Повелители волков - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 33

Когда в пещеры вернулся Сатрабат, Хумиуа пришлось выслушать немало обидных оскорблений от бывшего жреца. Ведь сопровождавшие Кимерия и Лида разбойники как в воду канули. «И все это за каких-то паршивых двадцать драхм?!» – бушевал Сатрабат. «Почему двадцать? – отбивался Хумиуа. – Каждый из тех, кто ушел сопровождать Кимерия и Лида, получил по две драхмы».

Он и под пытками не сознался бы, что припрятал для себя в укромном местечке восемьдесят серебряных монет, полученных от Кимерия и Лида. Остальные двадцать он отдал главарю шайки. Несмотря на свой статус первого помощника Сатрабата, Хумиуа получал лишь немного больше рядового разбойника. Остальные деньги, вырученные от продажи награбленного, оседали в тайниках Сатрабата. Конечно, на них предводитель разбойников покупал оружие, коней, одежду и еду для своих подручных, но Хумиуа был грамотным и умел считать – на все это уходило не больше трети того, что оказывалось в казне Сатрабата…

Хумиуа остановил коня лишь тогда, когда тот оказался в мыле – чтобы окончательно не загнать бедное животное. Этот жеребец стоил ему немалых денег, поэтому Хумиуа сжалился над ним. Он слез с коня и упал на землю совсем без сил. Откуда взялись джанийцы? Они словно упали с неба. Проклятые волкодлаки! Что он теперь скажет Сатрабату? Поверит ли ему бывший жрец? Провалить такое доходное дело!

Хумиуа встал с намерением заняться конем – и застыл как вкопанный: небольшую ложбинку, где он спрятался, окружили громадные лесные волки! Они приближались к нему молча, не спеша, тихим шагом, и в их глазах Хумиуа увидел кровожадную жестокость…

Стратоник не мог поверить, что остался жив. Поначалу ему даже показалось, что эти четыре воина – боги, сошедшие небес. Он не знал, чем их одарить в знак благодарности. Предводитель воинов, назвавшийся Озаром, сначала ничего брать не хотел, но затем сказал:

– Ну, если от чистого сердца… Нам бы хорошего вина.

– Сделаем! – с воодушевлением воскликнул Стратоник и окликнул своего помощника.

Тем временем Гекатей с интересом присматривался к странной четверке. Они явно были варварами, но что-то сдерживало его сделать окончательный вывод. Особенно Гекатея смущали светлые волосы и глаза воинов – голубые и зеленые. Племена скифской степи были в основном темноволосыми и черноглазыми, за исключением царских скифов – те чаще всего были светло– и темно-русыми.

– Кто вы, какого племени? – наконец не выдержал логограф и задал Озару вопрос, который давно вертелся на кончике языка.

Тот приветливо улыбнулся и ответил на вполне сносном языке эллинов:

– Мы дети своей матери. А племя наше небольшое, и его название тебе ничего не скажет.

– Но я видел, что с вами были огромные волки! Или это такие собаки? Куда они девались?

Озар снова улыбнулся, пожал плечами и сказал:

– Тебе почудилось, господин. Не было никаких собак, тем более – волков.

– Но я могу поклясться!..

– Можешь. Но не нужно. Просто у страха глаза велики и иногда они видят совершенно невероятные вещи.

– Но я правда видел… – пробормотал совсем сбитый с толку Гекатей.

Однако джаниец больше его не слушал. Он принял в дар от Стратоника два больших бурдюка доброго вина, попрощался с купцом (который начал просить, чтобы такие замечательные воины обязательно остались в качестве охраны каравана, суля Озару большие деньги, но его просьбы джанийцы пропустили мимо ушей), и вскоре четыре всадника, мчавшиеся во весь опор, исчезли вдали. Если бы Гекатей мог заглянуть в ложбинку, находившуюся в двадцати стадиях от каравана, то увидел бы тех самых волков, о которых шла речь, – они как раз доедали скакуна Хумиуа. А сам помощник Сатрабата брел по степи с безумным выражением на лице и бормотал что-то бессвязное. Волки его не тронули.

