Это ты, Африка! (СИ) - Кротов Антон Викторович. Страница 42

Долго ли, коротко ли, но когда на горизонте появился следующий грузовик, именуемый здесь также «Лорри», Костя Шулов (он был у нас самым разговорчивым по-арабски) обратился к водителю с такой подготовленной речью:

— Здравствуйте! Мы путешественники из России, путешественники «отостоп». Мы путешествуем Россия, Грузия, Турция, Сирия, Иордания, Египет, Судан, по дороге. Не в хотеле, не в автобусе, а так: можно подвозиться по дороге? один километр — хорошо, десять километров — совсем хорошо. Египет нехорошая страна, Судан хорошая страна. Это вам подарок: открытки, Россия, Москва. А можно с вами подвозиться по дороге в сторону Акаши, Донголы? Заплатить деньгами нечем будет. Такие уж мы путешественники «отостоп». А это вам ещё одна открытка — русский сувенир.

Несколько суданцев, невзирая на жару, вышли из своих глиняных домов наблюдать за представлением, которое называлось «Сьяха отостоп». Водитель, поражённый говорливостью Шулова, согласился нас подобрать, и мы впятером полезли в кузов, где находилось множество мешков, коробок, чемоданов, тюков, свёртков, а на них — около двадцати человек.

Мы тронулись. Жители глиняных домов Вади-Халфы — женщина, получившая рис вместо фотоаппарата, дети с колёсиком на ручке из проволоки, мужчины, угощавшие нас фулем и чаем, — собрались на дороге и махали нам вслед. Мы удалялись, глиняные строения и далёкие пальмы растворялись вдали… и вскоре мы уже тряслись по ухабам посреди пустыни.

* * *

Суданские дороги оказались, как мы и думали, не из лучших. Нас трясло и било о железные борта; мешки и свёртки перетекали с одной стороны кузова на другую; песчано-каменные пейзажи сменялись на каменно-песчаные и наоборот. За час мы проехали километров двадцать… И уже вечером грузовик высадил нас близ небольшой придорожной харчевни, за которой, вдали, в последних лучах заходящего солнца, на берегу Нила, росли редкие пальмы и торчали глиняные коробочки-домики: это была Акаша.

Видимо, грузовик понял нас слишком буквально (подвозиться в сторону Акаши), брать нас дальше почему-то не захотел и уехал. Мы были рады и тому: первый настоящий суданский автостоп!

Придорожная харчевня представляла собой глиняные стенки и навес из соломы. Рядом стояли два кувшина для воды, литров на сорок каждый. Кухня, точнее — место для огня, — находилась тут же. Мы попросили разрешения сварить наш рис у двух сотрудников сей пустующей едальни.

Последующий час прошёл в следующих занятиях. 1. Мы ходили по окрестностям (вдоль и поперёк «трассы» и вокруг «столовой») и искали веточки, щепочки и иной мусор в качестве дров. (Можно было, конечно, развести возвращённый нам примус, но мы экономили бензин.) 2. Готовили на огне рис и чай, общаясь с обитателями столовой. 3. Ждали машину.

Машин не было видно, и когда совсем стемнело, мы улеглись рядом с трассой, надеясь не проспать, в случае чего. Но что за глюки? Какие-то огоньки вдали, не то фонариком кто-то светит, не то фары… И вот, в сию ночь, нас подобрал второй грузовик, набитый людьми и вещами ещё сильнее, чем предыдущий, едущий в Донголу!!

В тёмном кузове люди стояли вплотную, битком, на различных ящиках и мешках. Я увидел тёмную пустоту между людьми и нырнул туда. Но — о ужас! там оказалось что-то мягкое и живое! Стиснутые мною суданцы засмеялись. Это оказалась овца, которую хозяин вёз куда-то и зачем-то.

Вовка Шарлаев, не обретя места в недрах кузова, сел на его металлический борт. Остальные кто сел, кто втиснулся, кто встал, и грузовик тронулся.

Трасса Акаша—Донгола показалась мне наихудшей в мире. Пассажиров, грузы и овцу кидало туда и сюда, било об обитые металлом стенки кузова. Шарлаеву на бортике, вероятно, надоело подпрыгивать на ухабах и он перебрался в гущу народа. Грузовик то медленно, натужно поднимался в темноте на какую-то невидимую гору (отчего все грузы, люди и овца сваливались в заднюю часть кузова, прижимая там меня), то летел вниз, отчего все только подпрыгивали. Небо в алмазах, засеяное звёздами, покачивалось над нами. На крыше кабины тоже сидели пассажиры, и они тоже подпрыгивали со своими чемоданами.

