Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич. Страница 41

Выбрав уединенное место и оглянувшись по сторонам, он сказал:

— Ты спрашивал меня о Филимоне. Я сейчас вспомнил: когда рано утром великая княгиня Марья скончалась, мы с Филимоном находились у ее тела, и вот в один момент я вдруг заметил, как Филимон взял с туалетного столика великой княгини это зеркальце и сунул себе за пазуху. В душе я очень удивился этому поступку, но навалилось столько хлопот, что было не до того, и я подумал — быть может, он хочет оставить себе что-нибудь на память, хотя я в жизни никогда не видел, чтобы Филимон взял чужую вещь. Целая гора забот обрушилась на меня, и я временно забыл об этом ничтожном происшествии, но когда через час я снова оказался у тела покойной, я вдруг с изумлением обнаружил, что зеркальце лежит на прежнем месте, как и лежало. Я удивился еще больше и подумал, что быть может это другое. Я взял его в руки и осмотрел — это было то же самое зеркальце, я хорошо его знал, потому что Филимон сделал его своими руками много лет назад в подарок великой княжне, когда она была еще девочкой. Несмотря на печальные заботы и нервное напряжение, я был несколько удивлен этим странным маленьким событием.

Медведев задумался, сморщив брови.

— Это действительно очень странно. Скажи, Микис, Филимон скончался при тебе?

— Нет. Когда я прибежал на кухню, он уже был мертв. Однако я думаю, что повар, который поддерживал его за плечи, когда я вошел, наверно был свидетелем его кончины.

— Как его звали, этого повара?

— Филат Досугов.

— Ты встречался с ним после того?

— Нет. Но, я слышал, что его, как главного повара арестовали и взяли под следствие. Что случилось с ним потом, я не знаю.

— Спасибо, Микис, это очень для меня важно.

— Не спрашиваю, зачем тебе это нужно. Но ты, надеюсь, помнишь, как в детстве и твой покойный отец, и я всегда учили тебя: следует по возможности избегать чужих тайн — они могут быть смертельно опасными.

— Да, я помню, — улыбнулся Медведев, — и всегда старался придерживаться этого правила. Но, увы, мне не всегда это удавалось…

… — Что сказал Микис? — с любопытством спросила Анница, взяв Василия за руку.

— Да так, ничего. Это наши старые, донские дела.

Анница отняла свою руку, и улыбка сошла с ее лица.

— Вася, любезный мой супруг, — сказала она ласково, но твердо, — сядь, пожалуйста, и выслушай меня. Женщина обладает тайным даром сразу же чувствовать, когда у ее любимого на душе появляется какая-то тайна. С тех пор как ты вернулся из Москвы, в тебе что-то изменилось. Ты ничего не рассказал мне о завещании старца Ионы, и не показал никаких бумаг, которые он якобы тебе завещал. Ты хорошо умеешь хитрить, Вася, но ты совершенно не умеешь лгать. Я сразу вижу, что ты скрываешь от меня что-то, а я не знаю, что. От того мне становится не по себе. Мы прожили с тобой четыре года душа в душу, у нас растет сын и скоро будет доченька — Надежда меня заверила, что это будет девочка — она уже шевелиться во мне. За все это время у нас никогда даже по самой малости не было ни одной размолвки. Я благодарила Бога и молилась, чтобы так было всю жизнь. Когда за тобой приезжают гонцы от великого князя, и ты отправляешься на службу, я не спрашиваю, в чем она заключается, но здесь я вижу, я чувствую — это не относиться к твоей службе, это что-то другое, и мне кажется важное, иначе оно не терзало бы так твою душу, как бы ты это не хотел от меня скрыть.

— Но, Анница… — начал было Василий.

— Остановись, — перебила его Анница, — не говори ничего, я не хочу, чтобы ты лгал. Пойми, Вася, у нас с тобой на всем белом свете нет никого кроме друг друга. Мы с тобой — двоица — двое как один. Скажи мне, дорогой, что случилось?

Медведев некоторое время молчал.

