Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич. Страница 6

А вот и наследственная пара: сын Ивана Васильевича от первого брака — Иван Иванович, называемый Молодым, бледный, худой, странно, что без книжки в руках, а то ведь все читает, да читает и жена ему под пару вышла — тоже ученая, книжки любит, только зачем ей это — Елене-то Волошанке, девятнадцатилетней матери его внука, дочери господаря Волошского Стефана Великого, — совсем непонятно — и так ведь вся из себя знатная красавица…

Иван Васильевич перекрестился и с трудом оторвал взгляд от невестки, что-то есть в ней такое, что смотрел бы да смотрел…

У нее, конечно, своя свита, — те по правую сторону стоят и как она сама — молодые все. Канцлер ее, — говорят толмач премудрый, девять иноземных языков знает — Неждан Кураев по имени, — сказывал дьяк Федор Курицын перед своим отъездом в Венгрию, что беречь его надо, хороший дипломат из него получиться может… Ну и любимая девка и подруга Волошанки — Марья Любич, молдавских кровей, тоже дочь одного их князя, в борьбе с турками павшего.

Вот ведь как странно получается: в центре у солеи протоиерей Алексий младенца Дмитрия в купель опускает, а по обе стороны от него словно две армии…

Неужто снова династическая распря назревает. Не зря ведь твердит Софья каждый день, какой наш Василий, то бишь Гавриил, славный, дельный да мудрый, а на что намекает-то? — сама ведь знает хорошо, что по обычаям древним московским, да и по договору брачному между ним и принцессой Царьградской точно определено: быть наследниками престола детям от первого брака, а после — их детям. Так что вот: тот, который своим плачем сейчас весь храм оглашает, тому и быть князем Великим Московским!

Но Софьино упрямство… Не успокоится ведь, не приведи Господи! А нет ничего страшнее войны близких родственников.

Он сразу вспомнил батюшку своего покойного великого князя Московского Василия Васильевича по прозвищу «Темный». А «Темный»-то почему? Да потому что глаза ему выколол брат его двоюродный Дмитрий Юрьевич Шемяка своими руками. А за что же он его так??? Да за то, что раньше сам Василий Васильевич другому брату своему Василию Юрьевичу Косому, родному брату Шемяки, точно такое же сотворил! А из-за чего все? Да из-за престола Московского, из-за шапки Мономаховой, — кто ее на голову наденет, тот и государь!

Иван Васильевич поежился, вспомнив вдруг то страшное время, и отчего-то увидел ярко и живо, как он, семилетний, дрожащий от холода, хоть и одет был в теплое княжеское облачение, держал холодную ручку пятилетней девочки, которая время от времени плакала, митрополит Московский проводил над их головами обряд венчания, а его отец, слепой князь Василий, который еще не успел привыкнуть к своей слепоте, потому что лишь год назад был ослеплен, щупал ладонями их детские лица, и Иван помнил, что даже в темноте храма ему видны были слезы, которые катилась из слепых отцовских глаз.

Раньше Иван Васильевич думал, что это его обручение с маленькой болезненной девочкой, Великой Тверской княжной Марьей, отец затеял лишь ради того, чтобы заручиться поддержкой сильной и могучей тогда Твери в борьбе с Шемякой за Московский престол, и только спустя много лет, вот совсем недавно, после покорения Новгорода, понял вдруг Иван Васильевич, что мудрость отцовская простиралась гораздо дальше.

Только теперь осознал он, что означали предсмертные слова отца: «Помни о Твери».

За эти годы все переменилось и теперь уже Московское княжество стало сильным и могучим, а Тверское доживает свой век, и слова отца приобретают новый и особый смысл. Вспомнив о венчании, Иван Васильевич вспомнил и о своей первой свадьбе. Ему было двенадцать лет, Марье — десять и, держа ее на этот раз уже теплую ручку, Иван думал, только об одном — как же теперь они пойдут в брачные покои и как проведут свою первую ночь, — да не тут-то было! Не успел закончиться брачный пир, на котором они сидели рядом и первый раз в жизни им было позволено выпить по глотку меда, и гости великокняжеской свадьбы только-только развеселились, как юных супругов подняли от стола, да и развели по разным спальням, а когда Иван заикнулся было насчет брачных обычаев, ему объяснили, что реализовать этот брак в естественном человеческом смысле они смогут лишь по достижению Марьей пятнадцатилетнего возраста, ибо по древним законам, и русским, и тверским и литовским так положено и все тут! Вот так они и жили в супружестве — наследный Великий князь Московский и великая княгиня Московская, бывшая тверская, и встречались только днем на официальных приемах, и говорить-то толком не говорили, так что до пятнадцати лет Иван Васильевич супругу свою первую можно сказать и не знал вовсе.

