Через семь границ (СИ) - Кротов Антон Викторович. Страница 13

Наконец, тронулись. Через некоторое время трасса уже идёт по дну ущелья. Справа — река. Ущелье имеет вертикальные каменные стены, наверху видно — растёт какая-то зелень. Всё время спускаемся вниз. Наконец, ущелье раздвинулось в небольшую долину, где стоит очередная воинская часть.

— Всё, приехали. Вам дальше туда, — показывает водитель, мы благодарим, прощаемся и вылезаем в окружающий мир. Солнечный свет (в ущелье было хмуро), бурлит по камням небольшая речка. Автобусная остановка советских времён. Яблони с кислыми мелкими яблочками. Несколько домиков — застава.

В отдалённом горном ущелье, на границе Карабаха, где-то между Зодом и Кельбаджаром, в воинской части, устроенной в бывшей азербайджанской деревне, 35 человек проводят долгие дни своей воинской службы.

День за днём — всё одинаково, только изредка поймают каких-нибудь азербайджанских «шпионов» (тоже солдатиков, из другой воинской части, заблудившихся в горах), или, ещё реже, может быть один раз за всю воинскую жизнь, заглянут московские мудрецы-автостопщики.

Шпионов сегодня не было. Поскольку машин тоже не было, мудрецы застряли и сделались объектом самого пристального внимания. Вскоре пол-заставы скопились, рассматривая нас. Это были молодые (лет 18–19), довольно грязные, весёлые и любопытные ребята, в плотных пятнистых куртках на голое тело, русский язык не все постигающие. Один — старший, офицер, лет тридцати, высокий мужчина с усиками, тоже в зелёной форме, выглядел более солидно и строго. Вскоре нас позвали обедать.

Столовая — бывший азербайджанский каменный дом. Пустые глазницы окон, прикрытые мутными очками полиэтиленовых пакетов, пропускали незначительную часть солнечного света. Вместо снесённой крыши — несколько досок, на них положен рубероид. Деревянные лавки, разной высоты, столы. На обед — овощной суп, хлеб, чай.

Насколько я запомнил, в Армении все молодые люди должны отслужить в армии, даже студенты. Служба — два года. Освобождение могут получить те, кто отправляются в этот же Карабах, например, учителями. Многие взрослые тоже идут на войну — добровольцами.

— Ну как, хорошо? — спросили нас, когда мы поели и, выйдя во двор в/ч, оглядывались по сторонам.

— Хорошо, красиво!

Машин нет, солнце, зелёные горы.

— Хотели бы остаться здесь служить?

— Нет, дома лучше, — отвечали мы, выбираясь обратно на трассу.

— Я хочу сделать так, что вы здесь заночуете! — признался один из солдат.

— Если не будет машин, останемся, а будет машина — уедем.

Нам пояснили, что дорога, ведущая направо, идёт в Кельбаджар, а дорога, ведущая налево — в Мартакерт. Мы же, имея при себе «Атлас автодорог», представляли себе иначе: сначала дорога из Зода проходит через Кельбаджар, а потом эта же дорога — в Мартакерт. Но военные утверждали, что Кельбаджар и Мартакерт — в разные стороны.

«Поступим по-мудрейшему: будем стопить до развилки. Если кто поедет в Кельбаджар, поедем туда; в Мартакерт — поедем туда,» — решили мы. Развилку с самого утра караулил другой стопствующий — офицер этой заставы, уже упомянутый выше, старающийся уехать в Мартакерт с какою-то женщиною.

«Ну, если и офицер заставы не уехал с утра, — машины на Мартакерт редки,» — подумали мы, и, угощаясь дикими яблочками, ожидали машину ещё долгое время.

Следующий транспорт провёз нас километра два в сторону Мартакерта — до очередной заставы. Это тоже был военный грузовик, с военными номерами. (Эти номера, с армянскими буквами, можно встретить только в Армении — гражданские армянские номера имеют латинские буквы.) Очередная застава в ложбине на берегу мелкой горной речки представляла собой будку три на четыре метра и шлагбаум. В будке находилось трое вооружённых мужиков и множество мух.

— Какой нации? Куда едем?

— Из Москвы, путешественники, едем в Карабах.

— А на хрена вам Карабах?

Я объяснил: путешественники, ездим по Армении, интересные места. Претензий к нам не имелось, и мы сели возле будки на свои рюкзаки — ожидать следующую машину.

