В Индию – по-научному (СИ) - Кротов Антон Викторович. Страница 3

С ним я доехал до Ардона, а потом, с другим москволюбом, прочившим Лужкова в президенты, — до следующей деревни. Мужик из деревни возил на машине своих детей в школу, находящуюся в Ардоне (в деревне была только девятилетка). А в институт поступать он повезёт детей ещё дальше, в любимую столицу.

Следующая машина, в которой ехали муж с женой, довезла меня до Алагира. Супруги винили во всех экономических бедах многочисленных беженцев.

— Вот наш город, беженцы всё загадили, сколько!.. Пансионаты, санатории, и даже дома, что были недостроены, — всё им отдали. Пока они не вернутся в свои земли, не может быть и речи о нормализации жизни!

Пройдя Алагир, я обнаружил автобус на Цхинвал.

— Куда едешь? — спрашивает толстый, в толстом тулупе водитель-осетин.

— Далеко, в Индию.

— Я как водитель тебя спрашиваю!

— Сейчас — в Цхинвал.

— Хорошо. Рюкзак в багажник. Садись, Индия!

Желающих сесть в автобус достаточно много. Вот салон автобуса уже переполнен людьми и мешками. Опоздавшая к посадке бабка безуспешно штурмует переднюю дверь.

— Пустите пенсионерку! Расселись, спекулянты!

— Спекулянты ездят, а пенсионеры пускай дома сидят! Не от хорошей жизни спекулянтами стали! — отвечают ей более удачливые жители автобуса.

Трасса Алагир—Бурон. Мы поднимаемся в горы. Ветер сдул весь снег до малейшей снежинки. Маленький посёлок после Алагира: здесь в советские годы был какой-то рудник. Сейчас — ветер, зима, серые двухэжтажные дома, обломки плаката «РЕШЕНИЯ КПСС —…». Ленин однорук.

На границе России пассажиры неохотно вылазят из автобуса, держа крепко свои паспорта (как бы не сдуло), затем резво прыгают обратно.

Автобус проползает по обледенелому, слабо освещённому Рокскому тоннелю. В тоннеле стоят большие синие бочки. Табличка: «продаётся спирт с гарантией». В тоннеле — сталактиты льда.

Выехали из тоннеля — ах! Всё в снегу! Все горы, здания, машины, спирт покрыты толстым, в полметра или более, слоем мягкого, жирного, влажного снега. Ветра нет. Всё абсолютно белое, куда не посмотри. Кое-где из-под снега виднеются синие пятнышки. Это — бочки со спиртом. Здесь уже почти год идёт «спиртовая война» — российская таможня не пропускает осетинский спирт, и его накопилось здесь, на границе, неимоверное количество, порядка 50000 тонн.

Автобус, как плуг, взрезал белую целину дороги и вскоре остановился посреди абсолютно белого мира. Водитель в тулупе протискивается по салону, высматривает пассажиров, ещё не успевших заплатить за проезд.

— Эй! Двадцать пять тысяч! Индия!

— Дорого — давайте за двадцать!

— Ага, давай химичить, давай фокус бросать здесь! Как на такой дороге сказать можно подешевле?!

Пришлось заплатить. Другие пассажиры тоже рассчитались, и автобус тронулся. Но вскоре вновь остановился — у свежепокрашенных домиков-будок с надписью: «Республика Южная Осетия. Таможня.»

Люди в форме вошли в автобус, осмотрели пассажиров, у некоторых проверили паспорта. Вычислив «иностранца», потребовали с меня деньги (столько же, сколько стоил автобус — 25 новых рублей). Оказалось, что недавно власти Южной Осетии ввели «пограничный налог» на въезд. От уплаты освобождаются только граждане Южной и Северной Осетий.

— Наша страна теперь отдельный, от Грузии, от России совсем отдельный, теперь у нас приказ такой! — объяснил пограничник. — Пока не заплатишь, автобус не пойдёт!

С помощью длинного языка и некоторых пассажиров, вставших на мою защиту, оплаты всё же удалось избежать.

— По многочисленным просьбам трудящихся… (таможенник заглянул в мой паспорт) — Кротов едет бес-платно! — Мне вернули паспорт, и автобус продолжил путь в сторону Цхинвали.

— Вы тут путешествуете, а им надо своих детей кормить! — объяснили пассажиры.

Позже выяснилось, что и другие наши автостопщики, ехавшие через Осетию, от уплаты налога уклонились, а многие проезжали в машинах с осетинскими номерами и даже не были остановлены.

