200 дней на юг (СИ) - Кротов Антон Викторович. Страница 29

Мы решили испросить благословения посетить церкви бесплатно. Главный лалибельский епископ, он же и главный менеджер по сбору доходов, чернобородый эфиоп в длинной мантии, отказал нам и даже разговаривать с нами не хотел, подослал помощника сказать нам: берите, мол, билеты, и без разговоров! Мы пошли к начальнику лалибельской полиции, но тот отвечал: это церковные дела. Если бы у нас были специальные полицейские церкви, мы бы могли вам разрешить, но церковь в нашей стране отделена от государства; а в Лалибеле более трёхсот монахов, у которых единственный источник дохода — билеты!

Мы покинули главмента, решив походить вокруг церквей и сфотографировать их снаружи, особенно ту из них, которая была без металлической крыши. Правда, когда мы залезли на одно из деревьев, чтобы найти лучший ракурс, на нас напали билетёры, но мы сбежали от них, переместившись на другую сторону.

Решив, что взять нас наскоком нельзя, эфиопы пошли на хитрость.

— Вы русские? да? православные христиане? — поинтересовался один из них, — о да, тогда вам можно в церковь бесплатно! Никаких проблем! — И они повели нас по узкому проходу в скале туда, куда мы и сами хотели попасть. Но только мы оказались внизу, за нами закрыли огромную старую дверь.

— Ага, попались! — закричали нам билетёры и другие эфиопы. — Теперь вы заключены в церкви! Здесь только один выход, и он теперь закрыт! Вас не отпустят отсюда, пока вы не заплатите по 100 быр!

Надо сказать, что 100 быр, равные почти 400 рублям или $12, вполне ощутимая сумма не только в бедной Эфиопии, но и в богатой России.

— 100 быр, 100 быр! — веселилась толпа англоговорящих эфиопов-зрителей, тотчас образовавшаяся сверху. — 100 быр на каждого, всего 400 быр, или вас никто не отпустит!

Нам было очень интересно, как всё это закончится. Денег вымогателям выдавать мы не собирались. Мы находились в узкой, глубокой канаве, окружавшей вырубленную из скалы церковь. Вокруг церкви и внутри её ходили седобородые монахи с песнопениями и свечами — здесь шла обыкновенная религиозная служба. Святые монахи древней христианской Эфиопии возносили молитвы ко Иисусу Христу и всем святым, видимо, призывая их послать побольше богатых туристов и повысить выручку от продажи билетов.

— 400 быр! Платите 400 быр, и вас отпустят! Всего 400 быр! — веселились зрители сверху, число коих ежеминутно возрастало. Я обратился к ним по-английски с громкой речью:

— Когда Иисус Христос пришёл в Иерусалимский храм, Он увидел там билетёров, менял и продавцов, и выгнал их всех, и сказал: ни останется здесь камне на камне, всё будет разрушено! Помните это? Когда Он, во втором пришествии своём, придёт в вашу Лалибелу, чтобы посмотреть на ваши храмы и души, Он их не увидит, потому что Он не сможет войти в ваши храмы без билета! И здесь тоже не останется ничего, всё будет разрушено, ибо вы превратили свои церкви в источник наживы!

Но на эфиопов это не подействовало. Г.Лапшин, не дожидаясь, когда нас выпустят добровольно, решил смыться насильственно, и пошёл к двери. Дверь была пока ещё не заперта; большой засов держали два немощных старца. Грил двинул засов, один из старцев упал и заверещал, но наш друг выбрался наружу.

Мы же решили подождать, когда нас пригласят на выход так же, как нас пригласили на вход. Но не тут-то было: служители церкви организовали замочек, которым заперли дверь снаружи. Теперь мы были заперты более надёжно. Грил, оказавшись на свободе, решил подождать свершения всех событий, и предлагал нам сбить наружный замочек. Эфиопы снаружи и внутри, включая святых отцев, взяли в руки камни, чтобы нас забрасывать ими сверху и снизу. Пришлось нам тоже взять в руки камни, чтобы отвадить монахов от нападения на нас.

Я взял какой-то ломик, чтобы отковырять им дверь. Но ломик оказался жезлом-посохом седого старца. Тот, подумав, что сейчас совершится ужасное, встал передо мной на колени, и умильно клянчил свой посох, который я ему и отдал. Многие разные скелеты лежали здесь прямо на открытом воздухе, в нишах, вырубленных в скале. Наверное, это были останки туристов, запертых здесь прежде.

