Серп и молот против самурайского меча - Черевко Кирилл Евгеньевич. Страница 8

Что же касается его политической работы в Японии, то советский полпред подчеркнул, что, исходя из упомянутых тезисов ЦК РКП(б), он полностью полагается на японских социалистов и будет оказывать им поддержку в исправлении ошибок, допущенных в партийном строительстве, в частности в организации социалистических землячеств Коминтерна, которые бы смогли распространять среди рабочих и крестьянских масс соответствующую пропагандистсткую литературу. В заключение Копп выразил уверенность, что, когда рабочий класс Японии приступит в результате расширения такой деятельности к прямой борьбе за социализм, его поведет вперед РКП(б), которой принадлежит будущее [65].

В мае 1926 г. Копп в беседе с советником Г.3. Беседовским, поверенным в делах СССР с июня того же года до января 1927 г., излагал поставленные перед ним ЦК РКП(б), как секции Коминтерна, задачи, с которыми он не был согласен, следующим образом: «Наша основная линия на Дальнем Востоке сводится сейчас к тому, чтобы всеми средствами раздуть китайскую революцию, радикализируя ее до возможного максимума и выбивая англичан из Китая. При этом забывалось, что Китай не созрел даже до радикальных форм буржуазной демократии, а говорят уже о поднимающихся требованиях советизации китайской революции. Забывают и о том, что стихийное движение китайских масс на определенной стадии будет угрожать не только английским, но и японским интересам. Японцы будут стараться, конечно, возможно искуснее конспирировать свою интервенцию. В случае, если таковая произойдет, они, конечно, будут тянуть и едва ли пойдут на совместную интервенцию с англичанами, но будут защищать до конца свои интересы в Центральном Китае и ни в коем случае не допустят проникновения революционного движения севернее Великой Китайской стены» [66].

Факт несогласия Коппа с линией Коминтерна в отношениях с Японией и Китаем подтвердил при беседе с Беседовским нарком иностранных дед Г.В. Чичерин. Инструктируя его перед отъездом в Токио, он сказал: «Полпред, товарищ Копп разошелся с линией партии и линией Коминтерна в дальневосточных делах. Он затрудняет работу Карахана, саботируя соглашение с Японией, которое развязало бы нам руки в Китае. Копп будет вскоре отозван и Вам придется довольно долго просидеть поверенным в делах». «Политическая жизнь в Японии, – продолжал нарком, обнаруживая глубокое понимание обстановки в этой стране, проходит в борьбе двух основных кланов – Тёсю и Сацума, сухопутной армии и морского ведомства. Первый клан нам враждебен. Он желает расширить базу японского влияния на Азиатском континенте – в Китае, Маньчжурии и на советском Дальнем Востоке. Второй клан вынужден считаться с неминуемым в будущем японо-американским столкновением, в котором флоту придется играть решающую роль. Отсюда – поиски нефтяной базы, Пекинская конвенция 1925 г. с нами о сахалинских нефтяных концессиях и гарантия с нашей стороны японского тыла в случае столкновения с Америкой. Теперешний премьер-министр Вакацуки и министр иностранных дел барон Сидэхара – сторонники Мицубиси и Сацума, поэтому я не думаю, что вы встретите большие затруднения в своей работе» [67].

Еще резче тогда же критиковал линию советского полпреда в Японии при инструктаже Беседовского И.В. Сталин. В ходе ее он сказал, что китайская революция начинает переходить на советские рельсы и что единственная опасность, угрожающая ей, заключается в вооруженной интервенции Англии, которая не состоится, по его мнению, если в ней не примет участия Япония, и поэтому ключ к «нормальному безболезненному развитию китайской революции» лежит в позиции Японии. «Маневрируйте как хотите, – добавил он, – но помните, что Вы отвечаете за успех».

