Кровавая Роза - Монсиньи Жаклин. Страница 59

– Мамма Оккло в Кориканше, храме Солнца!

Как она раньше не догадалась! Единственное место, куда ей не удалось пробраться!

– Поймем туда, – только и сказала Зефирина. Пандо-Пандо остановил ее.

– Ты не можешь идти вот так, бледнолицая Зефирина… В полдень, когда солнце высоко в небе, открываются ворота, большая церемония для индейского народа… В честь погибшего Гуаскара девственницы будут принесены в жертву богу Солнца!

Зефирина облизнула губы.

– Пандо-Пандо, ты хочешь сказать, что вы собираетесь убить этих девушек?

– Бледнолицая Зефирина, девственницы воспитывались, чтобы умереть за Виракошу, – терпеливо объяснил Пандо-Пандо. – Жертва – очень хорошо для народа инков. Боги довольны. Ты иди вместе с Пандо-Пандо. Очень красивая церемония – праздник Солнца!

Психология инков была недоступна пониманию Зефирины. Степень их развития восхищала, человеческие жертвы ужасали. Себастьян Гарсиласо де ла Вега попытался успокоить ее.

– Черт возьми, Зефирина, а наши экзекуции на лобных местах, разве это не такие же кровавые жертвы?

Зефирине встряхнула золотисто-медными косами.

– Совсем нет, мессир Себастьян. Там речь идет о наказании виновных.

– Смерть человека от руки другого человека это всегда смерть, – возразил Гарсиласо де ла Вега.

– Но ведь эти несчастные – невинные жертвы.

Зефирине было известно, что Себастьян влюблен в принцессу инков Чимпу [148]. Он часто ходил во дворец ее семьи (польщенной этими визитами «белого бога») и готов был оправдать все варварские обычаи туземцев.

Прекратив бесполезный спор, Зефирина тщательно приготовилась к церемонии.

В костюме индейской аристократки, в чепчике с белыми лентами молодая женщина оставила неспособную подняться мадемуазель Плюш дома и, не предупредив испанцев, ушла с Пикколо и Пандо-Пандо.

Под лучами палящего солнца толпы людей запрудили улицы. Под навязчивый ритм заунывных песнопений священники в золотых сандалиях хлестали себя кожаными плетками. Мужчины в одеждах, унизанных жемчугом, несли на плечах массивных золотых идолов, усыпанных драгоценными камнями. Другие прикрепили к спинам черные и белые крылья кондора. Некоторые воткнули в волосы птичьи перья или надели деревянные короны. Группа людей демонстрировала свои обнаженные торсы, изборожденные красными полосами, а вот эти надели на себя шкуры пумы, голова зверя демонстрировала хищный оскал. У Зефирины сложилось впечатление, что она присутствует на параде хищников.

Скандируя, процессия медленно приближалась к самому священному месту в империи: Кориканше, или храму Солнца в Куско.

Смешавшись с этой пестрой толпой, Зефирина вместе с Пикколо и Пандо-Пандо незамеченная прошла в ворота.

На большой площади жрецы, одетые в белое, с золотыми коронами в виде солнца, начали жертвоприношения с черных лам. Они поворачивали головы животных к солнцу и перерезали им горло, прежде чем бросить их внутренности в пылающий костер вместе с маисом и кокой.

Испытывая отвращение к запаху жареного мяса, Зефирина поднялась на цыпочки. Жрецы представили колдуну сердца и легкие, вырванные у животных.

Колдун осмотрел их и произнес свое суждение:

– Lamac… Capac Ayalon chachi… anitas caras!

– Что он сказал? – прошептала Зефирина.

– Бог-солнце, плохое настроение. Дурное предзнаменование, большая грусть… грозное будущее, сказать колдун. Хотеть много других жертв, – перевел Пандо-Пандо.

Действительно, Зефирине показалось, что солнце стало светить слабее.

Под напором толпы Зефирина и ее спутники вошли в главные ворота, украшенные тем же орнаментом из золота и серебра, что и храм. Стены, потолок, крыша были отделаны драгоценными металлами. Никогда Зефирина не видела подобной роскоши и богатства.

На алтаре полыхало солнце, три ламы и огромное золотое яйцо – символ изобилия. Но церемонии проходили не там. Все еще находясь во власти людского потока, Зефирина и ее спутники проходили по разным залам, посвященным молнии, мумиям, луне. Наконец они достигли места самого чарующего, которое только может увидеть человек на земле: золотого сада.