Неподалёку шумела речка. Вода была мутна. Мы набрали воды и посыпали в неё немного марганцовки. Получилась удивительная дрянь — видимо, марганцовки переборщили.

Пустынные трассы и долгое ожидание машин — хороший повод для разговоров. Я предложил Олегу обсудить существование Бога. Дело в том, что я верю в Бога, а Олег — нет. Такого рода разговоры редко приводят людей к какому-нибудь единому мнению, но мы общались об этом достаточно долго, пока Бог (или, скажем так, случай) не послал нам столь долго ожидаемый нами транспорт.

Микроавтобус в сторону Мартакерта — набит доверху людьми. Мы влезли с трудом. Едем! В какой-то деревне остановка, одному человеку надо выходить. Он вылазит через вентиляционное отверстие на крышу автобуса, оттуда спрыгивает на землю, а оставшиеся в салоне пассажиры через окно выталкивают его вещи. Вытолкали, едем дальше.

— А вон памятник, — показывают нам пассажиры стоящий на обочине подбитый танк. На танке — букет высохших цветов. — Пять человек погибли.

Через пару минут проезжаем другой танк, тоже подбитый, обгоревший, но без цветов. Это — азербайджанский. Не памятник. А внешне — абсолютно такой же. Ещё через несколько минут:

— А вот ещё один памятник, — третий танк.

Грузовичок из-под сена — едем в кузове ещё два километра. Движение локальное, как на горных серпантинах Ахалкалакского шоссе. В этот раз на Кавказе мы в кузовах наездились больше, чем за всю свою предшествующую жизнь.

По дороге — источник. Набираем воды. Тут же у источника — белые «Жигули», два человека, один — с пистолетом на поясе, тоже набирают воды. «Документы! Куда едем!». В Мартакерт едем, путешественники, из Москвы. Нет проблем. Люди с пистолетом уехали на своей машине, мы — ещё на пару километров в кузове грузовика.

— Хотите к нам, переночуем? — предлагают водители (уже вечер). Мы вежливо отнекиваемся.

Пыльная дорога. Прошли пешком какую-то деревню. Одни дома целые, другие разрушены. Остатки какого-то лозунга. На улицу выставлен шланг, течёт вода. Набираем воду. Людей не видно. Прошли село — вдоль дороги заросли ежевики, справа зелёные горы, слева река, уже довольно широкая. Ждём машину. Собираем ежевику. Затолкали её в торпеду, перемешали с сахарным песком и овсянкой. Получилась сладкая, калорийная, невкусная пища. Поедаем её. Транспорта не видно. Вечереет. Разговор о Боге, жизни, смерти и прочих явлениях продолжился.

Но вот — удача: ещё один местный автобус. Водитель — частник. Русский. Можно сказать, новый русский: свой автобус. Впрочем, автобус довольно потрёпаный. Новый карабахский русский. Он везёт нас вдоль длинного озера-водохранилища, заезжает с дороги в находящиеся выше, в горах, сёла… Многие дома разрушены. Пыль кругом, неустроенность какая-то. Плакатики: «1 сентября — все на выборы президента НКР!» Вообще русский язык в Карабахе более распространён, чем в остальной Армении. Автобус едет медленно, дорога плохая, встречного транспорта нет.

Наконец, мы достигаем села на развилке Степанакерт—Мартакерт. Указателей нет, проверить-спросить тоже не у кого. Наверное, эта развилка. А может, и нет. Уедем отсюда хоть куда-нибудь.

Решили не уходить за село: здесь мы, как и в случае с воинской частью, будем стопить любую машину, будь она на Мартакерт или на Степанакерт. Если же мы пройдём развилку, мы тем самым сделаем выбор — куда мы хотим поехать, и этот выбор может стать неправильным. Например, уйдём по одной из дорог, а машин на ней не будет. Так мы и остались на развилке, настали сумерки.

— Пойдём ночевать к местным жителям! — предлагал Олег. — Вчера так легко вписались, а ты не хотел! Вон дом, мужик советовал туда обратиться переночевать!

Действительно, неподалёку стоял двухэтажный дом, русский водитель назвал его «сельсовет» и сказал, что если мы не уедем, можем переночевать там. Но выглядел дом сей не очень гостеприимно, лаяли собаки, окна были потушены.