Господин двух царств - Тарр Джудит. Страница 18

Такое было уже не впервые, хотя Мериамон и видела, что он с трудом сносит насмешки над своей новой обязанностью. Но его друзья были как все здравомыслящие эллины: они смотрели на Мериамон и видели в ней женщину и чужестранку, и тут, конечно, можно было нахмуриться, но они видели в ней также жрицу и оракула, а посему обращались с ней уважительно, потому что так им было спокойнее, и приветствовали Нико с искренней радостью. После этого он быстро успокоился и говорил теперь с ними о кораблях.

– Если бы у нас был флот, – сказал он, – мы были бы в два раза грознее и сильнее, чем теперь. Персы сильны на море; пока у нас нет кораблей, их флот угрожает нам с тыла.

– Да, но когда это мы были сильны на море? – поинтересовался один из спутников.

– Нам это было и не нужно, – отвечал Нико. – Наши прадеды были пастухами и охотниками. Они одевались в шкуры и были счастливы, когда на праздник у них была чарка вина. Филипп все это изменил. Он поднял нас, он сделал нас силой. Он создал лучшую в мире армию. Теперь Александр пользуется этой армией. Но если он хочет действительно добиться чего-либо, в придачу к армии нужен еще и флот.

– Зачем, если он просто отнимет у Персии греческие города? А в этих городах есть свои корабли, если они ему понадобятся.

– Но корабли не его, – возразил Нико. – Зачем только боги дали тебе глаза, если ты не видишь того, что прямо перед тобой?

– Я вижу перед собой винную лавку и прислужника, за которого я отдал бы весь флот. Эй, красавчик, подожди меня!

Он устремился вперед, а за ним и все остальные. Нико посмотрел им вслед.

– Щенки, – пробормотал он.

– Ты меня радуешь, – сказала Мериамон.

Он замер. Он совсем забыл о ней. Его лицо замкнулось, и он весь обратился во внимание. Мериамон вздохнула. Он никогда не позволял ей забыть, что для него общение с ней было обязанностью, а не удовольствием.

– Не знаешь ли, где мне найти золотых дел мастера?

– Это там, – ответил он. – Мы проходили мимо, когда шли сюда.

Она слушала тогда слишком внимательно и не заметила.

– Проводи меня, – сказала она.

Она купила сережку-колечко для Сехмет и размышляла, что бы выбрать для Таис. У гетеры было много украшений; это была ее обычная плата. Для Таис нужно что-нибудь другое, совсем другое.

Когда Мериамон шла на базар, настроение у нее было вполне безоблачным, но омрачилось почти до бури к тому моменту, когда она вышла от золотых дел мастера. Тот был египтянином и предложил ей пива, которое варила его жена. Тонкие черты его темного лица, тонкий вкус его темного пива пробудили в ее сердце острую тоску по родине. Ей очень не хотелось уходить от него, но еще хуже было бы остаться и думать, что судьба связала ее с варварами.

Она уже не вернулась на базар, а отправилась прямо в лагерь за городскими стенами, в палатку врачей. В лазарете уже не оставалось раненых: последние, самые тяжелые, или умерли, или достаточно оправились, чтобы его покинуть. Были только несколько человек, подхвативших заразу, гулявшую в окрестностях, пара симулянтов, которых пользовали всяческими ужасными, но вполне безвредными снадобьями, конюх, которого лягнула лошадь, и слуга, обварившийся на кухне. Здесь ей нечего было делать. Можно было бы сходить на базар за лекарственными растениями и снадобьями, но ей не хотелось возвращаться туда. Вместо этого она пошла к себе в шатер, чтобы там поразмыслить и успокоиться.

Но в шатре была Таис с Птолемеем и целой армией поклонников. Они не могли даже дождаться подобающего часа, а может быть, они вообще не расходились со вчерашнего дня? Кто-то приволок бочонок с яблоками, а кто-то сказал, что Александр придет, как только покончит с делами в шатре Великого Царя, потому что Александр обожает яблоки.

– Помнишь, как мы плавали на лодках по реке – Киднос, что ли? И у нас была яблочная война, лодка Александра против лодки Неарха, и Александр победил благодаря последнему огрызку.

