За землю отчую. - Галинский Юрий Сергеевич. Страница 6

Пришлось Даниле идти на поклон к Андрушку, чье дворище, расположенное в глубинке волости за Сквирой, уцелело. Имел Андрушко больше сорока пахотных участков, разбросанных по всей округе. Даниле он выделил испещренный оврагами суглинок, далеко от села. Возделать такую землю было непросто, к тому же Андрушко требовал сначала отработать на него, а потом ужо заниматься своим полем. Только зимой жил Данило с семьей дома. Все остальное время, с ранней весны до поздней осени, он с детьми вынужден был ютиться в шалашах на своем отдаленном угодье.

Забот хватало: кроме работы в поле, они еще держали небольшую пасеку, разводили бобров, ловили рыбу. И все одно едва сводили концы с концами.

Владел Сквирой и всей волостью, в которую входили Трилесы, Ягнятин, Фащове, Рожны и другие поселения, Юрий Половец, потомок половецкого хана Тугорхана. Еще во времена великих князей киевских его орда осела на прирубежных с Диким полем землях и охраняла их от набегов других степняков. За это Тугорхан и получил во владение всю Сквирскую округу. Когда пришли чужеземцы во главе с великим Князем литовским Ольгердом, Юрий первым переметнулся на их сторону, и ему оставили его волость с фамильным замком в Рожнах.. Но теперь надо было платить дань Ольгерду, и Половец чуть ли не втрое увеличил подати и налоги с крестьян, ремесленников и купцов. Сразу же поднялись и цены— мыто за продажу товаров стали брать не один грош с копы, а два, выросли и обестки — за передвижение по волости с каждого проезжего, с каждого воза. Увеличилось и рыбное мыто, и бобровое, и воскобойное. Больше надо было платить за мед и горелку.

Особенно тяжко сказалось это на бедняках. Собирал налоги для Половца хозяин дворища Андрушко; трое его сыновей служили в литовском войске, он сам снаряжал их в походы и потому не платил повинностей, и не было на него управы. Протестовать было бесполезно и опасно: за сопротивление жестоко наказывали, хозяин дворища тут же вызывал из Сквиры воинов-драбов, и те быстро усмиряли недовольных.

Надолго запомнилось Федорцу, как он со сверстниками попытался дать отпор Андрушку, когда его люди пришли требовать дополнительную подать за пчел и бобров. Платить было нечем, не помогли и уговоры — хозяин приказал разрушить запруду на речке и поломать улья. И тогда Федорец с дружками прогнали их. А через день-другой в селе появились драбы; парней схватили и немилосердно, в кровь избили плетьми, да так, что они недели две не могли ни встать, ни сесть. На всю жизнь у Федорца осталась злая память о том дне — рубцы и шрамы. Вскоре после этого в Даниловой семье случилось и вовсе страшное горе: Олесю перестрели в лесу и убили. В селе знали, что это дело рук Андрушковых сыновей, но ничего доказать было нельзя — все равно насильники остались бы безнаказанными, только беды не оберешься. Тогда Митко, жених Олеси, и двое его дружков подстерегли ночью на дороге старшего сына Андрушка, расправились с ним, а сами ушли из села невесть куда.

Спустя неделю после Олесиных похорон к Даниле снова явился Андрушко с драбами и, ссылаясь на новую грамотку Ольгерда, отобрал половину имущества покойной.

Поседевший, как лунь, за эти несколько злосчастных недель, Данило решил уходить из родных мест. Увы, был он не первым и не последним — немало скиталось по свету таких горемык, что не в силах терпеть нужду и бесчинства, покинули отчий дом и родную волость. Такое было всюду в захваченном чужеземцами крае — в ту пору вся западная часть бывшей Киевской Руси, вплоть до Переяславля и Брацлава, находились под властью Ольгерда; и в поисках счастья горемыки тянулись на север — в Тверские, Московские, Новгородские и другие земли.

Данило вначале очень тревожился: как встретят их там? Найдут ли они пристанище?.. Надеялись, конечно, на доброе, но такого сочувствия не ожидали. В селе под Вереей— небольшом городке на южном рубеже великого княжества Московского, где сквирчане осели и стали строиться, соседи не только разрешили им пользоваться всем необходимым в крестьянском житье, ной помогли распахать поросший вековыми деревьями участок, выделенный переселенцам. Вместе выжигали лес, корчевали пни, чтобы успеть подготовить к весне пашню. Кто-то из местных назвал сквирчан побратимами. Это слово прижилось, так они с той поры и величали друг друга.

