Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев - Пессель Мишель. Страница 5

Наутро явился Нордруп. На его умытом лице сияла широчайшая улыбка. Он излучал слишком много обаяния, чтобы внушить доверие, и его улыбка по-прежнему беспокоила меня. Мы обсудили вопросы оплаты, а потом, когда я сказал, что ему придётся готовить пищу и сторожить моё добро, он со спокойной улыбкой заявил:

— Вы сами увидите, какой я плохой повар…

Он сообщил, что на следующий день из Каргила до Пакарачика, деревни у строящейся дороги, должен отправиться грузовик. Он пройдёт вверх по долине Суру до монастыря Рингдом, где ждут лошади. Всего день пути.

Я по опыту знал, сколь сомнительны сведения о грузовиках и времени их отправления, если о них слышишь из уст восточных людей. Чтобы скоротать время, я, купив на базаре керосин и чайник, нанёс визит местному полицейскому комиссару, к которому у меня было рекомендательное письмо. Я захотел заручиться его поддержкой на случай серьёзных неприятностей. Ведь район был закрыт для иностранцев около тридцати лет, а удаление от хоженых дорог в Индии, как и почти везде в Азии, может быть чревато серьёзными последствиями, особенно в «горячих точках» гималайской границы. Десятки военных грузовиков и многочисленные лагеря, встреченные по дороге, напоминали, что линия прекращения огня после последнего индо-пакистанского инцидента проходила менее чем в пяти километрах от Каргила.

Полицейский был исключительно вежлив. Как истинный мусульманин, он не мог понять, почему меня так интересует Заскар, край, с одной стороны, отсталый, а с другой — буддийский. Однако он вручил мне рекомендательное письмо для полицейского офицера, которого в своё время послал в Падам, столицу Заскара.

Наутро я был на ногах с самой зари, боясь опоздать на грузовик, который, однако, прождал всё утро. К полудню прошёл и вскоре подтвердился слух, что в долине Суру оползень перерезал дорогу и несколько дней грузовики ходить не будут. В довершение всех бед исчез Нордруп. Разъярённый этими двумя неприятностями, я ходил по базару вдоль и поперёк в поисках своего проводника, а также какого-нибудь джипа, на котором смог бы добраться по крайней мере до оползня.

Мне сообщили, что свободных джипов нет — три единственные машины, имевшиеся в Каргиле, были взяты напрокат — представьте моё удивление — группой швейцарских альпинистов, направляющихся в Заскар. Долгие годы я гордился тем, что был среди первых, если не первым, в отдалённых районах, которые хотел изучить. А теперь, узнав, что меня опередили, загрустил.

…Наконец появился неизменно безмятежный и улыбающийся Нордруп. Он был уверен, что грузовик прибудет завтра на заре. Затем пустился в сложные объяснения, из коих явствовало, что он не сможет меня сопровождать до самого конца путешествия. Итак, я ещё терял проводника! Строптивый монах, к тому же слишком весёлый и непостоянный, всё же нравился мне! Я с твёрдостью заявил, что меня не интересуют его монашеские делишки и я нанял его, дабы обзавестись другом и проводником. На это он возразил, что нанять его нельзя, поскольку он работает не за деньги, а из бескорыстной чистой дружбы. И сразу признался, что у него появились затруднения. Некоторые из тех лошадей, которые паслись у Рингдома, принадлежали не совсем ему… Они были собственностью жителей деревни Карша, где находился его монастырь. Ситуация представлялась очень сложной, и я снова подумал, не совершаю ли оплошность, решившись на такое трудное путешествие.

…Чудеса, да и только! В шесть часов утра грузовик стоял на главной базарной улице. На его синих бортах я прочёл: «Служба дорожных работ, Джамму и Кашмир».

Грузовик был нагружен с верхом, когда на него взгромоздили и мой багаж. Я занял место рядом с молодым французом и его бельгийским приятелем, которых накануне встретил на базаре. Они знали меня по книгам. Я бы предпочёл путешествовать в одиночку, но не мог не поделиться с ними сведениями, когда они спросили, не слыхал ли я о каком-нибудь грузовике, идущем в Заскар. Таким образом, я выехал из Каргила в сопровождении двух европейцев.