Сам Неарх, узкобедрый критянин, с длинными кудрями и умными глазами, смеялся вместе со всеми.

– Прямо в сердце, сразил меня наповал! Замечательное было морское сражение!

Мериамон было не до смеха. Ее охватило такое же уныние, как Нико в его худшие времена, и вроде бы без всякой причины. Она убежала, воспользовавшись их весельем, куда глаза глядят, лишь бы было тихо.

Мериамон пошла к коновязям, которые находились в конце лагеря. Эллины считали пределом унижения ездить на мерине или на кобыле. Их жеребцы были настоящие звери, и их крепко привязывали за недоуздки подальше от захваченных персидских кобыл. Конское ржание, в отличие от людского шума, даже успокаивало. Большинство коней были очень чутки и стояли, навострив уши, ожидая, чтобы их приласкали.

Конь Александра имел отдельную палатку и целую армию слуг, как царь, и, как царь, он правил ими милостиво и строго. У него была и охрана: царские стражники, сменяясь, несли здесь службу, как при Александре.

Двое стражников не возражали, когда Мериамон прошла мимо них к стойлу жеребца. Может быть, на них подействовал вид Нико в плаще царского друга, который им еще надо было заслужить. А может быть, им захотелось немного развлечься. Один из них даже осмелился улыбнуться Мериамон, и она слегка улыбнулась в ответ.

Царский конь был тоже привязан, но не за недоуздок, а на длинном поводе, позволявшем ему почти свободно бродить вокруг. По сравнению с персидскими стройными красавцами, в нем не было ничего замечательного: невысокий, с тяжелой шеей и горбатой мордой. Но даже стреноженный, он двигался превосходно, а глаз, который он скосил на Мериамон, был ясным и озорным.

Она почтительно приблизилась к нему. Конь смотрел, насторожив уши, ноздри его раздувались, чтобы уловить запах. Она увидела на его плече тавро – голову быка, от которой он получил свое имя.

– Буцефал, – сказала она. Конь фыркнул. Мериамон улыбнулась и подошла достаточно близко, чтобы потрогать его. Она положила руку ему на шею, погладила бархатистую морду. Конь деликатно лизнул ее ладонь, как будто стараясь опровергнуть сказки о нраве боевых коней, которые ей приходилось слышать.

Конь был уже не молод: над глазами глубокие впадины, кожа плотно прилегает к черепу. Но он двигался, как молодой, косил глазом, как молодой, словно говоря, что он ведет себя так спокойно только из вежливости, но что он царь и поступает так, как пожелает. Буцефал был почти ровесником царю и ей самой.

Ее тень почувствовала в нем силу, ведь он был частью Александра, частью легенды, которая создавалась с самого момента рождения царя. Царь все еще сражался на нем в бою, все еще предпочитал его молодым и красивым коням, потому что это был Буцефал.

Конь поднял голову и заржал. Мериамон заткнула уши. Он замотал головой и пошел боком, пофыркивая.

Кобылы. Входили новые кобылы, со слугами и конюхами, на каждой персидская попона. Тень Мериамон напряглась: она почувствовала запах раскаленного железа, – запах персидской магии. Маги ставят охрану, но что они охраняют? Одни боги знают, что они делают за стенами, так близко от царя. Мериамон торопливо попрощалась с Буцефалом. Ее тень рвалась вперед, ее нужно было освободить. Мериамон бросилась бежать, а тень расправила крылья и полетела.

Маленькое гибкое существо в персидской одежде могло проникнуть туда, куда не прошли бы ни женщина, ни македонский воин. Прямо сквозь толпу, собравшуюся поглядеть на въезд персидского посольства, под руками и копьями стражи, охранявшей царя, сидевшего под балдахином Великого Царя на резном золоченом кресле, принадлежавшем Дарию. Александра предупредили, и он воспользовался своим преимуществом. На нем была золотая кираса и тяжелая золотая перевязь. Концы пурпурной ленты вились под легким ветерком, но сам царь сидел неподвижно.

Мериамон остановилась во внутреннем ряду зрителей, между здоровенным македонцем и стройным нервным персом. Самый высокий из персов стоял перед царем – стоял прямо; понимает ли Александр, какое это оскорбление?