Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич. Страница 55

Родители не могли нарадоваться, особенно был счастлив Андрей, потому что ему очень хотелось сына, ибо без него эта ветвь древнего рода могла бы угаснуть. Варежка не уставала дивиться чудесному ощущению материнства, ей все время хотелось быть с ребенком, и она всегда сидела рядом с кормилицей Боженой, с умилением наблюдая за маленьким Дмитрием.

Князь Андрей потратился на специального гонца, которого послал на Угру, чтобы пригласить на крестины своих друзей, но гонец вернулся с подарками, поздравлениями и извинениями — никто не смог приехать — все оказались на государевой службе.

Андрей понял, что это означает. Все его друзья одновременно могли оказаться на службе только в одном случае — московский князь собирал войско. А это означало, что и его самого по всей вероятности в ближайшее время ждет разлука с молодой женой.

Он не ошибся.

15 августа маршалок дворный Иван Ходкевич срочным гонцом пригласил к себе князя Андрея.

Гонец сообщил, что князю дается два часа на сборы, потому что маршалок намерен сегодня же отправить его в дальний путь.

Варежка, прощаясь с мужем, даже прослезилась, что случалось с ней крайне редко, но Андрей старался утешить ее, убеждая, что время разлуки пробежит незаметно в заботах о сыне и, разумеется, княгиня ни в чем не будет испытывать нужды: Агата будет заботиться о продовольствии и готовить, а Божена помогать во всем остальном.

… — Король очень доволен твоим донесением о состоянии дел в Тверском княжестве. — Сказал князю Андрею Ходкевич. — К сожалению, он не может оказать никакой военной поддержки Михаилу Борисовичу, поскольку дал такое обещание Ивану Московскому, взамен на его обещание сохранить жизнь и неприкосновенность великому Тверскому князю. До нас дошли вести, что Иван Васильевич готовится к большому военному походу, и его войско скоро выступит. Ты должен немедленно отправиться в Тверь и обеспечить безопасный отъезд в Литву Тверского государя. Отвечаешь головой за жизнь и безопасность князя Михаила до той минуты, пока не явишься вместе с ним сюда, в мой дворец. Это трудное и ответственное задание: неизвестно какие тайные планы лелеет Великий Московский князь относительно жизни своего старинного соперника, и дело усложняется тем, что Михаил Борисович до последней секунды намерен оставаться, как он говорит «со своим народом», хотя этот народ давно его покинул и предал. — Ходкевич помолчал, будто вспоминая, все ли он сказал, потом вздохнул: — Ну, ладно — отправляйся в путь, и да бережет вас обоих Бог.

Через час князь Андрей с верительной грамотой личного посланника короля Казимира к Великому князю Тверскому во весь опор мчался на Восток.

… Буквально за день до гонца князя Андрея, на Угру прискакал гонец из Москвы.

Великий Московский князь Иван Васильевич призывал всех дворян явиться к 20 августа в Москву для военного похода на Тверь.

Друзья очень огорчились тем, что им не удастся побывать на крестинах первенца их литовского друга, однако служба превыше всего, и они стали снаряжаться в дорогу, а на третий день выехали, чтобы, не торопясь, поспеть к общему сбору во время.

Медведев, Бартенев, Леваш Копыто, оба Картымазова и Зайцев со старшим сыном Павлом составили совсем недурной вооруженный отряд угорских дворян, который один мог бы оказать сопротивление полусотне противников.

За все предыдущие месяцы на Угре не случилось ничего необычного.

На следующий день, после нападения на Бартеневку, за плененным князем Тимофеем Мосальским прибыла целая делегация Верховских старшин во главе с его отцом.

Прибывшие князья и бояре рассыпались в извинениях, поднесли Филиппу дорогие подарки и деньги, в качестве возмещения ущерба, нанесенного их неразумными молодыми отпрысками, и просили простить их прегрешения ввиду юного возраста.

Филипп, посоветовавшись с друзьями, проявил соседское дружелюбие, подарки и деньги принял, а молодого Тимофея Мосальского отпустил под опеку родителя, который обещал сурово покарать сына за его необдуманные действия и участие в разбойном нападении, за которое многие жестоко поплатились своими жизнями: Филипп передал верховским старшинам шестнадцать тел бессмысленно и нелепо погибших молодых людей.