Но время шло, девчонка росла на глазах, взрослела, хорошела, а когда уже и холмики грудей появились, решил однажды Иван нарушить втайне наказы взрослых, — было ему к тому времени уже шестнадцать, кровь играла, и задумал он ночью пробраться в спальню своей законной супруги.

Но и тут ничего не вышло.

Здоровенный молодой грек Микис, который еще в Твери, с малолетства своего и великой тверской княжны, служил при ней начальником личной охраны, как верный пес, спал на пороге спальни своей хозяйки, — не пошел ни на какие подкупы, ни на какие угрозы — так и не впустил Великого Московского князя к супруге. Когда великий князь, осердясь, пошел на него грудью, вынул Микис из ножен свой короткий греческий меч и, протянув рукояткой вперед, великому князю, сказал: «Возьми его и пробей мое сердце, государь, потом можешь войти». Иван меч взял, под ноги греку швырнул и в ярости удалился.

Этого Микиса Иван Васильевич сильно невзлюбил, и решил при случае напомнить ему о его чрезмерной ретивости, а потом вроде стало не до того — год пролетел быстро, пятнадцатилетняя супруга резво и охотно приступила к выполнению своих обязанностей, и в шестнадцать уже родила.

Вот он стоит — первенец, красавчик, Иван Иванович — нынче и сам отцом стал.

Бедная Марья! Они прожили вместе лишь десять лет.

Великая княгиня часто хворала, и потому не было ничего необычного, когда в один светлый апрельский день 1467 года на нее снова хворь нашла, и придворная ее ключница — Наталья Полуехтава, жена великокняжеского дьяка Алексея Полуехтова привела каких-то ворожей, они весь вечер колдовали, унесли с собой ее пояс, вроде для того, чтобы злых духов из него выгнать, а наутро бедная Марья вдруг — раз! и умерла.

Иван хорошо помнил, как он был потрясен, стоя возле ее маленького худенького тельца, накрытого белой накидкой, ниспадающей до самого пола, а когда на завтра стали готовиться ее хоронить, Ивана почему-то не хотели пускать к ней, но он расшвырял всех, ворвался в светлицу, где она лежала, и застыл, потрясенный: Марью невозможно было узнать — она раздулась до невероятных размеров и белая накидка, которая вчера достигала пола, сегодня едва прикрывала ее огромное тело… Конечно, ни у кого не было сомнений — ни своя это смерть была, но так никогда и не понял Иван: кому и зачем нужна она была.

Разумеется, виновных он жестоко наказал — всех четырех ворожей живьем утопили в Москве-реке, ледоход тогда был, и длинными шестами запихнули их под быстро плывущие по Москве-реке льдины, так чтоб даже тел их не видно было. Стольник Марьин Филимон Русинов с перепугу сам помер, хотел тогда великий князь Наталью казнить, да бухнулся в ноги дьяк Полуехтов, а поскольку все дела иноземные в его руках были, и ссориться с ним совсем некстати выходило, простил он его супругу, лишь велел никогда больше ко двору не показываться…

Вспомнился ему при случае и злосчастный грек Микис — когда надо, не уберег свою госпожу ведь! Хотел и его казнить лютой смертью, да скрылся он где-то — сколько искали — не нашли, видно сбежал, куда-то далеко, сказывали в Дикое Поле…

И вот, стало быть, теперь выходит, что Иван Иванович, сын великого московского князя от великой княжны тверской, да только что рожденный Дмитрий-внук оба нынче наследственные Тверские князья.

Подумать об этом надо. Надо подумать.

Тем более, что нынешний молодой Великий князь Тверской Михаил Борисович вздорно ведет себя: хоть и воевал против Ахмата примерно на Угре с московским войсками плечом к плечу, да за спиной Москвы все с Литвой заигрывает, вот совсем недавно донесли московские агенты из Вильно, будто вздумал князь Михаил свататься к внучке самого короля Казимира… Пожалуй, пора отучить его к московским противникам за невестами бегать…