Зефирина вскрикнула от восхищения. Насколько хватало глаз, простирались террасы, парки, фруктовые сады. Эти «поля» спускались к реке Гуатанау. Все там было из золота: трава, цветы, рептилии, птицы, пастухи – высочайшее почтение народа всемогущему богу – свету.

Вокруг костра пела группа молодых девушек небывалой красоты. Одетые в белые и золотые одежды, они с радостью восходили на алтарь. Восхищение Зефирины сменилось тоскливым ужасом. Скрестив руки поверх своей белой сутаны, спускающейся до колен, усыпанной золотыми листьями и драгоценными камнями, с брильянтовой тиарой на голове, «вилкаома», или верховный жрец, дал жрецам приказ на заклание жертв.

Жрецы три раза обвели их вокруг идола, золотого солнца, прежде чем перерезать им горло.

Увидев, что девственницы со счастливыми лицами восходят на алтарь, Зефирина поняла, что их, должно быть, опоили «чичей» или же заставили выпить приличную дозу коки.

Оракулы были плохими, бог упорствовал в своем дурном настроении.

Народ, впав в отчаяние, разразился стонами.

Большое белое облако закрыло солнце. Это был знак ужасной опасности, неминуемой катастрофы.

«Вилкаома» на своем помосте испустил крик, подняв голову к небу. Девственниц сменили хорошенькие дети от пяти до десяти лет, которых жрецы резали или душили веревками, но бог не показывался.

Зефирина не могла больше выносить этот кошмар. Сдавленная толпой, она хотела бежать от этих кровожадных хищников. Рядом с ней Пикколо, бледный как смерть, казалось, вот-вот лишится чувств.

– Пойдем отсюда, Пикколо, – прошептала Зефирина.

– С радостью, сударыня!

Их остановил крик. Толпа скандировала:

– Мамма Оккло! Мамма Оккло! Спаси нас! Спаси нас с тем, кому это предназначено!

«Богиня» в черном одеянии с тиарой на голове в виде платиновой луны поднималась по ступеням, чтобы занять место рядом с верховным жрецом.

Лицо у нее было спрятано под вуалью. В руках она несла прекрасного обнаженного ребенка десяти – двенадцати месяцев от роду, этого мальчика отдавали в жертву Виракоше.

– Донья Гермина, Луиджи… злодейка хочет отдать моего ребенка их богам! – простонала Зефирина.

Ее сотрясала нервная дрожь. С нечеловеческой силой Зефирина буквально протаранила толпу.

– Безбожники! Святотатцы! Убийцы! Мой сын!

Завывая, она прокладывала себе путь среди перепуганных людей. «Вилкаома» так и остался стоять, подняв руку к небу. Жрецы замерли с веревками и кинжалами, занесенными над детьми.

Воспользовавшись всеобщим оцепенением, Зефирина вспрыгнула на помост, где находились верховный жрец и Мамма Оккло.

– Злодеи! – вопила Зефирина.

Она вырвала ребенка из рук богини и хотела бежать со своей драгоценной ношей. Верховный жрец жестом указал на нее страже. Выйдя из оцепенения, та накинулась на Зефирину. Через мгновение ее привязали к золотому столбу, но ребенка она не выпустила. Верховный жрец и богиня подошли к ней.

– Machac расас intiillapa yaloula accla cula inti mayni Viracocha! – оросил верховный жрец.

Зефирина уже достаточно выучила кечуа, чтобы понять смысл этих слов:

– Ты демон… женщина, избранная, чтобы умереть во имя Солнца!

Лицо молодой женщины было исцарапано. Она опустила глаза и взглянула на ребенка, исступленно сжимая его в объятиях. Красивый младенец с вьющимися темными волосами и золотисто-карими глазами смотрел на нее и смеялся, не сознавая нависшей над ним опасности.

Даже не видя розы на его шее, Зефирина была уверена, что прижимает к сердцу своего сына. Тошнотворный запах духов доньи Гермины заставил ее поднять голову. Мамма Оккло откинула вуаль, и взгляду Зефирины предстало изможденное лицо проклятой мачехи.

– Идиотка, ты спутала мои планы… но так даже лучше. Мы собирались короновать твоего сына как Сапу Инку, но сначала умрешь ты, моя милая!