Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев - Пессель Мишель. Страница 10

Под звон колокольчиков и перестук корзин и мешков мы спустились по тропе до пенистого потока, несущегося с Заскарских гор, и перешли его вброд. К моему удивлению, жеребёнок перебрался через реку без посторонней помощи. Мы выбрались на почти плоскую высокогорную долину, окаймлённую величественными вершинами по обе стороны от нас. Полоска голубого неба между ними нависала над верхней частью Заскарской долины.

Нордруп сообщил, что мы находимся в провинции Стод (Верхняя), одном из четырёх районов Заскара. Три из них располагаются как спицы колеса вокруг центральной провинция Джунг (что означает «центр»), которая лежит на равнине, где сливаются две реки. После слияния эти реки образуют основную водную артерию Заскара, уходящую на север по узкому глубокому ущелью. Нордруп рассказал мне о четырёх провинциях: в трёх из них главенствовали знатные семьи, подчинявшиеся князю Падума, а северная провинция формально находилась под управлением княжеского рода Зангла.

Я пока не понимал, каким образом строились взаимоотношения между двумя князьями. Были они соперниками или друзьями? Ясно одно — поскольку их имена часто упоминаются в разговорах, они играют важную роль в жизни страны.

Я надеялся выведать подробности у Нордрупа, но после перехода вброд ещё одной речки мы встретились с новым караваном. Его вели молодой монах и подросток в платье из тёмно-красной грубой шерсти.

Оба каравана остановились, и я, воспользовавшись этим, уселся на землю, чтобы передохнуть. Я не сразу заметил, что люди разгружали наших пони. Нордруп объяснил мне, что он возвращается в Рингдом за своими товарами вместе с лошадьми, которыми я пользовался, а я продолжу путешествие на пони его приятеля Лобсанга, молодого монаха из встречного каравана.

— Эй! Погоди! — воскликнул я, чувствуя подвох. — Мы же договорились с тобой об оплате? Что означает твой отказ?

Я был взволнован, поскольку надеялся на его хорошее знание тибетского языка, чтобы наладить общение с людьми, говорящими на местном диалекте, а также на его учёность — он умел читать и писать, что облегчило бы мне изучение истории княжества. А теперь меня передавали на попечение совершенно незнакомого человека. Я был готов отвергнуть новый договор, но по-детски обаятельный Нордруп тихо и вкрадчиво уверил меня, что вернётся через трое суток и я могу подождать его в доме брата, в Тхунри. Он прибудет туда на следующий день после меня, а я меж тем смогу пока посмотреть традиционные состязания лучников, которые не должен пропустить ни под каким видом.

Он добавил, что они с Лобсангом вроде братьев, что его друг несколько раз бывал в Тибете и обучен грамоте лучше, чем он сам. Лобсанг вежливо улыбался, слушая этот поток комплиментов. Продолжая злиться на Нордрупа, я был вынужден согласиться на всё, тем более что мой багаж уже был навьючен на других пони. Вскоре Нордруп удалился, помахав на прощание рукой и не требуя платы за свои услуги. Я не был уверен, что увижу его ещё…

Красные шапки, жёлтые шапки и голубые маки

Нордруп отличался одновременно дерзостью, прямотой, непостоянством и… энергичностью, а Лобсанг, как я вскоре узнал, был полной противоположностью ему. Он был немногословен, медлителен, лоялен и, к счастью, как и его друг, никогда не терял доброго и шутливого расположения духа. Они и в самом деле походили на братьев и очень редко расставались друг с другом. Лобсанг рассказал мне, как они с Нордрупом работают. Несколько лет подряд, в начале зимы, перед тем как снег завалит перевалы, они вместе отправлялись в Южную Индию и после трёх суток езды по железной дороге добирались до штата Майсур, где в лагере выходцев из Тибета учили детей тибетскому языку. Поскольку Майсур отделяет от Заскара расстояние в две тысячи километров, я отдал должное их предприимчивости. Позже узнал, что они совершали и более далёкие путешествия, принёсшие им славу в Заскаре. Будучи бродячими монахами, они исходили вдоль и поперёк весь обширный мир Гималаев. Побывали в Бутане, Непале, а также Лхасе и Калькутте; монастырь поручал им закупать золотые чернила для написания священных текстов, краски для фресок и прочие товары, как, например, колокольчики и ритуальные барабаны.

