Закон пустыни - Жак Кристиан. Страница 12
– Мы не женаты.
– Женаты, если живем под одной крышей!
– Если принять в расчет твое происхождение, нам нужно свидетельство о браке, а я терпеть не могу эти бюрократические штуки.
– Если ты не прекратишь эту связь немедленно, я убью тебя.
Сути развернулся, и теперь уже ливийка оказалась прижатой к стене.
– Послушай меня внимательно, Пантера. Никто и никогда не указывал, как мне жить и что делать. Если я должен буду жениться на ком-то другом, чтобы исполнить свой долг друга, я сделаю это. Или ты это усвоишь, или уходи.
Ее глаза расширились, но из них не вытекло ни одной слезинки. Она убьет его, это решено.
Судья Пазаир, сидя в своем кабинете, готовился написать второе послание визирю – так же красиво исполненное, – где он постарается еще лучше разъяснить ему серьезность изложенных фактов и побудить срочно вмешаться в качестве высшей судебной инстанции Египта. Но в этот момент дверь отворилась и на пороге появился начальник стражи.
Монтумес изобразил на лице веселую мину:
– Судья Пазаир, вы должны меня похвалить!
– За что?
– Я арестовал убийцу Беранира.
Продолжая сидеть, Пазаир внимательно всматривался в лицо Монтумеса.
– Не смешите меня, сейчас не время для шуток.
– А я и не шучу.
– И кто же это?
– Кем, ваш полицейский-нубиец.
– Это несерьезно.
– Этот человек – настоящее животное! Вспомните его прошлое. Ему уже случалось убивать.
– Ваши обвинения весьма серьезны. Какими доказательствами вы располагаете?
– У нас есть свидетель.
– Пусть он явится в суд.
Монтумес слегка смутился.
– К сожалению, это невозможно и, главное, не нужно.
– Не нужно?
– Процесс уже состоялся, и справедливость восторжествовала.
Ничего не понимая, Пазаир встал.
– У меня есть документ, подписанный старшим судьей.
Судья стал читать папирус. Приговоренный к смерти Кем был заключен в карцер в большой тюрьме.
– Но здесь нет имени свидетеля.
– Это неважно… Он видел, как Кем убивал Беранира, и подтвердил свои показания под присягой.
– Кто это?
– Забудьте о нем. Убийца будет наказан, и это главное.
– Вам не хватает здравого смысла, Монтумес. Раньше вы бы не посмели предъявить мне подобную фальшивку.
– Я не понимаю…
– Вы осудили обвиняемого в его отсутствие. Это незаконно, и, следовательно, вся процедура теряет смысл.
– Я нашел виновника убийства, а вы толкуете мне о методах судопроизводства!
– Не судопроизводства, а Закона, – поправил Пазаир.
– Будьте благоразумны, в конце концов! Такими пустяками можно пренебречь.
– Виновность Кема не установлена.
– Какая разница. Кому нужен негр-преступник и к тому же урод?
Только лишь мысль о том, что он облечен высоким судейским званием, которое нельзя компрометировать, удержала Пазаира от резкости.
– Я знаю жизнь лучше вас, – продолжал Монтумес. – Иногда жертвы бывают необходимы. Ваша должность обязывает вас думать, прежде всего, о царстве, о его благополучии и безопасности.
– Разве Кем мог навредить им?
– Есть вещи, о которых лучше не говорить ни вам, ни мне. Осирис примет Беранира в царство праведников, а преступление будет наказано. Вам этого мало?
– Мне нужна правда, Монтумес.
– Это иллюзии!
– Без нее Египет погибнет.
– Это вы погибнете, Пазаир.
Кем не боялся смерти, но очень страдал без своей обезьяны. Они так давно были вместе, что стали почти как братья; но сейчас нубиец не мог, встретившись с ним взглядом, почувствовать, что они думают одинаково. И все же он был рад, что его товарищ на свободе. Самого Кема бросили в какой-то подвал с низким потолком и удушающей жарой. Никакого суда, скорый приговор и его немедленное исполнение: на этот раз ему не выкрутиться. Пазаир не успеет вмешаться, и ему останется лишь оплакивать гибель нубийца, которую Монтумес преподнесет как несчастный случай.