Вечером третьего февраля я оказался в Тбилиси.

Письмо первое.

Грузия, Тбилиси, 4.02.98

Уважаемые 1) отец, 2) мать, 3) Ксюша!

Сегодня — пятый день пути.

Ощущения: сначала было холодно, пурга, снег, в Тихорецке тоже было холодно: -15 С по сообщениям водителей и гаишников. Ночевать же вполне можно; только утром противно собирать палатку: металлические колышки прилипают к пальцам. Надо было брать пластмассовые колышки.

На трассе везли умеренно хорошо. На четвёртый день прибыл в Тбилиси, на дорогу от Москвы сюда ушло 50 часов ходового времени (летом было 44 часа).

В Алагире, когда проезжал его, выявилась старинная крепость — правда, с очень низкими стенами, 2.5 метра высотой, с зубцами; в этой крепости стоит храм. В городе 1-, 5- и 9-этажные дома, а все санатории и пансионаты заселены беженцами из Южной Осетии. В Алагире был увиден типично кавказский памятник В.И.Ленину — его постаментом служит пирамидальная башня из камней (не кирпичей), как все древние башни, только повыше. А сам В.И.Л. маленький. В городе есть автобус; билетёра я не увидел. На здании обшарпанного вида висел плакат (видимо, старый):

«ЛУЧШЕ ГОР МОГУТ БЫТЬ ТОЛЬКО ГОРЫ».

Яблоки были дёшевы в Южной Осетии — они стоили почти нисколько; в Тбилиси фрукты дороже. Кстати, в Цхинвали обнаружил ж.д. вокзал. Полуразрушенный. Поездов там не имеется.

Вписка в Тбилиси у меня накрылась, так как Гела, ещё в Москве предлагавший мне ночлег, отсутствует в городе. Несмотря на полученные от разных грузин вчера 3 (три) предложения переночевать у них, я отказался (зная, что грузинский ночлег будет сопряжён с длинными беседами и застольями) и отправился спать на чердак одного из домов. Ночью в городе нет электричества, его дают только на несколько часов по вечерам (18–24 ч), так что днём и вскипятить что-либо трудно. Лифты в домах не работают. Я поднялся пешком на чердак 9-этажки и при помощи фонарика нашёл удобную каморку — бывшее машинное отделение лифта. Заперся, занавесил выбитое окно тентом и лёг спать. Ночью были привидения, вернее одно, оно пыталось ко мне проникнуть, светило фонарём, стучало и ходило по крыше — как мне показалось, всю ночь. Так как оно не разговаривало (я пробовал окликнуть его), сущность его осталась неясной. Наутро следов привидения я не нашёл.

Весь вымок, ходя по жарко-весеннему Тбилиси: +5 С, снега нет.

Зимой в Грузии очень трудно. Как симптом, появилось много (как в Ереване) обменных пунктов, необычно размножились нищие, базары длиной в 1 км: торговцев на них больше, чем покупателей.

Но это ещё хорошо по сравнению с Южной Осетией. Там — крайняя разруха. Например, в Тбилиси хотя бы магазины полные (как у нас в 1993 году — всё есть, покупателей нет). А в Цхинвали, по-моему, больше ста магазинов — и все пустые! Типичный ассортимент:

1) свечки,

2) женские сапоги 43 размера.

Всё.

Коммерческие ларьки: ассортимент из 5–6 наименований. Если 10 — это уже изобилие. Цены выше, чем в Москве. Почтамт выглядит, как в войну; хуже Карабаха. Снега там очень много. Всё в снегу. Под снегом — спирт, спирт, спирт, бочки спирта, тонны спирта, что ещё с 1997 года пытаются вывезти в Россию спиртовые торговцы.

После белой Осетии февральская Грузия предстала передо мной неожиданно бесснежной, цвета прошлогодней травы и весеннего ветра, бедной и гостеприимной страной. В окнах многоэтажных домов торчат кондиционеры (для лета)

и трубы печек-буржуек (для зимы). Работает метро. На одной из главных улиц, в полуразрушенном трёхэтажном доме восстановили первый этаж — там работает казино.

…Нашёл почту — спешу отправить. До встречи в следующем письме!

Письмо второе.

Армения, Ереван, 5.02.98.

Уважаемые господа родители!

