Отважная охотница (сборник) - Рид Томас Майн. Страница 7
– Никаких штопоров, майор! – воскликнул адъютант и тут же расправился по-свойски с новой бутылкой. Отбитая головка полетала в кучу пробок, валявшихся на полу.
Снова зашипело и запенилось вино, заходили стаканы, загремело шумное веселье. Вскоре все забыли о выстреле. Офицеры пели песни, рассказывали забавные истории, провозглашали тосты. Так под звуки песен и звон стаканов, под веселые разговоры и заздравные восклицания, в бесшабашном разливе вина и шуток промелькнула ночь. Многие из юных сердец, бившихся надеждой и пылавших честолюбием, праздновали в ту ночь последнее 22 февраля в своей жизни. Половина присутствовавших не дожила до следующего года.
Глава V
ВСТРЕЧА СО СКЕЛЕТОМ
После полночи я покинул пирушку. Кровь моя была разгорячена, и я пошел на берег, чтобы освежиться прохладным ветром, дувшим с Мексиканского моря.
Живописная и величественная картина открылась передо мной, и я невольно задержался, любуясь. Винные пары еще усиливали мой восторг.
Яркая тропическая луна стояла в безоблачном темно-синем небе. Под ее светом звезды бледнели и были еле видны. Отчетливо выделялись лишь пояс Ориона, Венера да лучистый Южный Крест.
От моих ног и до самого горизонта по морю тянулась к луне широкая, прямая серебряная дорога; ее прерывала линия кораллового рифа, над которым кипел и искрился фосфористым блеском прибой. Риф простирался во все стороны, как бы опоясывая островок огненным кругом. Только над ним и двигались волны, словно гонимые невидимой и подводной силой: дальше море было тихо и подернуто лишь легкой рябью.
С южной стороны в глубокой гавани стояла на якорях сотня кораблей на кабельтов друг от друга; кузова, мачты и снасти разрастались под трепетным и обманчивым светом луны до гигантских размеров. Все корабли были неподвижны, словно море превратилось в твердый лед.
Флаги безжизненно обвисли вниз, прилипая к мачтам или обвиваясь вокруг фалов. А выше, на пологом склоне, раскинулись длинные ряды белых палаток, сиявших под серебряным светом луны, как снежные пирамиды. Из одной палатки просвечивал сквозь полотно желтый свет; должно быть, какой-то солдат сидел там, устало чистя ружье или до блеска натирая медную пряжку пояса.
Изредка между палатками мелькали неясные человеческие силуэты: то возвращались от полковых товарищей запоздалые солдаты и офицеры. Другие силуэты прямо и неподвижно стояли вокруг всего лагеря, на ровном расстоянии друг от друга, и луна поблескивала на их сторожевых штыках.
Отдаленный плеск весла, долетавший с какой-нибудь шлюпки, тихий рокот прибоя, время от времени – оклик часового –Кто идет?_ и затем тихий разговор, стрекот цикад в темной чаще, вскрик морской птицы, спугнутой подводным врагом со своей влажной постели, – вот и все звуки, нарушавшие глубокое молчание ночи.
Я тихо шел по берегу, пока не добрался до той стороны острова, которая обращена прямо к Мексике. Здесь густо разросся запутанный лианами чапарраль; он спускался до самой воды, где и кончался купой мангифер. В этом месте палаток не было, и нетронутая чаща оставалась пустынной и темной...
Луна уже заходила, и блуждающие тени спускались на морские воды.
Да, кто-то скользнул в кусты! Прошуршали листья... Конечно, это какой-то солдат пробрался за линию часовых и теперь боится вернуться в лагерь... Ага, челнок! Рыбачий, конечно. Клянусь жизнью, этот челнок – мексиканский!.. Но кто же мог пригнать его сюда? Какой-нибудь рыбак с Туспанского побережья? Нет, он попал сюда не случайно; должно быть, это...
Подозрение охватило меня, и я бросился в заросли мангифер, куда только что скользнул солдат. Но, не пройдя и пятидесяти шагов, я понял все безумие своего поступка. Я попал в темный, непроходимый лабиринт; со всех сторон меня окружали стены листьев и шипов. Ветви мангифер, склоненные до земли и ушедшие в нее корнями, перепутанные и связанные крепкими лианами, преграждали мне путь.
