Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Хаггард Генри Райдер. Страница 112

И все же, даже когда ее губы прикоснулись к моему лбу, я не ощутил ничего, кроме божественной любви, где не было места человеческим страстям. Не без стыда признаюсь, что это не всегда было так, но теперь я старый человек, чуждый плотских соблазнов. К тому же Айша назвала меня своим Хранителем, Защитником, Другом, поклялась, что вместе с ней и Лео я буду обитать там, где умирают все земные страсти. Повторяю: чего же мне еще желать?

Айша взяла Лео за руку и увела его с открытой площадки под каменный навес; оказавшись в тени, она вздрогнула, как будто ей стало холодно. Помню, что, заметив это, я обрадовался: значит, она все же земная женщина, хотя и в божественном облике. Жрецы и жрицы простерлись ниц перед ее новообретенным великолепием, но она жестом велела всем встать и благословила их всех, возлагая руку на голову каждому.

— Мне холодно, — сказала она. — Дайте мне мантию. — И Папаве набросила ей на плечи расшитое пурпурными узорами, истинно царское одеяние — такое надевают во время коронации.

— Нет, — продолжала она, — на холодном ветру дрожит не моя прежняя плоть, которую мой господин вернул мне своим поцелуем, — дрожит мой дух, овеянный суровым дыханием Судьбы. О мой любимый, мой любимый, не так легко умиротворяются разгневанные горные Силы, даже если и кажется, будто они смилостивились и простили; и хотя отныне никто не посмеет насмехаться надо мной в твоем присутствии, я не знаю, долго ли нам быть вместе в этом мире, может быть, лишь короткий час. Но пока мы не покинули мир, будем наслаждаться жизнью, осушим до дна кубок радости, как испили чашу горя и позора. Это место мне ненавистно: здесь я перенесла более тяжкие муки, чем любая женщина на земле или призрак в самом глубоком аду. Оно не только мне ненавистно, но порождает недобрые предчувствия. Я хотела бы никогда больше его не видеть.

И вдруг она с яростным видом повернулась к Шаману Симбри, который стоял рядом, скрестив руки на груди.

— О чем ты думаешь, колдун?

— О Прекрасная! — ответил он. — Мои мысли омрачены смутной тенью грядущего. Ведь я обладаю даром, которого лишена ты со всей твоей мудростью, — даром прозрения; и я вижу здесь мертвого человека…

— Еще одно слово, — перебила она с гневом, вызванным, видимо, тайным страхом, — и этим мертвецом будешь ты! Не напоминай мне, глупец, что теперь я снова могу освободиться от ненавистных древних врагов; смотри, как бы я не пустила в ход меч, который ты вкладываешь в мою руку. — Только что такие спокойные и счастливые, глаза ее полыхали жгучим огнем.

Старый колдун почувствовал их грозное могущество и попятился назад, до самой стены.

— О великая Повелительница! Я приветствую тебя, как и прежде. Да, как и в те далекие времена, о которых ведаем только мы двое, — пробормотал он, запинаясь. — Я ничего не могу добавить: лица мертвого человека я не видел. Знаю только, что здесь будет покоиться новый Хан Калуна, как час назад лежал тот, кого поглотило пламя.

— Конечно же, здесь будут лежать еще многие Ханы Калуна, — холодно ответила она. — Не бойся, Шаман, мой гнев остыл, но впредь будь благоразумнее, мой враг, не предвещай недоброго великим мира сего. Пойдем отсюда.

Все еще поддерживаемая Лео, она вышла из-под каменного навеса на открытую площадку на самой вершине Знака Жизни. Уже взошедшее солнце ярко золотило склоны Горы, равнины Калу на далеко внизу и отдаленные, тонущие в туманной дымке горные пики. Айша стояла, любуясь величественной панорамой, затем сказала Лео:

— Как красив этот мир; дарю его тебе — весь целиком.

Тогда только впервые заговорила Атене:

— Уж не хочешь ли ты, Хес, — если ты все еще Хесеа, а не демоница, восставшая из бездны, — предложить мои владения как свадебный дар этому человеку? Если так, говорю тебе, ты еще должна завоевать их.

