Пират - Вулф Джин Родман. Страница 25

Той ночью, когда мы с Новией лежали на широкой постели, устроенной на полу из двух одеял, я спросил:

— Как тебе удавалось скрывать от всех на корабле, что ты женщина?

Она ухмыльнулась.

— Моим главным страхом была порка. Мужчин раздевают по пояс перед поркой, и потому мне приходилось хорошо себя вести. Я надеялась, что, если дело дойдет до наказания, меня просто поставят внаклонку над пушкой и отстегают, как остальных мальчишек, не спуская с меня штанов. Но меня так ни разу и не наказали. А как ты стал капитаном, Крисофоро? Ведь ты был простым матросом, когда пел под окном в Корунье.

— Возможно, я снова стану матросом после завтрашнего голосования, — сказал я. — Я расскажу тебе обо всем позже. Ты искала меня?

— Конечно. Он запретил мне видеться с тобой, и ты уехал. Я хотела наняться матросом на твой корабль. Чтобы только ты один знал, кто я на самом деле, и никто больше. Когда он ослабил бдительность, я сбежала. Я купила матросскую одежду и переоделась в спальне у подруги. Твой корабль уже отплыл, но я узнала куда. Я нашла корабль, тоже идущий в Вест-Индию, и нанялась на него. Меня приняли за мальчика и поручали мне разные дурацкие дела, не требующие особого Умения. Когда мы вступали в бой, я подносила порох к орудиям. — Новия рассмеялась. — В пудре я хорошо разбираюсь, но я умолчала об этом [4]. Честное слово, Крисофоро, это было не трудно. Мы спали в одежде.

— Разумеется, — сказал я. — Все матросы спят в одежде. Ведь в любой момент могут скомандовать «свистать всех наверх!» — да и вахты продолжаются всего четыре часа.

— Иногда два. Я не смущалась и не краснела, говорила и ходила по-мальчишечьи, держалась особняком. Старалась больше помалкивать, вот почему сейчас для меня великое наслаждение свободно разговаривать с тобой. В носовом кубрике был всего один фонарь, старый и закопченный.

— Ну да. Мне доводилось спать в носовом кубрике.

— Значит, ты все знаешь. Мне всегда приходилось дожидаться поздней ночи, чтобы облегчиться, и это было трудно. Не будем говорить об этом.

— И все для того, чтобы найти меня.

Новия поцеловала меня.

— Сейчас я скажу тебе одну вещь. Я своевольная женщина. Безнравственная! Очень безнравственная.

— Я уже понял.

— Мне осточертело изображать мальчика. Я надену для тебя женское платье, как только найду его. Твоя команда — все до единого — узнает, что я женщина.

— Думаю, некоторые уже знают, — сказал я.

— Вот и славно! Не бойся за меня, Крисофоро. У меня есть нож. — Новия вскочила на ноги и показала мне его — складной испанский нож с тонким лезвием. — И я не буду выходить из каюты, кроме как с тобой. Мои руки снова станут мягкими и нежными для тебя. Я снова округлюсь, как положено женщине. Ты не боишься за себя?

Слова Новии порадовали меня, поскольку мне казалось, что лицо и губы у нее слишком тонкие.

— Нет, не боюсь, — сказал я. — Но вдруг утром я проиграю? Что мы с тобой тогда будем делать, Эстрелита?

— Мы покинем корабль в шлюпке, как остальные. Если нам не дадут шлюпку, мы возьмем ее силой.

Я восхитился отвагой Новии и не переставал восхищаться с тех пор. Я видел целые судовые команды, уступающие в силе духа этой маленькой хрупкой девушке, которую я мог легко поднять и подбросить в воздух.

На следующее утро я собрал команду на палубе, как и планировал. Я спросил, хочет ли кто стать капитаном, и Янси вскочил на ноги. Я сказал, что он должен объяснить присутствующим, почему он лучше всех подходит для этой работы, а потом сел и стал слушать.

Янси говорил долго, главным образом об обстоятельствах своей прошлой жизни: чем он занимался во Франции, почему приехал сюда и так далее. В конце концов ему велели заткнуться и сесть.

Я снова встал и спросил, есть ли еще претенденты на должность капитана. Таких не оказалось, и потому я сказал:

— Ладно, вам уже надоело слушать, поэтому буду краток. Я исполнял капитанские обязанности с момента, когда ранили Мелина. Вы знаете, какой из меня выйдет капитан. Мы все хотим вернуться во Францию.