Глава 9

Джанийцы

Дремучий лес, покрывающий огромные пространства, стоял сплошной стеной. Казалось, что вряд ли здесь когда-нибудь ступала человеческая нога. Только звериные тропки, отчетливо видимые на снегу, оживляли мрачный пейзаж. Но звери выходили кормиться и на охоту в основном вечером и ночью, а днем в лесу стояла звенящая тишина. Лишь изредка раздавался дробный стук дятла, да и тот длился недолго.

Тем не менее люди в лесу жили. По полянам и прогалинам шла достаточно широкая тропа (скорее узкая дорога), по которой свободно могла проехать повозка и которая в конечном итоге упиралась в засеку – оборонительное сооружение из деревьев, поваленных рядами. Верхушки деревьев были направлены в сторону предполагаемого противника, а ветви засечены и стали острыми, как копья. Кроме того, лесные жители вбили в землю толстые колы, чтобы деревья нельзя было сдвинуть с места, и посадили кусты терновника, закрывшие все прорехи.

Добравшись до засеки, путник попадал в самый настоящий лабиринт. В засеке был проход, но не прямой, а с изгибами и поворотами. По сторонам его ограждали деревья, стоявшие так плотно, что между ними не смог бы протиснуться даже средних размеров зверь, не говоря уже о человеке. Эти стены из деревьев явно были творением рук человеческих, потому что по бокам ветки срезали, а вверху заплели в шатер.

Но главный сюрприз ждал путника впереди – проход упирался в массивные дубовые ворота, защищенные сторожевой башней. И она не пустовала. Над башней вился легкий дымок – это дозорные грелись у жаровни, на которой можно было приготовить и обед.

По другую сторону засеки лес неожиданно становился светлым и негустым. Из кустарников остались лишь ягодные, остальные были вырублены, а большие деревья частично пошли на засеку, а частично на строительство – с возвышенности, куда забралась тропа, открывался потрясающе красивый вид на большое поселение с рублеными домами. Оно располагалось на высоком берегу реки, где был сооружен причал и амбары для вяления и хранения засоленной рыбы. Таких поселений у джанийцев было несколько, но это считалось своего рода столицей племени.

Ивор стоял на пригорке и наслаждался видом родного поселения. Как давно он здесь не был! Людей в племени явно прибавилось, потому что небольшая рощица на противоположном конце поселения была вырублена и на ее месте выросли избы, да еще какие – двухэтажные. Это было для племени джанийцев в диковинку. Похоже, в этих избах жили купцы и знатные люди.

Юноша знал, что богатство у джанийцев не считалось большой заслугой. Все то, что наторговывали купцы, принадлежало всему племени. Но распределение благ шло по степени полезности человека обществу. А кто приносит самые большие блага племени? Конечно же защитники-вои в первую очередь, жрецы, которые общаются с божествами и просят у них для всего племени заступничества перед темными силами, затем купцы, обменивающие то, что произвели джанийцы, на нужные товары из дальних краев, потом ремесленники, охотники, земледельцы, лесорубы и прочий работный люд.

Не забывало племя и про женщин, особенно одиноких, мужья которых погибли в бою. Они были на полном обеспечении. А уж про полных сирот, таких, как Ивор, и говорить нечего – им предоставлялось все самое лучшее. За одним исключением – в большинстве своем сироты исполняли роль лазутчиков, ведь тоска по родине значительно меньше, чем по родителям. Они жили и в греческих полисах, и в Аттике, и даже в самой Персии, под бдительным присмотром тайной царской стражи, которая, как это ни удивительно, не замечала бревна в своем глазу.

Лазутчиков учили своему ремеслу с детства. Военное дело было обязательным, даже для девочек, – пока они не входили в пору зрелости, – но знание чужих языков не входило в программу обучения всех юных джанийцев. Это была прерогатива лазутчиков. Для этого приходилось привлекать иноземных учителей, а поскольку они вряд ли согласились бы надолго поселиться среди варваров, их просто умыкали. Потом, спустя годы, они возвращались домой вполне обеспеченными людьми, – джанийцы платили за обучение, не скупясь, – но никто из них даже не заикался о том, где он пропадал столько лет, и свято хранили тайну.