Рассказы об этих походах вселили в меня уверенность, что Лобсанг окажется интересным попутчиком.

Целый день мы шли по пустынной местности, преодолевая склоны, покрытые каменными завалами и моренами, которые иногда из края в край перекрывали долину. Изредка попадались стада яков и убогие пастушьи хижины.

К вечеру начался подъём над рекой. Неожиданно моё внимание привлёк небольшой цветок, растущий рядом с тропой. То был голубой мак, редчайшее растение, который я искал давно, но ни разу не видел за все восемнадцать лет скитаний по Гималаям. Голубые тибетские маки — предмет зависти любого ботаника.

По всем своим признакам этот цветок и его листья идентичны (по крайней мере для профана) красному маку наших лугов. Но четыре его лепестка горят ярко-голубым цветом и при некотором освещении дают пурпурные блики. Его тычинки и пестик имеют жёлтый, а не чёрный цвет. Я нахожу его более красивым, чем наш европейский мак. Учёные называют его Meconopsis Horridulae, но мне кажется определение «ужасный» может относиться лишь к его стеблю, обильно усеянному шипами.

Этот цветок показался мне добрым предзнаменованием. Вскоре мы оказались у перевала, над которым высились башня и руины небольшой крепости Ра-Дзонг. У подножия этой крепости, некогда защищавшей западные ворота княжества, тропа начала огибать отрог горы. Мы вступали в обитаемую часть Западного Заскара. Передо мной лежала провинция Стод. Вскоре показались домики первой деревни, Аршо.

Деревушка лепилась к узкому горному карнизу на другом берегу реки, которая из-за таяния снегов вздулась и разлилась слишком широко, чтобы перейти её вброд. С противоположного берега реки я различал лишь полдюжины бедных домиков, сложенных из глиняных кирпичей. Над террасами, заваленными вязанками хвороста, развевались молитвенные флажки. Именно в этой деревне жил сопровождавший нас подросток. Чтобы попасть домой, ему надо было идти с нами до единственного моста через реку в Тхунри, куда направлялись и мы.

То, что выглядело небольшим пятном на карте, наконец воочию открылось моим глазам. Сердце радостно забилось. У моих ног расстилалась обширная, почти ровная долина, окаймлённая хребтами; языки стекавших с них ледников словно слизывали с равнины громадные морены.

Я начал понимать, почему Заскар иногда называют «открывшейся страной». Жизнь на такой высоте и в таких суровых условиях выглядит неожиданной и сказочной. Эта долина, расположенная выше границы распространения деревьев и укрывшаяся за стенами высочайших гор Земли, как бы свидетельствовала, что Заскар и есть затерянный мир моей мечты. Воткнув голубой мак в шляпу и подгоняя пятками гнедую лошадку, трусившую в голове каравана, я вглядывался в бесконечную панораму гор на «крыше мира» и предвкушал необычайные приключения в глубине забытого края, который я так долго искал.

Эту ночь мы провели на краю небольшого поля деревни Чибра, первые шесть или семь домов которой видели с правой стороны верхней долины Заскара.

Я наскоро перекусил, съев консервированный суп и галеты и закусив диким зелёным горошком, который собрал Лобсанг. Пока я раскладывал спальный мешок в палатке, начал накрапывать дождь, а затем разыгралась буря и едва не вырвала колышки палатки. Лобсанг со своим помощником, прижавшись друг к другу, спрятались за стенкой из булыжника, сёдел и багажа.