Вчера, хорошо побродив с 25-кг. рюкзаком по узким кривым улочкам Тбилиси (наснимал почти целую плёнку старого города), я решил не оставаться на вторую ночь в Грузии и к вечеру отправился на трассу. Сперва мне попался автобус до Марнеули, отказавшийся ехать в Марнеули потому, что я был единственным его пассажиром, а гонять автобус из-за одного меня водителю не хотелось, хотя я мог даже заплатить; другой автобус всё же довёз меня до Марнеули. В этом городке удивительный человек с рюкзаком, т. е. я, собрал вокруг себя целую толпу любопытных, человек двадцать, которые сильно затормозили моё движение. После Марнеули, четверо грузин провезли меня десять километров, откуда, с безымянной автозаправки, я поймал машину в Садахло, где и появился в поздний, тёмный час. Кстати, дорогу до этого пограничного городка не чинили, видимо, с советских времён.

«Базарный» переход в Армению, около которого я оказался вскоре, был уже закрыт. Переход представляет собой узкий пешеходный мост между двумя посёлками — Садахло (Грузия) и Баграташен (Армения). По обе стороны моста днём имеются два больших базара. Автомобильный переход, работающий круглосуточно, находится в нескольких километрах от пешеходного. Несмотря на поздний час, начальник грузинской таможни (он-то меня, как оказалось, и подвозил) распорядился открыть железные ворота, и меня перевели через мост к армянским воротам, где и оставили. Армяне сперва не хотели меня пускать, ссылаясь на поздний час и на то, что мой паспорт, мол, не такой, как у людей. Восемнадцатилетние парни, работавшие на базарном переходе, никогда не видели странного советского загранпаспорта. Вскоре меня всё же пустили, я прошёл в будку таможни, мы разговорились, и меня уже не хотели выпускать, предлагая остаться на ночлег.

Оставаться ночевать в этой будке я не хотел, ибо многие другие армяне, несущие неподалёку свою воинскую службу, стали появляться в будке, прося открыть рюкзак, показать его содержимое («товар») и прося в подарок открытки с видами г. Москвы, коих мне пришлось раздарить около пятнадцати.

Пограничный посёлок Армении, Баграташен, оказался очень маленьким, провинциальным. Люди здесь живут только за счёт торговли друг с другом. По-моему, никто ничего не производит: ни здесь, ни в Садахло, а зарабатывают тем, что ходят по мосту туда-сюда, каждый раз платя пограничникам мзду (по слухам, 20 долларов) за каждый проход. С другой стороны, некоторые армяне ездят в Баграташен прибарахлиться дешёвыми товарами, полученными из Грузии; а некоторые грузины, напротив, ездят со схожей целью в Садахло. В обоих приграничных посёлках плохо с электричеством, но в Садахло оно вообще появляется редко, а в Баграташене — почти каждый день.

Встретив меня в Баграташене, некий ночной армянин решил позвать меня на ночлег и минут десять ходил, одержимый этой затеей, пока вдруг не вспомнил, что у него этой же ночью должно быть «свыдание с дэвушкой». Он исчез в каком-то переулке, а я вышел на трассу и даже проехал двадцать километров на заблудшей ночной машине.

Заночевал я на берегу реки. Было тепло и сыро. В шесть утра вновь выбрался на трассу и при помощи фонарика (было ещё темно) остановил «рафик», везущий утренних рабочих в городок Алаверди.

— А я смотрю: что за изображение стоит? думал, дьяволы! — поделился своими наблюдениями водитель «рафика».

Из Алаверди, через Спитак, я добрался до Еревана. Спитак, Ереван и вся дорога оказались вновь неожиданно холодными, в горах лежал снег, холодно было даже в машине. Здесь, в Ереване, днём 0 градусов, ночью — посмотрим.

Кстати, пока я ехал, в Армении, по слухам, произошёл государственный переворот. Бывший президент Армении Л.Тер-Петросян подал, якобы, в отставку со всем правительством впридачу. Все водители по дороге пророчили, что это война, но внешних проявлений я не заметил. Курс армянского драма достаточно стабилен, курс доллара с осени сохранился на прежнем уровне (500 драм), а рубль даже немного подешевел; цены сходны с летними. Хлеб те же 110 драм, автобус 40 драм. Фруктов, однако, совсем мало. Некоторые нищие сидят прямо на замёрзших мостовых, подстелив картонные коробки.

Настроение хорошее. В посольство пока не ходил. Буду ждать — сколько народу будет на завтрашней встрече? Как бы не застрял кто-нибудь? Дороги-то — ой-ой-ой!