как гражданскую, так и военную, а также генеральный штаб. «Вы, быть может, потребовали бы закрытия часовых заводов и мебельных фабрик, чтобы они не производили части для снарядов? — спросил Сталин. — Немцы выпускали игрушечные ружья, которые они использовали для обучения сотен тысяч людей стрельбе».

«Ничто, — сказал я, — не стоит на месте. Мир движется вперед. Мы теперь кое-чему научились. Наш долг обеспечить безопасность в мире, по крайней мере, на 50 лет путем разоружения Германии, предотвращения перевооружения, установления контроля над германскими предприятиями, запрещения военной и гражданской авиации и путем далеко идущих территориальных изменений. Все зависит от того, смогут ли Великобритания, Соединенные Штаты и СССР сохранить тесную дружбу и контролировать Германию в своих общих интересах. Нам не следует бояться отдавать приказы, как только мы увидим опасность».

«После первой мировой войны, — сказал Сталин, — тоже существовал контроль, но он ни к чему не привел».

«Тогда мы еще были неопытны, — ответил я, — прошлая война не была в такой мере национальной войной, и Россия не участвовала в мирной конференции. На сей раз будет иначе». Я считал, что Пруссия должна быть изолирована и ослаблена, что Бавария, Австрия и Венгрия могли бы создать широкую мирную, неагрессивную конфедерацию. Я полагал также, что с Пруссией следует обойтись более сурово, чем с другими частями рейха, и это могло бы склонить их не связывать свою судьбу с Пруссией. Следует иметь в виду, что все это были настроения военного времени.

«Все это хорошо, но недостаточно», — сказал Сталин.

«Россия, — продолжал я, — будет иметь свою армию. Великобритания и Соединенные Штаты — свои морские флоты, авиацию. Кроме того, все эти три державы будут располагать и другими ресурсами. Все они будут сильно вооружены и не должны брать никакого обязательства о разоружении. Мы являемся попечителями всеобщего мира. Если наши усилия окажутся тщетными, то разразится хаос который, возможно, продлится целое столетие. Если мы будем сильны, мы сможем выполнить наши обязанности попечителей. Речь идет не только о сохранении мира, — продолжал я. — Эти три державы должны руководить будущим мира. Я не хочу навязывать какую-либо систему другим нациям. Я требую свободы и права всех наций развиваться так, как они хотят. Мы трое должны оставаться друзьями, чтобы обеспечить счастливую жизнь во всех странах».

Сталин снова спросил, как же быть с Германией.

Я ответил, что я не против трудящихся Германии, я лишь против руководителей и опасных комбинаций. Он сказал, что в рядах немецких дивизий много трудящихся, которые сражаются по приказу. Когда он спрашивал германских военнопленных, выходцев из трудящихся классов, почему они сражаются за Гитлера, они отвечали, что выполняют приказ. Таких военнопленных он расстреливал.

Я предложил обсудить польский вопрос. Он согласился и предложил мне начать. Я сказал, что мы объявили войну из-за Польши, поэтому Польша имеет для нас большое значение. Нет ничего важнее, чем безопасность западной границы России. Однако я не давал никаких обещаний относительно границ. Мне хотелось бы поговорить по душам с русскими по этому вопросу. Если маршал Сталин пожелает сказать нам, что он примерно думает, можно было бы обсудить этот вопрос и достигнуть некоторого соглашения. Маршал должен сказать мне, что он считает необходимым для защиты западных границ России. После этой войны в Европе, которая, возможно, закончится в 1944 году, Советский Союз будет исключительно сильным и Россия будет нести большую ответственность за любое решение, которое она примет в отношении Польши. Лично я считал, что Польша может продвинуться на запад, подобно солдатам, по команде «два шага влево». Если Польша наступит при этом кое-где на ногу Германии, то ничего не поделаешь, но сильная Польша необходима. Польша является инструментом, необходимым для европейского оркестра.