Кем не испытывал никакого уважения к роду людскому. Он считал людей существами развратными, подлыми и неискренними, годными лишь на то, чтобы служить кормом чудовищу, которое после загробного суда пожирает проклятых. Одной из немногих удач в своей жизни он считал знакомство с Пазаиром; всем своим поведением судья утверждал существование справедливости, в которую Кем уже очень давно не верил. Вместе с Нефрет, его подругой на вечные времена, Пазаир ввязался в заведомо проигранное сражение, нимало не заботясь о собственной судьбе. И нубийцу очень хотелось пройти рядом с судьей этот путь до конца, вплоть до финального краха, когда, как оно обычно и бывает в жизни, ложь одержит над ними окончательную победу.
Дверь камеры открылась.
Нубиец поднялся и выпятил грудь. Он не хотел предстать перед палачом сломленным человеком. Он решительно вышел из своей камеры, отстраняя протянутую к нему руку. Солнце ослепило его, и он не верил своим глазам.
– Этого не может…
Пазаир разрезал веревку, связывавшую запястья Кема.
– Я аннулировал ваше обвинение, поскольку оно составлено со множеством нарушений. Вы свободны.
Великан обнял судью так крепко, что чуть не задушил его.
– У вас и без меня полно неприятностей. Вы должны были оставить меня в этом каменном мешке.
– Тюрьма подействовала на ваши умственные способности?
– А где моя обезьяна?
– Скрывается.
– Она вернется.
– Она тоже оправдана. Старший судья признал мой протест обоснованным и отменил решение начальника стражи.
– Я сверну Монтумесу шею.
– В этом случае вы окажетесь виновны в убийстве. Нам и без этого есть чем заняться, например, отыскать этого таинственного свидетеля, из-за которого вас арестовали.
Нубиец поднял к небу сжатые кулаки.
– А вот уж это предоставьте мне!
Судья не ответил. Когда Кем снова увидел свой лук, стрелы, дубинку и деревянный щит, обтянутый бычьей кожей, им овладела буйная радость.
– Мой павиан – убийца, – заключил он, смеясь. – И никакой закон ему не указ.
Стоя перед разграбленным саркофагом Хеопса, Рамсес Великий поклонился ему. Горло его сжалось, грудь болела: он, самый могущественный человек в мире, стал заложником банды убийц и воров. Овладев священными инсигниями царства, лишив его государственного достоинства, данного богами, они делали нелегитимной его власть, подталкивая к отречению. Рано или поздно, он вынужден будет это сделать, отдав трон интригану, который разрушит царство, созданное усилиями стольких династий.
Преступники атаковали не только его лично. Они покусились на образ правления и традиционные ценности, воплощением которых он является. И если среди этих негодяев были египтяне, то они действовали не в одиночку; на этот пагубный шаг их толкали ливийцы, хетты или сирийцы, преследовавшие цель, обрушив Египет с его пьедестала, открыть страну чуждым влияниям вплоть до потери самобытности и независимости.
От фараона к фараону завещание богов передавалось и сохранялось в неприкосновенности. Но сегодня оно оказалось в нечистых руках, и толковать его пытались порочные сердца. Долгое время Рамсес надеялся, что небо возьмет его под свое покровительство и народ не узнает трагической правды, пока он не найдет выхода.
Однако звезда великого монарха начала закатываться.
Следующего разлива Нила будет недостаточно. Конечно, государственные запасы зерна дадут наиболее пострадавшим провинциям возможность выжить, и ни один египтянин не умрет с голоду. Но крестьянам придется покинуть свои поля, и в народе пойдет ропот о том, что правитель более не в состоянии отвести беду, если только он не устроит праздник возрождения, во время которого боги и богини вдохнут в него новую силу. Силу, присущую хранителю завещания, узаконивающего его правление.
Рамсес Великий воззвал к свету, сыном которого он был. Он не сдастся без боя.