По сторонам тянулась холмистая пустыня, жидко освещаемая фарами грузовика. Несколько раз мы проезжали через деревни. Тёмные, без фонарей, скопления глиняных дворов-домов, которых было в разных деревнях от десяти до тысячи. Из некоторых дворов торчали пальмы. Редкие люди выходили из этих домов навстречу грузовику. Порой он останавливался, выпускал или подсаживал кого-то или просто гудел, разрушая ночную тишь.

До Донголы — 260 километров… А-а-а-бум! Или 250 километров… Так думали мы, проезжая очередную деревню. Здесь уже не было таких интервалов, как между Вади-Халфой и Акашей — всюду жизнь! В некий момент ночи грузовик остановился в центре какого-то большого посёлка.

— Сейчас спать, ехать завтра, — объяснили нам.

С небольшой радостью (хоть и не доехали до Донголы, но и отдохнуть неплохо после такой мясорубки) мы, вместе с другими людьми, вылезли в какой-то двор, освещённый двумя-тремя хилыми источниками света типа керосиновых ламп. Посреди двора росло большое, могучее дерево.

«Спать, так спать», — подумали мы, расстилаясь под деревом, тем временем как пассажиры разбредались в разные уголки двора и исчезали в ночном мраке. Грузовик наш опустел, и даже овцы там не осталось, только циновки и мешки. Но пока мы раскладывались на земле, к нам подошли двое людей непонятного свойства.

— В хотель идите, в хотель, а тут спать не следует! — вежливо, но настойчиво потребовали они.

Что за египетский синдром?! Где мы — в Египте или Судане?

— Не хотим в хотель, хотим чтобы бесплатно, — отвечали мы.

— Мы полисмены! Идите вон туда, там переночуете, как белые люди. Бесплатно.

Нас отвели в какую-то комнатку, где не было ничего, кроме стен, двери, потолка и циновок на полу. Удивляясь на свойства «хотеля», мы расположились там и заснули.

25 марта, четверг.

Над Нубийской пустыней вставал рассвет. Тусклый свет проникал через незастеклённые окна. Может, ещё поспать? Но вскоре мы почувствовали, что во дворе наблюдается шевеление.

Грузовик уже стоял «под парами». Несколько человек уже разместились в его кузове. Бегом! Стряхивая остатки сна, на ходу запихивая спальные мешки в рюкзаки, мы попрыгали в кузов, ещё окончательно не проснувшись. В тот самый момент, когда мы с Шуловым оказались в кузове, грузовик неожиданно тронулся и разлучил нас с остальными. Мы сильно не расстроились — всё равно мы договаривались встречаться в Хартуме по мере прибытия, да, может быть, трасса и вновь соединит нас. Пока мы с Шуловым заочно ругали наших нерасторопных товарищей, грузовик с нами и ещё с несколькими человеками заехал в соседний квартал деревни и начал разгружать циновки через отворяющийся сзади кузов.

Пока циновки разгружались, наши оставшиеся трое друзей с рюкзаками догнали нас пешком. Тут и оказалось, что грузовик вообще не поедет в Донголу, а будет заниматься дальнейшей разгрузкой. Тревога оказалась ложной. Вылезли из грузовика и направились на южный выезд из деревни.

Ещё раз поясняю, что каждый участник Великой экспедиции, как мы заранее обговорили ещё в Москве, сам несёт ответственность за свою жизнь и передвижение. Поэтому, как вы помните, когда мы с Гришей случайно разлучились в Акабе, или когда мы с Шуловым попрыгали в этот грузовик, бросив остальных, или когда в последующем Шулов отделился от нас четверых и ушёл в ночь, и в других подобных случаях — раскаяние нас не терзало. Каждый из нас заранее знал дату и место очередной встречи и мог при необходимости передвигаться сам, имея всё необходимое снаряжение и информацию для этого.

Итак. Трасса, проходящая через деревню, была оживлена. То и дело (раза три, пока мы шли) нам навстречу проползали машины, полные людей. Вероятно, они были локальными, как и в Вади-Халфе. Дошли до южной окраины деревни и встали у стены последнего глиняного дома. В этой тени термометр, если бы он у нас был, показал бы всего 32–33 градуса, утренняя прохлада, можно сказать. Машины в нужном направлении пока не были видны.