Спустя час мы решили, что пора выбираться, и Олег Сенов, как самый худощавый из нас, направился наружу. Дверь была старой. Над нею, между дверью и скальным каменным потолком, была большая щель, в которую мог просочиться Сенов, как самый худошавый из нас. Старцы вновь попытались образумить нас, взяв в руки булыжники вместо свечей и икон, но мы с камнями в руках и старой кроватью в качестве щита прикрывали Сенова, который в тот самый момент пытался пролезть в щель. Грил страховал его снаружи от эфиопов, которые стояли сверху в количестве около 100 человек и покидывали камешки (пока вяло, предупредительно).

Но не успел Олег просочиться в щель, как ко вратам эфиопской церкви примчался наряд полицейских. Во главе их был начальник лалибельской милиции, у коего мы сегодня утром безуспешно просили бесплатный билет в церковь.

— I kill you!! (Я убью вас!!) — закричал он, узнав нас.

Но всё же убивать не стал, а отвёл в ментпункт для расследования наших преступлений. Мы обвинялись в том, что, применяя насилие, проникли в церковь! Кроме этого, Грил ударил святого отца, который держал деревяный засов, этим самым засовом, и старичок не упустил случая, нажаловался.

— Он так двинул засов, что я упал, — плакался старичок.

То, что Грил двинул засов при попытке выбраться из церкви, где нас заперли эфиопы при участии этого самого деда, и то, что эфиопы сами заманили нас в церковь, утверждая, что православным вход разрешён, — всё это осталось нашими голословными утверждениями: до сотни свидетелей-эфиопов могли подтвердить нашу вину.

После долгих разбирательств (главмент ссылался на тяготы военного времени и на своё право, по законам военного времени, вершить правосудие в оперативном режиме) нам было предоставлено, на наш выбор, две возможности:

1. Отправляться в тюрьму,

2. Отдать свои фотоплёнки с кадрами, сделанными в святой церкви.

Вероятно, дело всё в том, что на наших фотоплёнках были документальные подтверждения случившегося скандала (толпа эфиопов на краю ямы, святые отцы с камнями в руках и т. п.), и начальнику полиции не хотелось, чтобы у нас оставались такие кадры. Кстати заплатить за билет нам уже не предлагали ("Эта возможность была у вас раньше, но вы ею не воспользовались!" — гневно заявил полисмен). Мы решили отдать свои плёнки из фотоаппаратов, благо у всех почти плёнки были свежие, только начатые. Сенов сделал попытку подменить плёнку и отдать чистую, но за нами следили. Сергей Лекай предлагал интереса ради отправиться в тюрьму, но мы его предложение не поддержали, ибо торопились на стрелку в Аддис-Абебе.

Расплевавшись с лалибельцами, мы вскоре покинули сей городок и заночевали в пяти километрах от оного, в деревне, в мельничном сарае. Нас порадовал и сам ночлег, и приготовление еды на углях у хозяев сарая, и вообще хорошее отношение к нам простых, не испорченных туризмом людей.

30 сентября, суббота. Попытки уехать из Лалибелы

Утром восстав, мы сразу застопили автобус до города Велдия, но не поехали на нём, поскольку платить по 25 быр нам почему-то не хотелось. Это было не очень дорого (100 рублей), но мы были злые и не хотели спонсировать лалибелицев ни на копейку. Как оказалось позже, с утратой этого автобуса мы утратили и возможность приехать в Аддис-Абебу на назначенную нами же встречу 2-го октября.

Вероятно, всем жителям Лалибелы стало известно наше вчерашнее поведение в церкви, и на сельской сходке нас решили не брать. Посему наш автостоп завершился километров через пятнадцать. Там был поворот на аэропорт, и несколько машин в день проезжали из посёлка в аэропорт и обратно; билет на самолёт до Гондара стоил около 15 долларов, а в Аддис-Абебу — 60. Южнее поворота на аэропорт был длинный надводный мост, по обоим сторонам которого находились хижины охранников моста. Все надводные мосты в Эфиопии, даже очень маленькие, охранялись по причине войны. В хижинах для охраны моста сидели эфиопские оборванцы с палками и охраняли мост от эритрейских диверсантов-подрывников. А дальше, на юг от моста, в сторону деревни Гашена на основной трассе, за сегодняшний день проехало семь машин, но никто не взял нас: одни не останавливались, другие просили денег. Возможно, это был не сговор, а проклятие святых отцов, исходящее из церкви.