–Если это в самом деле шпионы, – подумал я, – то таким путем их не поймаешь! Впрочем, я могу как-нибудь пробраться через лес. Тыл лагеря должен быть тут недалеко. Ух, какой мрак!.._
И я двинулся вперед, перелезая через поваленные стволы, путаясь в цепких лианах. Вьющиеся стебли хватали меня за шею, шипы царапали меня, ветви мескито до крови хлестали в лицо. Я схватился рукой за свисавшую ветвь; липкое тело испуганно и злобно забилось под моим прикосновением, высвободилось и перебросилось через мое плечо и, убегая, зашуршало палым листом. Я услышал зловонное дыхание, холодная чешуя задела мне щеку. То была отвратительная игуана...
Огромная летучая мышь хлопала мне в лицо своими похожими на паруса крыльями. Она ежесекундно возвращалась ко мне; дух захватывало от ее зловония. Два раза пытался я ударить ее шпагой, но промахивался и протыкал пустой воздух. На третий раз шпага запуталась в лианах. Это было ужасно. Борьба с такими врагами пугала меня...
Наконец, после долгих усилий, я увидел просвет. За деревьями открывалась лужайка, и я радостно бросился к ней.
– Как хорошо! – воскликнул я, выбравшись из лесного мрака. И вдруг я с криком ужаса отскочил назад. Руки и ноги отказались повиноваться мне. Шпага выпала из моих пальцев. Я стоял бледный и оцепенелый, словно пораженный молнией.
Прямо передо мной, не более как в трех шагах, стоял, простирая ко мне костлявые руки, образ самой смерти. Я ясно увидел белый обнаженный череп с пустыми глазницами, длинные голые кости ног, неприкрытые иззубренные ребра, костлявые пальцы скелета...
Немного справившись со своим страхом, я услыхал в кустах шум. Казалось, двое человек отчаянно боролись там.
– Эмиль, Эмиль! – кричал женский голос. – Не убивай его, не надо!
– Прочь! Не мешай мне, Мари! – отвечал низкий голос мужчины.
– О нет, – продолжала женщина, – не надо, не надо, нет, нет.
– Проклятие всем женщинам! Говорят тебе, пусти!
Послышался звук яростного удара... вскрик... и в ту же секунду из кустов вынырнул человек.
– А, капитан! Удар за удар! – закричал он по-французски. Больше я ничего не слышал. Страшный удар обрушился на меня, и я упал замертво...
Первое, что я увидел, придя в сознание, была длинная рыжая борода Линкольна, потом сам Линкольн, потом бледное лицо маленького Джека и, наконец, кучка солдат из моей роты. Оглянувшись, я увидел, что лежу в своей палатке, на своей походной кровати.
– Как? Что?.. В чем дело?.. Что такое? – заговорил я, нащупывая рукой мокрую повязку на голове.
– Лежите смирно, капитан, – сказал Боб, отнимая мою руку от повязки и укладывая ее вдоль тела.
– Ожил, ожил! Вот и хорошо! – воскликнул ирландец Чэйн.
– Ожил? Да, что же со мною было? – спросил я.
– Ох, капитан, ведь вас чуть не убили. Вс° они – эти мерзавцы французы, чтоб им всем провалиться!..
– Убили? Мерзавцы французы? В чем дело, Боб?
– Понимаете, капитан, вы ранены в голову. И мы думаем, что это те французы...
– Ах, теперь вспоминаю! Удар, да... но смерть?.. Смерть?
Я приподнялся на постели, словно ко мне вернулся мой ночной призрак.
– Смерть, капитан? Какая смерть? – спрашивал Линкольн, поддерживая меня своими крепкими руками.
– Капитан, верно, вспомнил скелет, – сказал Чэйн.
– Какой скелет? – спросил я.
– Ну, да, старый скелет, что наши ребята нашли в лесу, капитан! Он висел на дереве, под которым вы лежали, и качался над вами, словно знамя. Вот подлые французы!
Больше я о –смерти_ не расспрашивал.
– Но где же французы? – спросил я, помолчав.
– Удрали, капитан! – отвечал Чэйн.
– Удрали?
– Удрали, капитан! Как он говорит, так и есть, – подтвердил Линкольн.
– Удрали? Что вы хотите этим сказать?
– Дезертировали, капитан...
– Почем вы знаете?
– Да ведь здесь их нет.
– На всем острове?
– Мы обыскали все кусты.
– Но о каких французах вы говорите? Что за французы?