А ведь и в самом деле… Разве я могу себе представить, чтобы Анница выдала какую-нибудь тайну. Да она скорее умрет под самыми страшными пытками… А ведь мне, так или иначе, рано или поздно, придется искать и назначать следующего, пятого, хранителя, и разве со мной не может случится того же, что с Филимоном? Он умер внезапно и не успел сказать самого важного тому, кому следовало, иначе Иона знал бы об этом. Да, я могу справиться с дюжиной, быть может, даже с двадцатью противниками, но в чистом поле где я не раз оказывался во время грозы, меня может внезапно испепелить молния! И что тогда? Разве Анница не права, разве мы с ней с самого начала с той далекой минуты, когда судьба и Господь свели нас в Татьем лесу и мы впервые увидели друг друга, разве уже тогда мы не поняли оба, что теперь мы навсегда — двоица? Анница права… Конечно, права…

Медведев вздохнул, молча взял Анницу за руку и через потайной люк, спрятанный под медвежьей шкурой, покрывающей пол в подклети, провел ее в подземный переход, ведущий к берегу Угры — тот самый через который он провел когда-то в свой дом Андрея.

Анница хорошо знала этот переход и готовилась использовать его во время Ахматова нашествия, если бы возникла необходимость. Знало она также и о том, что в определенном месте этого прохода в стене находится тайник, но когда Василий вскоре после свадьбы показывал его Аннице, он был пуст. Теперь же Медведев вынул из тайника ларец с бумагами Ионы и протянул Аннице.

— Прости, милая, что не сказал тебе сразу. Я не хотел отягощать тебя мрачными тайнами, да видно ты права: мы с тобой — двоица и больше у меня никогда не будет от тебя никаких секретов.

— Я люблю тебя, мой дорогой и вся моя жизнь принадлежит тебе, — сказала Анница и нежно поцеловала Василия.

Она прочла записки Ионы, которые взволновали ее, и они еще долго беседовали о драматической судьбе рода Русиновых.

— А теперь, — вздохнув, сказал Василий, — давай внимательно осмотрим зеркальце несчастной тверской княжны.

Анница принесла зеркало, и они оба стали рассматривать его.

— Посмотри сюда, — видишь — сзади приклеена пластинка, которая придерживает стекло зеркала, но обрати внимание: все сделано очень аккуратно, а тут капельки клея небрежно вылезли наружу, как будто это было приклеено впопыхах, в спешке.

— Да ты права. Ну-ка, ну-ка…

Медведев принес длинный, тонкий испанский кинжал, подарок князя Федора Бельского, которым Василий никогда не пользовался, но сейчас он пригодился. Тонким, острым лезвием Медведев отковырнул деревянную пластинку, придерживающую в рамке само зеркальце.

— Вот! — воскликнул Медведев и обнял Анницу: — Молодец!

Они осторожно развернули сложенный вчетверо клочок бумаги.

Там было написано:

«Что храню — всегда со мной».

— Что это значит? — спросила Анница. — Кто это написал? Княгиня Марья?

— Не думаю, — сказал Медведев, — зачем ей писать такое и прятать в собственном зеркальце. Скорее всего — эту запись сделал Филимон, и возможно он второпях сунул эту записку как раз в тот момент, о котором рассказывал Микис… Великая княгиня внезапно скончалась от отравления — это было очевидно, Филимон прекрасно понимал, что в любую минуту может быть схвачен и казнен, как ее стольник, отвечающий за качество ее пищи… Ему необходимо было передать весточку следующему хранителю.

— Если так, то почему он сунул эту записку в зеркальце великой княгини и запечатал ее там? — возразила Анница. — Как он мог предполагать, что тот, кому он хотел ее передать, найдет ее именно в зеркальце и, как ты видишь, никто ее там не нашел до сих пор. А может, это вовсе не он написал, и записка касается вовсе не этого?

— Не знаю, не знаю, — напряженно размышлял Медведев. — Что храню — всегда со мной… Что храню — всегда со мной?… Уж не означает ли это…

— Да! — воскликнула Анница. — Сокровище будет похоронено вместе с ним, и он хочет это сказать!

— Но это не возможно! — воскликнул Медведев. — Микис присутствовал на его похоронах. Гроб был открыт. Вокруг стояло много людей. Священник отпевал его, о чем ты говоришь!

— Да? — огорчилась Анница. — Ну, тогда я вообще ничего не понимаю.

— Если честно — то я тоже, — признался Медведев.