Медведи и Я - Лесли Роберт Фрэнклин. Страница 34

Мы с Ларчем спрятались и только из укрытия наблюдали, как гризли, изгнав Расти и Скреча, вернулся и снова закопал барана. Иначе он, чего доброго, мог решить, что и мы были причастны к ограблению его кладовой. Все еще ворча что-то себе под нос, испытанный старый боец бросил предостерегающий прощальный взгляд на дерево, где сидели наши годовики, и с суровым, недоверчивым, но, как ни странно, застенчивым выражением поплелся на выступ скалы. Усевшись на троне, выточенном из камня древним ледником, он мог обозревать все подступы к своим владениям по обе стороны горного хребта — не признавая союзников, он ни с кем не делил власти.

Домой мы вернулись после захода солнца, Дасти поджидала нашего возвращения, сидя на крыльце. Ее застенчивый поклонник не показывался на глаза. Она тотчас же двинулась в сторону леса, оглядываясь на ходу; затем вернулась и еще раз повторила тот же маневр, таким способом она давала нам понять, что проголодалась и зовет всех сопутствовать ей в ночной кормежке. Мы проводили ее немного вдоль берега, но пройдя милю, повернули назад. Расти ушел с сестрицей, а Скреч пошел с Ларчем и со мною домой. По-видимому, медведи решили использовать оставшиеся три-четыре осенних недели для жировки и будут уходить на всю ночь до рассвета. Скречу это не понравилось, но еще меньше его привлекала перспектива шататься по лесу днем в полном одиночестве. Через два дня он тоже присоединился к брату и сестре. Сперва я очень скучал по вечерам в пустой хижине, однако знал, что хочешь-не хочешь, а надо привыкать. Медведи с удовольствием высыпались днем на сухой подстилке из опавшей хвои, выбрав место на солнечной стороне двора, и, казалось, совершенно забыли, что в доме у них есть роскошное ложе.

В конце недели мой непоседливый друг Ларч нагрузил лодку и, попрощавшись в своем красноречивом стиле, отправился в путь по взбудораженному ветром озеру. Над головой трубили свою вековечную песню тысячи канадских гусей, улетавших в дальний полет из северных стран к теплым лагунам далекой Мексики. Еще медлили с отлетом красногрудые дрозды. Прошедшее лето выдалось для них на редкость удачным — они смогли вырастить потомство с самыми незначительными потерями, виновниками которых были совы и болотные луни. Соседняя семья потеряла весь выводок, который сожрала ласка.

Благодаря тому, что этот год был урожайным на всяческих личинок, червей, муравьев и жуков, наши дрозды отъелись и были в хорошей спортивной форме для предстоящего дальнего перелета. Вместо трех потрепанных и чуть живых пичужек, переживших лесной пожар, у нас в этот год выросло пятнадцать удальцов, лихих чемпионов по ловле насекомых, которые улетят зимовать на

Однажды в полдень, когда после ночного промысла медведи вернулись домой, мне впервые удалось мельком взглянуть на жениха нашей Дасти; на этот раз он проводил ее до опушки возле нашей хижины. У него была блестящая шерсть оттенка корицы. Расти и Скреч, очевидно, приняли его в свою компанию, так как он каждый день присоединялся к ним по пути. Наверно, он дремал в лесу, поджидая их прихода. Я мысленно прозвал его Спуки , потому что его никак не удавалось разглядеть.

Медведи из своих странствий возвращались, когда им вздумается, поэтому Спуки, медведь-призрак, успевал исчезнуть в чаще кустарника раньше, чем мне удавалось расслышать шаги моих косолапых приятелей — хоть я и просматривал, вооружившись биноклем, окружающий ландшафт дюйм за дюймом — все было напрасно. Надеясь побольше разузнать о новичке, изо дня в день провожал медведей, когда они уходили в свои ночные странствия, полагая, что у них должно быть какое-то привычное место встречи, но влюбленный призрак ни разу не попался мне на глаза. Однако я был уверен, что новый знакомец сопровождает моих медведей каждый день.

Кончились теплые дни бабьего лета, октябрь принес похолодание, подули ветры, начались ночные заморозки, и тут на медведей что-то нашло — они стали ходить за мной по пятам; они вообще отличались тем, что время от времени на них нападала какая-нибудь неожиданная прихоть. Я в это время ловил на спинниг лососей в ручьях, впадающих в Отет-Крик, потом коптил свой улов, а медведи ластились ко мне, выпрашивая рыбьи головы и потроха, но больше всего им, кажется, просто хотелось привлечь к себе внимание. Они были в хорошей физической форме и гораздо лучше подготовлены к зимней спячке, чем в прошлом году. В солнечную погоду я любил посидеть на дворе, укрывшись от ветра за хижиной, и всегда у меня на коленях покоились три лохматых головы, от их тяжести у меня даже затекали ноги. По ночам медведи по-прежнему жировали, но эти прогулки стали короче, и уже под утро они возвращались домой. До захода солнца медведи оставались поблизости от дома. Расти, вернувшись на рассвете, залезал в постель и нежился в тепле, пока солнце не растопит выпавший за ночь иней.

