Ларец Самозванца (СИ) - Субботин Денис Викторович. Страница 24

— Сколько вы за неё хотите? — отстёгивая от пояса туго набитый кошель, поинтересовался он вполне миролюбиво.

— Так… это, боярин… Злата-серебра мы и так вдоволь набрали! — возразил ему один из мужиков. — Вот Марью-воеводшу поять, такое не каждый день случается! Не обессудь, не уступим! Даже и за сотню рубликов!

Марья, прижимаясь полной грудью к его коленям, отчаянно завыла, пытаясь укрыться от хищных взоров распалившихся ещё больше насильников. Пан Роман ещё раз досадливо сморщился. Не по душе ему был такой вот оборот, не по шляхтетски было бросать женщину, да ещё благородных кровей, на произвол судьбы. Тем более что она — такая же христианка и молит тебя о пощаде.

— Полтораста рублей даю! — сам себе удивляясь, проскрипел пан Роман. — На эти деньги вы десять таких купите, да ещё в прибытке останетесь!

— Нет, боярин! — решив на всякий случай повысить Романа в положении, возразил мужик. — Я ж сказал, не отдам! И не мешайся… Мы, конечно, благодарны тебе. Очень. Но — не лезь, чужак! У нас тут свои счёты!

Скрипнув зубами, пан Роман потянул из ножен саблю. Отдавать её холопам, черни, он никоим образом не собирался…

Расклад поменялся внезапно. Послышался оглушительный рык, не должный принадлежать человеку, и из глубины терема выступил настолько могутной мужик, что стало страшно от одного только его вида. В руке богатыря был огромный, под стать владельцу, палаш и сейчас этот палаш был направлен остриём в сторону пана Романа. Недолго думая, тот вынул из ножен кончар.

— Да не бойся! — проревел мужик, оглушительно громко хохотнув. — Я тебя не трону… может быть! Я вот этих троих… трону. Слегка! Прочь, мразь!

Мужики себя мразью явно не считали, а оружие у них и у самих было. Однако спорить они не осмелились. Видно, этого громилу в городе знали… Удивительно, но успокоилась и баба. Только всхлипывала чуть слышно, зажимая разорванную рубаху на груди.

— Ну, Марья! — проворчал мужик куда тише. — Не говорил ли я тебе, что кончится этим? Анцифор слишком далеко зашёл…

— Брати-ку… — белугой завыла воеводина жена. — Спаси деток! Спаси, братик!

Тот, дёрнув щекой, возразил угрюмо:

— Кого мог, уже спас! А это сучье племя всё одно на развод оставлять нельзя. Так что вставай давай, пойдём ко мне домой… пока — поживёшь, потом — поглядим! А тебе, чужак, спасибо. Сестрицу мою спас, так знай, что и я, Тимофей Медведев, добра не забываю!

Мрачный пан Роман коротко кивнул и, круто развернувшись на каблуках, сбежал вниз по ступенькам. Следом за ним — его волыняне…

— А вот и пан Анджей! — внезапно пропел Марек из-за плеча господина. — Яцек, что нашли, где искали?

Яцек, мрачный и надутый, пропыхтел что-то еле слышно. Его слова, однако, совершенно неожиданно вызвали оживление среди шляхты. Кто-то тихонько хохотнул, а кто-то и в голос заржал. Сбруснявевший Яцек уткнулся багровой рожей в гриву коню.

— Совсем затюкали бедолагу! — холодно обронил пан Роман. — Ну, да и Бог с ним, с Яцеком-то! Марек — ты! Езжай, скажи нашим, пани Татьяну можно везти сюда… Только пусть едут побыстрее. Не хватало ещё, чтобы её какое-нибудь быдло напугало!

— А мы пока устроимся на ночлег со всеми удобствами! — радостно подхватил пан Анджей. — Вон, какой славный домик. И стены не всякой пушкой поломаешь!

Толстый палец пана с обкусанным неаккуратно ногтём указывал на местный острожек, небольшой, но и впрямь крепкий. Пан Роман, вскинув на миг бровь в изумлении, спорить не стал. Пожалуй, это действительно был лучший выход. Особенно, если учесть, что в городе разгоралось пламя грабежа. И на улицах всё сильнее становился терпкий аромат хмельного мёда да пива… Широк московит в веселье, ох и широк же!

— Приготовьтесь! — негромко приказал пан Роман, доставая саблю. — Я не я буду, если не нарвёмся на гуляк!