Наступило затишье, которое продолжалось все лето, никаких инцидентов с Верховскими княжествами больше не произошло, однако занятия Микиса в военном лагере продолжались в усиленном темпе — события в Бартеневке показали, что на Угре снова начинаются неспокойные времена.

Отправляясь в Москву, угорские дворяне были спокойны за свои имения.

Опытный воин Микис остался главнокомандующим объединенных войск четырех имений, кроме того, у Леваша в Синем Логе осталась сотня отлично вооруженных и хорошо обученных людей.

По закону Леваш должен был взять их с собой в поход, но он укрывал эту сотню от воеводы Образца, который был непосредственным военачальником всех угорских дворян, и которому они должны были сообщать обо всех своих воинских отрядах. Но маленькая ложь легко сходила Левашу с рук, потому что никто на него не доносил воеводе — все, даже воинственные монахи Преображенского монастыря были очень довольны тем, что рядом постоянно находится сотня опытных и вооруженных людей, всегда готовых прийти на помощь соседям.

Дворяне с Угры прибыли в Москву вовремя.

28 августа великокняжеское войско выступило в поход во главе с самим государем. По его личному приказу вместе с войском отправился на войну даже старик Аристотель со своими помощниками и огромным количеством отлитых за последнее время и усовершенствованных скорострельных пушек.

Дни Великого Тверского княжества были сочтены.

Глава девятая

ОСАДА

В Москве Василию удалось на несколько минут прорваться к немыслимо занятому Патрикееву и добиться того, чтобы угорских дворян не разделяли, и Патрикеев, даже не разобрав толком, чего опять хочет этот настырный Медведев, поручил Ларе разобраться с его просьбой.

Ларя, испытывая симпатию к Медведеву и к Филиппу, которого он хорошо помнил по Новгороду, вошел в положение и написал от имени Патрикеева грамотку, согласно которой все друзья направлялись в особый отряд элитной кавалерии, состоящей из одних бояр, боярских детей и некоторых особо привилегированных дворян.

Не успели они выйти из Москвы, как проезжающий по дороге навстречу рядам шествующего войска воевода Оболенский, издали увидев Филиппа, остановил своего коня и закричал:

— Бартенев!!!?? Как ты здесь? Почему не в моем полку? Там же о тебе до сих пор легенды складывают! Я сейчас же скажу Патрикееву…

— Спасибо князь, но не надо, — всем в полку привет, конечно, но я нынче попросил, чтоб меня с друзьями вместе, вот…

— А где же твои знаменитые щит и палица? — Воскликнул Оболенский, увидев, что Филипп в одной кольчуге, без всякого оружия и брони.

— А зачем они мне? — Филипп показал князю свои огромные кулаки — Разве этого мало?

— А-а-а! — Воскликнул князь Оболенский так, будто его осенило. — Я понял! На этот раз ты решил им так показать — голыми руками? Ну, молодец! Ну, воин!! Ну, рыцарь!!! Я сейчас же расскажу о тебе всему полку, и ты даже здесь услышишь, как ребята тебя вспоминают!

Князь ускакал, и действительно, через четверть часа где-то позади, перекрывая непрерывный грохот повозок, стук тысяч копыт и все остальные звуки характерные для огромного войска, движущегося маршем и растянувшегося на несколько верст, вдруг раздался слаженный мощный приветственный гул сотен голосов, орущих никому не понятное:

— Ра… иии. пуууу..

— Слыхали? — Усмехнулся Медведев своим друзьям — Они кричат «Ура Филиппу!!!» Приятно, что кого-то из нас знают в этом войске!

— Что за вопли? Что это за безобразие на марше? — раздался вдруг сиплый простуженный голос. — Кто командир? Прекратить! Тишина в строю! — какой-то всадник мчался навстречу, явно намереваясь отыскать нарушителей порядка.

— Иван! Дубина! — Закричал Медведев. — Ты ли это? Стой!