Нам предоставили «почётные места» по-индийски, то есть на переднем сиденье, наполовину занятом шофёром-толстяком. Второй водитель разместился на борту машины. Выехав из Каргила, мы свернули с главной дороги, и машина медленно поползла вверх по долине Суру, легендарной стране «муравьёв-золотоискателей» античности. Там живёт этническая группа балти, пришедшая сюда из отдалённого района в верхнем течении Инда, известного под названием Балтистан. Балти говорят на архаичном диалекте тибетского языка и, по-видимому, происходят от смешения дардов и тибетцев. Вначале они исповедовали буддизм, но сравнительно недавно перешли в ислам. Вместе с религией они сменили и обычаи. Их деревни, несмотря на красоту долины с её оазисами, зелёными полями в окружении ив и абрикосовых деревьев, проигрывают в живописности деревням, которые я видел в Ладакхе. Кое-где торчали купола мечетей, расписанных цветистыми орнаментами, и крохотные минареты, но они совершенно не вязались с окружающим вызывающе грандиозным пейзажем.

В остальном долина Суру выглядит настоящей пустыней — ни клочка травы на скалистых склонах. С их обрывистых пиков, покрытых вечными снегами, сползают ледники. Крохотные деревеньки чётко вырисовывались на голом дне долины, напоминая зелёные пятна на сером ковре.

Во время одной из остановок, которые второй водитель использовал, чтобы поливать ледяной водой двигатель грузовика, я перебрался к Нордрупу, сидевшему на вершине груза. Из-за покрывавшей его жёлтой пыли он походил на светловолосого, черноглазого монгола.

В полдень мы остановились у ручейка, вытекавшего из-под ледника, который навис высоко над нашими головами. Я съел несколько галет и присоединился к Нордрупу и двум другим заскарцам, чтобы выпить с ними тибетского чая. Потом Нордруп сорвал в ручье несколько стеблей водных растений и показал нам, как делается тибетская труба. Он обрезал влажные полые стебли, соединил их и начал в них дуть. Глубокий грудной звук напоминал рёв длинных тибетских труб. Когда импровизированное подобие тибетской религиозной службы, вызвавшее весёлый смех окружающих, закончилось, мы снова залезли в грузовик. Долина Суру начала сужаться, и довольно сносная до сих пор дорога превратилась в сплошной кошмар. Два раза мы слезали и подталкивали грузовик. У меня нещадно колотилось сердце — мы достигли высоты в три тысячи триста метров над уровнем моря.

К трём часам пополудни проехали шестьдесят километров, сущий пустяк для семи часов пути с несколькими короткими остановками. Долина сузилась до предела, и дорога опасно петляла вдоль отвесных обрывов. Повсюду виднелись высочайшие пики, но Нордруп не знал их названий.

Сделав один особенно крутой поворот, водитель остановил машину и заявил, что дальше не поедет и что он наверняка первый водитель, проехавший такое расстояние по отвратительной недостроенной дороге. Наше продвижение вперёд замедляли и огромные глыбы, торчавшие то там то сям. Масштаб моей карты был слишком мелок, чтобы я мог определить наше местонахождение. Что же касается Заскара, то в моей голове хранились лишь смутные воспоминания о стратегических картах, которые мне по большому знакомству показали в Лондонском географическом обществе и в туристическом бюро Сринагара.

По моему настоянию водитель с ворчанием всё же продолжил путь. Теперь мы катились по песку и гравию, делая очень крутые повороты. В конце концов грузовик завяз в топи у въезда в узкое ущелье. И вдруг словно по волшебству перед нашими глазами возникла палатка бульдозериста, которого отрядили сюда для строительства дороги. Как только бульдозер выволок нас из грязи, наш выбившийся из сил шофёр заявил, что на этот раз он высадит нас здесь. Я выразил протест: он мог доставить нас в ближайшую деревню! Шофёр снова сел за руль — его явно угнетала высота, окружающие нас снега и жалкое состояние дороги. Километра через два его страхи подтвердились — на повороте мотор задымил, заглох и напрочь отказался заводиться.