Накаркал…

У самых ворот острога, распахнутых настежь, валялось несколько тел — то ли убитых горожан, то ли, что вернее, пьяных. За воротами, внутри острога, словно рой пчелиный, рассержено гудел хор мужских голосов.

— К бою! — холодно приказал пан Роман, и сам вытащил пистоли из-за пояса. В такой узине, разогнаться для сабельного удара возможности не представлялось. Другое дело, пистоли… выпущенные в упор пули, да ещё если получится хотя бы подобие слитного залпа двадцати стрелков, способны натворить немало бед и охладят пыл самым горячим головам. Жаль только, Марек никак не мог успеть почистить пистоли. Сегодня из них слишком часто стреляли. Хоть и добрый мастер их делал, даже он не мог дать гарантию, что стволы выдержат такой напор…

Опасения пана Романа подтвердились не в полной мере. Толпа в остроге была — человек двадцать пьяных настолько, что именно про таких говорили: «им море по колена, да и горы — по плечо». Вот только никто из них не собирался драться с отрядом хорошо вооружённых и ещё лучше обученных воинов. Дюжины полторы были заняты перекаткой двух огромных бочек из погреба к воротам, двое, вцепившихся друг в друга на предмет устойчивости и решительно не желавших разрывать объятье, пытались ими руководить. На прибывших «гостей» они не обращали своего внимания до тех пор, пока те не взяли стену и ворота под свой контроль, а десяток под командой Антона Кобзаря, казака из отряда пана Романа, не начал медленно и достаточно вежливо теснить пьянчуг прочь из острога. Ну, тогда уже стало поздно, и ропот быстро утих — под стволами ручниц и пистолей.

— Вот вам от нас подарок! — весело возвестил Кобзарь, взмахом руки велев двух казакам выкатить бочонок, что поменьше. — Выпейте за наше здоровье!

Вряд ли хоть один из горожан исполнил это пожелание. Больно уж малой казалась толика мёда, выделенная им чужаками после тех двух гигантских бочек, что возвышались посреди двора.

Впрочем, пана Романа, а вместе с ним и пана Анджея это не волновало. Казаки и шляхтичи, переругиваясь весело, заняли круговую оборону на стене, под самый же конец радостный вопль одного из литвинов возвестил об ещё одной удаче. На стене, подле ворот, оказалась небольшая, но пригодная к стрельбе настенная пищаль. Счастье великое казаков, что эта пушечка почему-то не стреляла, когда они очертя голову лезли на терем, подставив острогу левый бок.

— Наряд к пищали! — рявкнул обрадованный пан Анджей. — Людвик, ты у нас вроде умеешь из неё стрелять?

— А то! — обиделся Людвик, рослый лях из-под Кракова, успевший за свою короткую жизнь послужить и в баварской армии, и в имперской, даже во французской армии. — Правда, не из такого старья… Эта пушка, наверное, ещё круля Стефания знала!

— Что ты хочешь от захолустья! — пожал плечами пан Анджей, но тут же встрепенулся. — А мы пока, пан Роман, воспользуемся передышкой и попробуем эти меды! Не думаю, чтобы местный воевода держал дерьмо… Ишь, как эти пчёлки сюда тянулись!

— Пойдём, пан Анджей! — улыбнулся в ответ Роман. — И впрямь, не мешает выпить чарку-другую… Да и закусить!

Обнявшись, старые соратники отправились в небольшую избу — терем воеводы…

4

Больше всего на свете Марек любил опасные поручения. Вот такие, когда руку никоим образом нельзя убирать слишком далеко от пистоля и сабли, да и по сторонам лучше оглядываться постоянно — чтобы не получить удар в спину.

Улицы вечернего города бурлили, в нескольких местах над городом поднимались густые клубы дыма, мелькали оранжевые всполохи — горели дома сторонников нового царя или тех, кого за них приняли. Кое-где, и не слишком редко, прямо посреди улиц валялись трупы, бродячие собаки, коих всегда было много в городах, обгладывали им лица, выжирали внутренности. Пару раз Марек шуганул их, но останавливаться каждый раз — у него не хватило бы никакого времени. Поэтому он плюнул и пришпорил коня.

Внезапно, за спиной раздался громкий перестук копыт, и одинокий всадник вылетел из мрака, погоняя коня, словно хотел обогнать ветер. Марек резко остановил своего коня, быстро выхватив пистоли из ольстредей и направив их в сторону всадника.