Я не лгал. Я никогда не был во Франции и полагал, что побывать там было бы интересно.

— Но мы не хотим возвращаться туда нищими. Во всяком случае, я не хочу. Я хочу разбогатеть. Может, кто-нибудь из вас полагает, что люди, отправляющиеся в Вест-Индию с целью нажить состояние, возвращаются на родину с пустыми Руками? Так встаньте и говорите, хотелось бы послушать.

Никто не промолвил ни слова.

— Отлично. Мы все думаем одинаково. Испанцы сильно задолжали нам.

Многие выразили согласие, иные довольно громко.

— Если все выйдет по-моему, мы вернем себе то, что нам задолжали. Я был пиратом. Некоторые из вас уже знают это и знают, что я сведущ в пиратском промысле. Я собираюсь снова заняться им, если вы выберете меня. Испанский король снова услышит о нас… — Здесь мне пришлось повысить голос до крика. — И он будет проклинать тот день, когда впервые о нас услышал!

За Янси проголосовали трое, включая его самого. Все остальные проголосовали за меня. Примерно через час он потребовал решить спор поединком. Он был здоровенным, крепким парнем и явно рассчитывал убить меня.

В свое время Джексон на «Уилде» объяснил мне, что? пираты делают в таких случаях, и именно так мы с Янси поступили. Я думал, мы будем драться на мушкетах, но, видимо, кто-то рассказал парню про Ганье, и он отказался стреляться. Я сделал вид, будто страшно расстроился, но в конце концов сдался.

— Ладно, — сказал я, — абордажные сабли.

Затем нам предстояло найти остров, где нам никто не помешает. На поиски ушло два дня, и таким образом я получил время вспомнить все, что рассказывал мне отец о ножевых драках. (На самом деле абордажная сабля представляет собой просто длинный тяжелый нож с большой гардой.) Я нашел немного денег в капитанской каюте, золото оставил Новии, а все остальное — медь и серебро — положил в карман.

Мы вместе сели в баркас, Янси на носу, я на корме, и гребная команда подвезла нас к берегу крохотного необитаемого островка.

Следуя моим указаниям, старшина-рулевой поставил нас на расстоянии десяти длинных шагов друг от друга.

— Когда мы отойдем от берега, парни, вы должны выяснить отношения. Только один из вас вернется на корабль. Мы будем оставаться в пределах слышимости. Когда победитель призовет нас криком, мы вернемся за ним.

Я кивнул, показывая, что все понял. Возможно, Янси тоже кивнул. Я не знаю.

Когда они оттолкнули баркас от берега и запрыгнули в него, я сказал:

— Слушай, Янси, я твой капитан, нравится тебе это или нет. Ты отличный боец, и мне не хотелось бы потерять тебя. Как ты смотришь на то, чтобы решить дело миром прямо сейчас? — Левой рукой я доставал деньги из кармана, пока говорил.

Гребная команда принялась табанить правыми веслами и загребать левыми, разворачивая баркас, и Янси бросился на меня. Я швырнул ему в лицо горсть монет и вонзил абордажную саблю в грудь. Во время захвата «Магдалены» я видел, как испанский офицер наносит такой удар мечом, сделав длинный выпад вперед правой ногой. У меня получилось не так здорово, как у него, но достаточно хорошо, и левой рукой я схватил Янси за кисть.

К моменту, когда баркас развернулся носом к кораблю и гребцы оказались лицом ко мне, Янси лежал мертвый на песке у моих ног. Я крикнул парням оставаться на месте: я дойду до баркаса вброд.

Вероятно, мне следовало помолиться о Янси той ночью, поскольку именно я убил его. Я собирался, но отвлекся на другие дела — поцелуи, шутливую возню и все такое прочее — и не помолился. Однако впоследствии я не раз молился о нем и сегодня отслужу обедню за упокой его души.

Он был примерно моего роста и фунтов на сотню тяжелее меня. Возможно, он действительно был хорошим бойцом — по крайней мере, считал себя хорошим. В своей жизни я участвовал во многих поединках, но не считаю себя по-настоящему хорошим бойцом — всего лишь неплохим. Тем не менее я на собственном опыте узнал две важные вещи, касающиеся поединков. Первое: если бросаешься на противника, ты должен делать это наверняка. Атаковать лучше всего в момент, когда противник не ожидает этого. Если он готов к твоей атаке, тебе лучше придумать что-нибудь другое.