— Неблагородны твои слова и повадки, — ответила Айша. — Но я прощаю тебя, ибо считаю ниже своего достоинства глумиться над соперницей в час своего торжества. Когда ты была красивее меня, не предлагала ли ты ему эти самые земли? Но скажи, кто из нас сейчас красивее? Смотрите вы все — и судите. — Она встала рядом с Атене и улыбнулась.

Хания была прелестной женщиной. За всю мою жизнь мне не доводилось видеть никого прелестнее, но какой грубой и невзрачной выглядела она близ Айши с ее первозданной, эфирной красотой! Ибо в этой красоте было еще меньше земного, чем в пещерах Кора; теперь это была красота духа.

Всегда сияющее чело; широко поставленные глаза с их вселяющим безумие взглядом: то полные звездного огня, то той глубокой тьмы, в которой плавают звезды; плавно изгибающиеся губы, застенчивые и в то же время гордые; шелковистые пряди волос, что, ниспадая волнами, как бы жили своей отдельной жизнью; не столько величие во всем облике, сколько неудержимая тайная сила, которая переполняла ее хрупкое тело и бросалась в глаза даже самым невнимательным; то духовное пламя, о котором говорил Орос, — только теперь уже оно сверкало не в «скудельном сосуде», а в драгоценной, отделанной жемчугами алебастровой вазе, — ничто из всего этого не могло принадлежать земной женщине. Я почувствовал это со страхом. То же самое почувствовала и Атене, ибо она ответила Айше:

— Я только женщина. Кто ты такая — лучше всего знаешь ты сама. Можно ли сравнивать свечу с пламенем вулкана или светлячка со звездой? Как моей бренной красоте соперничать с сиянием, которое ты получила от Владыки Ада в награду за свои дары и поклонение? И все же, как женщина, я тебе равна, а как дух, я буду твоей повелительницей, когда, лишенная своей заемной красоты, сгорая от стыда, ты предстанешь перед Высшим Судьей, которого ты предала и оскорбила, — да, ты будешь стоять перед ним, как только что стояла на краю огненной бездны; тебе суждено нескончаемо бродить, оплакивая свою потерянную любовь. Ибо я знаю, врагиня, что человек и дух не могут быть вместе. — И Атене замолчала, задыхаясь от горькой ярости и ревности.

Пристально наблюдая за Айшей, я заметил, что она вздрогнула, услышав это зловещее пророчество; на ее карминовых губах появился серый налет, а задумчивые глаза потемнели от тревоги. Но она тут же подавила свои опасения, ее голос зазвенел, словно серебряный колокольчик:

— Напрасно ты безумствуешь, Атене: что может поделать недолгий паводок против нерушимой громады утеса? Неужели ты надеешься, бедное дитя одного дня, сокрушить пеной и пузырями скалу моей вековечной силы? Слушай же и молчи. На что мне твои жалкие владения, ведь я, если только пожелаю, могу повелевать всем этим миром. Но запомни: ты правишь страной лишь с моего милостивого соизволения. И еще запомни: я скоро посещу твой город, сама выбирай, с чем я приду — с миром или войной.

Поэтому, Хания, очисти свой двор от пороков и зла, отмени несправедливые законы, чтобы в твоей стране царило довольство, ныне отсутствующее, — лишь тогда я смогу подтвердить твое право на власть. И еще я советую тебе выйти замуж за достойного человека, по своему выбору, был бы только он честен и праведен и ты могла бы всецело на него положиться, ибо ты нуждаешься в мудрых советах, Атене.

— Пошли же отсюда, мои гости. — И она пошла мимо Хании, бестрепетно ступая по самому краю пропасти, где бушевал ветер.

Дальнейшее произошло так стремительно, что нам с Лео понадобилось потом сопоставить наши впечатления, чтобы понять, что случилось. Когда Айша проходила мимо, взбешенная Хания выхватила припрятанный кинжал и со всей силой ударила соперницу в спину. Мне показалось, что кинжал погрузился по самую рукоять, но этого не могло быть, потому что он упал на пол, а та, кого Атене пыталась убить, осталась цела и невредима.

Поняв, что покушение не удалось, Атене, качнувшись, как корабль в бурю, бросилась на Айшу, намереваясь низвергнуть ее в бездну. Но ее протянутые руки повисли в пустоте, Айша даже не пошевелилась. В пропасть упала бы сама Атене, если бы Айша не успела схватить ее за руку и легко, без всякой натуги, как будто она была маленькой девочкой, вытащила оттуда.