У меня дни проходили в сплошных хозяйственных хлопотах. Вода стала слишком холодная, чтобы целый день топтаться в реке у желоба, поэтому в дневное время я пилил сухостойные деревья, колол дрова и складывал их затем под навес. Будущая зима не обещала удачливой охоты, потому что все откочевали в другие места еще до начала охотничьего сезона, и мне надо было запасти фунтов двести копченой . Несмотря на то что Ларч оставил мне свое ружье, я не собирался отстреливать дичь, разве только нечаянно попадется навстречу раненое животное. Ягод уродилось так мало, что нечего было и думать о том, чтобы набрать достаточное количество для сушки, но Ларч словно предвидел это заранее, и благодаря ему в моей кладовке лежал большой запас . Ларч проявил гораздо больше благоразумия и предусмотрительности при закупке припасов, чем я, и гораздо правильнее составил мой рацион, добавив даже кое-какие лакомства.

Согласно моему дневнику утром двадцать пятого октября я впервые увидел вблизи жениха нашей Дасти. Это был великолепный четырехлеток весом около с шубой, так же как и у Дасти, коричневого оттенка. Его излишнюю толщину можно было отнести на счет жировых отложений, необходимых на время зимней спячки. Масть канадского черного медведя имеет различные оттенки: встречаются особи коричного, золотистого, бежевого и темно-бурого цвета. Однако настоящего черного барибала я ещё не встречал. Разглядывая призрачного поклонника Дасти, который стоял рядом с ней на тропинке ярдах в пятидесяти от хижины, я был поражен его ушами — они были величиной с бейсбольную перчатку и находились они в непрерывном движении, как будто медведь все время прислушивался к тому, что делается вокруг. Минут пять оба медведя с серьезным видом трясли головами и, урча, о чем-то переговаривались, потом встали на дыбы и положили лапы друг другу на плечи; постояв в этой позе секунд десять, Дасти потрусила к хижине, а ее жених, которому я дал кличку Спуки, сошел с тропинки и скрылся в густом кустарнике.

Следующие два дня Дасти изо всех сил старалась вовлечь пугливого Спуки в нашу компанию. Однажды после ужина я сидел на кровати, где лежали Расти и Скреч. Открыв дверь, Дасти остановилась на пороге и ворчанием что-то втолковывала своему поклоннику. В открытую дверь тянуло пронзительным холодом. Наконец Дасти отчаялась и присоединилась к нашему обществу; у нее было такое выражение, словно бы она, махнув рукой, сказала: «А ну его, дурня!» Спуки осторожно взошел по ступенькам, остановился за порогом и просунул в дверь любопытный нос, принюхиваясь к воздуху, пропитанному человеческим духом. Дасти, Скреч и я молча ждали, что будет дальше, но Расти не был расположен делить свои богатства, ласку и теплый кров с чужаком, который притащился за Дасти. Он угрожающе заворчал, и робкий Спуки стремглав бросился прочь, чтобы скрыться в лесу.

На другой день ветер стих, и все три медведя вылезли вместе со мной погреться на солнышке с южной стороны хижины. Не прошло и четверти часа, как из лесу вышел Спуки и раз шесть прошелся взад и вперед вдоль опушки в от того места, где мы сидели. Расти и Скреч скулили и клацали зубами при виде великолепного зверя, который медленно прохаживался перед нами, а Дасти сидела, делая вид, будто ее это не касается, и притворялась, что ничего не видит и не слышит. На все попытки огромного медведя привлечь ее внимание она даже ухом не вела, и только ноздри ее едва заметно раздувались. Мои годовики умели понимать друг друга по самым незаметным знакам. Внезапно Дасти вскочила и, зарычав, кинулась на Спуки, укусила и так хватила беднягу когтями, что тот поспешно ретировался в лесную чащу. Сама же, как ни в чем не бывало, снова улеглась у моих ног и захрапела. Наверное, она была просто не в настроении принимать поклонника. Молодые медведи очень обидчивы и ревнивы; но быстро прощают, не держа зла на своих сородичей.