Новоселы построили беломазанную хату, амбар и хлев, расширили поле и в урожайные годы возили продавать в Верею рожь, овощи, свиней.

Беда пришла на пятый год. Весна и лето выдались холодные, дождливые, весь урожай ржи и овса, не дозрев, полег на корню, гнили овощи — свекла, лук, репа, даже капуста не завязалась. Запасов почти не осталось, потому что и прошлый год был неурожайным, слякотным. Зима грозила падежом скота, голодом. Особенно тяжело пришлось старожильцам, которые ко всему еще должны были выплатить оброк наместнику великого князя в Верее. У ближайшего соседа Данилы Никитки, щуплого краснолицего мужичка с пшеничными усами и бородкой, от бескормицы пали лошадь и корова. Он больше других помогал Даниловой семье, первым назвал сквирчан побратимами, и теперь они делились с ним остатками своих скудных запасов, собирали для него позднюю ягоду в лесу, заготавливали кору деревьев, чтобы примешивать ее при выпечке хлеба к крохам ржи.

Федорец старался за всех, сам срубил несколько сосен, наколол дров, перевез их соседям, одно слово, помогал* как мог. И не только потому, что когда-то Никитка выручал их. Была у Никитки дочь, Галька, чернявая, смуглая дивчина, на несколько лет моложе Федорца. Такая бойкая и говорливая, что первое время добродушный парень немало натерпелся от ее проказ и насмешек. А потом родилось светлое чувство. Раньше Федорец считал эту остроглазую, колючую девчонку за сестренку, и вдруг... Навсегда запомнился ему тот день. Свернув с проезжего большака, они с отцом выехали на проселок, ведущий к селу. Еще издали увидели соседей, что правились с пашни .Галька поотстала, плелась, глядя себе под ноги, последней. Услыхав конский топот, вскинула голову, остановилась. Широко раскрыв глаза, смотрела на телегу, на Федорца, который правил лошадьми. Парень помахал ей, крикнул, но девушка не ответила, продолжала стоять недвижно, не отводя от него взгляда. И вдруг сорвалась с места, бросилась бегом за своими. Федорец удивленно уставился ей вслед, перед глазами долго мелькала белая холщовая рубаха и темная коса. На парня будто наваждение нашло — взволновался, сердце зачастило...

Родители, узнав обо всем, договорились меж собой: если господь поможет пережить голодное время, осенью быть свадьбе...

Напасть случилась вскоре после Николы зимнего. Как-то ранним утром Федорца разбудили приглушенные крики, бабий и детский плач. В хате было совсем темно, тусклый свет едва пробивался сквозь маленькие оконца, затянутые бычьими пузырями. Парень сел, прислушавшись, уловил торопливый взволнованный шепот матери, изредка прерываемый настороженным голосом отца. Рядом на лавке тихо посапывали во сне Марийка и Петрик.

«Вроде бы у соседей гомонят!» — с тревогой подумал Федорец. Быстро надев на босу ногу лапти и накинув зипун, подался к двери, следом за сыном поспешил и Данило.

Во дворе у Никитки было многолюдно и заполошно. Тиун верейского воеводы с двумя холопами сводили за неуплату оброка коровенку и козу — последнее, что еще оставалось. Жена Никитки, худая, болезненная баба, вцепившись руками в мужа, с трудом удерживала его, порывавшегося броситься к лихоимцам. Галька, босая, в одной рубахе, стояла у раскрытых настежь ворот и, широко расставив руки, загораживала выход. Дюжий холоп, ухмыляясь, приподнял ее одной рукой, хотел облапить. Она стала вырываться, но он держал крепко, пока девушка не укусила его в щеку. Холоп рассвирепел, отшвырнул ее в сторону: она упала навзничь в снег, зарыдала. Никиткины малыши, жавшиеся к материнскому подолу, разревелись еще громче. Холоп, мазнув ладонью по лицу, увидел кровь и вовсе взбеленился. Подскочил к Гальке, схватил ее за ворот рубахи, замахнулся кулаком. Но Федорец успел раньше, оттолкнул его, загородил девушку. Тот с маху ударил парня и в следующий миг, словно подкошенный, повалился к его ногам. Подбежали тиун и второй холоп, навалились на Федорца, но он, словно играючи, стряхнул обоих со своих плеч, схватил оглоблю и .пошел на лихоимцев. Выкрикивая черную брань и угрозы, те пустились наутек со двора...