Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую - Лихоталь Тамара Васильевна. Страница 71

— Пусть будет он защитой слабым и малым!

Пока Илья с Сокольником бродили по оружейному ряду, Алёша заглянул в лавку ювелира.

Вот где глаза разбегаются. Подвисочные кольца, бусы, браслеты, пряжки, пуговицы… Серебряные и золотые, украшенные чернью, чеканкой, эмалью. Купец их нарочно выложил на алый бархат. Алёша долго что-то приглядывал и выбирал. Наконец, отобрал десяток золотых пуговиц и украшенный чернью серебряный браслет. Пуговицы — себе для кафтана. А вот для кого браслет — неизвестно. Об этом Алёша даже близким своим друзьям не рассказывал.

У прилавка с украшениями больше всего женок и девиц. Толкутся, не в силах глаз отвести, если даже и покупать не на что. Бывает, иная красавица постоит вот так, поглазеет, повздыхает и пойдет прямо из лавки ювелира в мастерскую стекольного мастера.

В глиняной мазанке, до половины врытой в землю, от большой печи, кажется, и продохнуть нельзя. Мастер и подмастерья без рубах, в одних портках, да кожаный прожженный передник прикрывает голую грудь. Дымное облако клубится под низкой кровлей.

— Тебе, красавица, какое кольцо надобно? Большое на запястье или маленькое на перст? — спросит мастер.

— На руку, — скажет девица, — синее.

— Какое прикажешь, милая, такое и отольём. Можно синее, как реченька, можно желтое, как солнышко, можно зелёное, как лист весной, можно голубое, как твои глаза.

Тут же при заказчице вынет мастер из томящегося в печи тигля вязкий, будто тесто, стекольный ком, отщипнёт от него, малый комок, быстро вытянет его жгутом, а потом ловко завернёт в кольцо прямо на руке заказчицы. Только кивнёт перед тем подмастерью. Тот подскочит с берестой в руках. Береста уже подготовлена. Лежит нарезанная ровными полосками. Мигом обернёт подмастерье белую руку девицы у запястья берестяной полоской, чтобы её расплавленным стеклом не обожгло. А мастер тут же обоймёт её стеклянным кольцом, горячим, чтобы, пока не остыло, успели друг к дружке привариться концы. Потому что у кольца, как известно, нет конца. Так и будет носить девица браслет-наручник, пока не разобьет его. А пока вот он новенький — горит и сверкает на девичьей руке не хуже, чем драгоценные каменья. Придёт девица домой, ещё и бусы поносит па шею — тоже стеклянные, очень подходящие к браслету. Выпросит у матери платок с кистями — тот, который мать по праздникам в церковь надевает. Ну вот, теперь можно и на гулянье с подругами отправляться.

До чего же весело! Колотят в бубны музыканты. Пляшут ряженые в масках. А там, где недавно работные люди ставили столбы, летают качели. На них — парень с девушкой. Раскачались. Вверх-вниз, вверх-вниз.

Ой, подруженьки, страсть-то какая! Глядеть и то дух захватывает. И как это только им не боязно!

Сквозь толпу осторожно пробирается разносчик, придерживая на голове прикрытый чистой тряпицей лоток. Под тряпицей — пироги. Только что испёк — с морковью, с горохом, с репой — и несёт горяченькие. Выбрал местечко, стал со своим лотком. Мигом окружили, расхватали.

Маковки на меду!

Орехи! Калёные орехи!

А вот пряники! Печатные пряники!

Парень с девушкой спрыгнули с качелей, пошли пряники покупать. И правда — печатные. На каждом картинка. На одном — косолапый медведь, на другом — заяц — длинные уши, на третьем — птица сирин, сама махонькая, а хвост с тележное колесо. Глядят, выбирают — который пряник взять. Выбрали с птицей сирин — она счастье приносит. Разломили пополам. Стоят и жуют. А качельная доска — свободная. Больше никто качаться не решается. И вдруг над девичьим ухом голос — ласковый такой:

— Пойдём с тобой, красавица!

Глянула девица, и сердце замерло, будто она уже и в самом деле птицей летит в поднебесную высь. Только качели тут ни при чём. Это он виноват — тот, кто качаться ее позвал. Ах ты боже мой, что же делать? Он стоит и ждет! А уж молодец — залюбуешься! Выточенный. Плечи — косая сажень. Волосы русые. И одет богато. Шёлковый зелёный плащ, на светлых кудрях бархатная шапка, брусничная с синим околышем. Наверное, дружинник. А подружки-то её, подружки — глаз с него не сводят, негодницы! Только и дожидаются, чтобы она отказалась. Нет уж, не дождетесь вы этого!