А в ответ на вопрос о пределах компенсации за нейтралитет Японии в таком случае И.В. Сталин в заключение неожиданно заявил: «Я не дипломат и не беру на себя давать Вам практические указания. Если в Пекине будет советское правительство, то для его спасения от интервенции мы можем отдать японцам не только Владивосток, но и Иркутск… Брест-Литовск еще будет повторяться в разных комбинациях. В китайской революции он может так же понадобиться, как и в российской» [68]. Такая установка на развитие мировой революции встречала противодействие в высших эшелонах власти среди сторонников линии на укрепление международного положения СССР с целью повышения его экономического потенциала. Эта линия в рассматриваемый период находила выражение, в частности, в позиции по отношению к Японии заместителя наркома иностранных дел М.М. Литвинова, будущего наркома иностранных дел СССР. «Основная язва нашей дальневосточной политики – это Карахан, – безапелляционно заявил Литвинов в беседе с Г.З. Беседовским перед его отъездом в Японию, давая понять о своем отношении к проводимой советским полпредом в Пекине и его военным советником М.М. Бородиным левацкой линии Политбюро ЦК РКП(б) и Коминтерна. – Он ничего не смыслит в той работе, которая ему поручена, и стремится изо всех сил выслужиться перед этой подозрительной шпаной, Бородиным, свалившимся нам на шею прямо из-за кулис чикагской биржи, где он подвизался под фамилией Грузенберга. Бородин ведет себя в Китае как диктатор. Он непосредственно сносится с Политбюро отдельным шифром, присланным ему по распоряжению Сталина… Карахан терпеливо сносит все это ради… похвалы Сталина, написавшего ему на днях, что он доволен его „гармонической работой с товарищем Бородиным“ [69].

Помимо вопроса о расширении базы мировой революции, в первые годы после восстановления отношений между СССР и Японией между ними имелись и другие, экономические и политические вопросы.

Первый из них – конкуренция Владивостока с занятым японцами в результате Русско-японской войны Дайреном, которая обострилась в связи с тем, что правление КВЖД, находившееся под контролем СССР, установило повышенные тарифы на перевозки на ее южном участке Харбин – Чаньчунь (Куанченцзы).

Второй вопрос – это стремление японцев снизить советские доходы от КВЖД за счет конкуренции с нею других железных дорог, строящихся на японские деньги военной кликой Чжан Цзолиня. Особую угрозу представляли собой две линии: Таонаньфу – Цицикар с продолжением к Сахалину и Гирин – Дунхуа с продолжением к Сэйсину в Корее. Первая из них перерезала КВЖД, обходя Хинганскую стратегическую петлю у разъезда Бухэду и проникая в тыл советского Приамурья и Приморья у Благовещенска. Вторая шла вдоль КВЖД, соперничая с нею в экономическом отношении и способствуя японской экспансии на запад.

Советские протесты японская сторона отводила ссылкой на то, что формально это строительство проводится властями Чжан Цзолиня, хотя и на японские деньги и с помощью японских инженеров, и предлагала СССР развивать такое же строительство, хорошо зная, что наша страна не располагала в тот период необходимыми средствами.

В сложившейся обстановке СССР не оставалось ничего другого, как запретить пересечение первой линии КВЖД, и японцы вынуждены были приостановить строительство этой железной дороги у Ананьчи.

Третьим был вопрос о судьбе Чжан Цзолиня, который при поддержке Токио начал «подбираться к нашим позициям на КВЖД».

Карахан способствовал усилению антисоветских настроений этого милитариста, поддержав генерала Го Сунлина, выдвинутого им в самый напряженный период противостояния последнего с Гоминьданом, возглавлявшимся генералом Фэн Юйсяном, командующим национальными армиями в северных районах Китая. Ставка на Го Сунлина, погибшего в этой борьбе вместе с женой, уроженкой Харбина, служившей посредником в переговорах с советской стороной, не оправдала себя, так как Карахан не смог выполнить взятых на себя обязательств по оказанию помощи.

Стремясь выполнить их, он стал настаивать перед Политбюро ЦК РКП(б) на введении советских войск в Северную Маньчжурию, в районы Баргу и Цицикар, в тыл противника Го Сунлина генерала У Цзюншэна. Но, опасаясь конфликта, Москва воздержалась от вооруженного вмешательства, и Го Сунлин потерпел поражение.