И вот уже девичья рука с синеньким стеклянным браслетом крепко ухватилась за веревку. Пляшут ряженые, высоко взлетают качели. На них парень с девицей. Белое платье, плащ цвета весенней травы. Уж не наш ли это Сокольник? Все может быть. Илюша вон и гостинице сидит, в окошко выглядывает, беспокоится. Уже пора ехать в княжеский дворец, а сынка нет и нет.

Только недавно у городских ворот теснились возки — в город тянулись. Теперь, напротив, — торопятся из города. Обгоняя их, скачут всадники. Простой народ топает пешком. Все движутся по дороге, ведущей в загородный княжеский дворец. Неужто на пир к Великому князю? А что? Его загородный дворец, построенный недавно в пригороде Киева, хоть и летний — без печей, но зато просторный. Есть где и полировать и отдохнуть. Хоромы с горницами для княжеской семьи и для придворных. Поодаль от жилых покоев — гридница, в которой можно усадить за стол чуть ли не пол-Киева.

Дворцовая усадьба уступами спускается к реке. Здесь у причалов гостей дожидаются разукрашенные челны. Можно покататься по реке. Можно отдыхать в саду под сенью листвы, слушая музыкантов или развлекаться плясками скоморохов. А можно подняться по устланной коврами лестнице на второй этаж терема — в красные сени. Отсюда хорошо видно зеленое поле, где обычно и проводятся турниры. В дни состязаний, сопровождаемые верными оруженосцами, в полных боевых доспехах с копьями или мечами выезжают прославленные витязи. Горячат коней, наскакивают друг на дружку, показывают свою силу и удаль.

Рыцарские потехи! Вот, оказывается, почему столько народу движется нынче в княжеский дворец. Всех, конечно, туда не пустят. Возле ворот, куда въезжают приглашенные гости, толпа. Толкаются, чего-то ждут. Так и кажется, что кто-нибудь сейчас спросит жалобным голосом: «Нет лишнего билетика?»

Шныряют пронырливые киевские мальчишки, стараясь проскочить следом за каким-нибудь возком под руками у стражи. Всё-то им известно. Хочешь узнать, как прошел вчерашний турнир, только свистни им. Отвечают в несколько голосов все сразу. Сведения точные.

Алёша Попович, дружинник переяславского князя, выбил из седла Чурилу-чашника.

Дюк Степанович из Галича потерпел поражение при встрече с не известным никому дружинником Суздальцем.

А черниговец Иван Годинович и Михаиле Казаринов из Владимира-Волынского два раза сходились, и так никто никого и не сумел одолеть. Так что — ничья. Казаринов доволен. Иван же Годинович сильно огорчался, потому что сватается он к дочке черниговского князя Овдотье и очень хотел воротиться к невесте из Киева с наградой.

Вдруг мальчишек будто ветром сорвало с места. Бросились к дороге. Скачут, машут руками, кричат приветственные слова.

Это едет Илья Муравленин с сыном своим Сокольником.

Припозднился Илюша. Алёша Попович уже давно во дворце. И другие гости уже собрались. Прогуливаются по усыпанным жёлтым песком дорожкам, по перекинутым через ручейки мосткам, любуются цветами, слушают музыку.

Под широким раскидистым дубом расположился небольшой оркестр. Посреди сидит на раскладном ременчатом стуле старик с гуслями. Рядом с ним — барабанщик. На коленях у него бубен — барабан. В руках — похожая на плеть вощага с шариком на конце. По другую сторону от гусляра стоит высокий худой музыкант — гудошник. Длинный свой гудок он приставил к плечу, придерживая его подбородком, отчего голова его все время клонится набок. Он не перебирает струны перстами, как гусляр, а водит по ним смычком. А позади них стоят рядышком схожие обличьем, точно братья, три белоголовых отрока, прижимают к губам свирели. Юноша немного постарше держит в руках похожие на два солнца сверкающие медяные пакры.

«Турли-турлм-турли», — тоненько и складно поют свирели, сливаясь со звонким перебором гуслей.

«Дзынь-дзынь-дзынь», — бьются друг о дружку медяные солнца.