Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Хаггард Генри Райдер. Страница 95

Два других набросились на Лео, но промахнулись, хотя один из них и выдрал большой лоскут из его куртки. Лео сгоряча метнул в него свое копье, но оно прошло ниже брюха и вонзилось глубоко в землю. Однако они не повторили нападения. Вероятно, их остановило зрелище агонизирующего пса. Они стояли, рыча, на небольшом расстоянии, а мы, лишившись своих копий, не могли их достать.

Тут подоспел Хан на своем коне; он яростно сверкал глазами; казалось, это был сам дьявол. Я надеялся, что он не решится напасть, но как только увидел его глаза, понял, что ошибаюсь. Он был безумен от ненависти, ревности, долгого охотничьего возбуждения и полон решимости убить — или быть убитым. Соскользнув с седла, он выхватил свой короткий меч, ибо то ли потерял копье, то ли вообще его не взял, — и свистнул собакам, показывая на меня мечом. Они прыгнули, а он ринулся на Лео, и кто сможет описать точно то, что случилось после этого?

Мой нож вонзился по рукоять в тело одного пса, и он повалился наземь, у него были парализованы задние конечности — тем не менее он продолжал рычать, скалиться и пытался меня укусить. Но другой — демон по кличке Хозяин — схватил меня за правую руку под локтем, и я почувствовал, как хрустнули мои кости в его мощных челюстях; боль была так сильна, что я выронил нож. Зверь оттащил меня от скалы и стал теребить мое предплечье, хотя и я изо всех сил лягал его в брюхо. Я упал на колени, и тут мне подвернулся камень величиной с большой апельсин. Я встал на ноги и принялся молотить его этим камнем по голове, но он не ослаблял хватки, что было не так уж и плохо, ибо, отпустив меня, он тотчас же вцепился бы мне в горло.

Мы крутились, метались, человек и зверь вместе. Однажды мне показалось, будто Лео и Хан, сцепившись, катаются по земле, в другой раз — будто Хан сидит на камне и смотрит на меня, и я подумал, что он убил Лео, а теперь наблюдает, как пес приканчивает меня.

Я уже терял сознание, когда вдруг кто-то поднял огромного пса на воздух. Его челюсти разжались, моя рука высвободилась и повисла, как плеть. Да, пес висел в воздухе. Лео держал его за задние лапы и изо всех своих могучих сил раскручивал и раскручивал.

И вдруг голова пса с глухим стуком ударилась о скалу, он упал и лежал бесформенной массой, рыжий, с черными пятнами.

Как ни странно, я сохранил сознание: от беспамятства меня спасли, вероятно, боль и сильное нервное напряжение. Я услышал, как Лео, с трудом переводя дыхание, сказал будничным тоном:

— Ну что ж, все кончено, и я осуществил пророчество Шамана. На всякий случай надо удостовериться.

Он подвел меня к одной из скал, и там, опираясь о нее спиной, сидел Хан, еще живой, но не способный пошевелить ни руками, ни ногами.

— Вы смелые люди, — медленно произнес он. — И очень сильные: убили моих псов и сломали мне хребет. Стало быть, предсказание старой Крысы все же сбылось. Ведь я охотился на Атене, а не на вас, но она осталась в живых, чтобы отомстить если и не за меня, то за себя самое. А она охотится за тобой, Желтая Борода, и ее псы — псы ее отвергнутой страсти, куда опаснее моих. Прости меня и беги на Гору, Желтая Борода; туда же попаду и я, еще раньше тебя, ибо там обитает владычица более могущественная, чем Атене.

Челюсть у него отпала, он умер.

Глава XII. Посланница

— Умер, — сказал я, тяжело дыша. — Сдается мне, мир потерял немного.

— Но ведь мир и дал ему немного, не будем говорить плохо об этом бедолаге, — произнес Лео, в изнеможении бросившись наземь. — Возможно, он был вполне приличным человеком, до того как они опоили его зельем, которое лишило его рассудка. Как бы там ни было, смелости ему не занимать, и я не хотел бы еще раз иметь дело с таким смельчаком.

— Как ты сумел с ним справиться? — спросил я.

— Увернулся от его меча, схватил его и швырнул на каменную глыбу. Превосходство в физической силе, ничего больше. Схватка шла не на жизнь, а на смерть. Хорошо еще, что я успел помочь тебе — не то бы этот зверь разодрал тебе горло своими острыми клыками. Видывал ли ты когда-нибудь такого пса? С молодого осла? Как ты себя чувствуешь, Хорейс?

— Он изгрыз мне предплечье, но это, кажется, и все. Давай спустимся к реке. Я просто умираю, хочу пить. А ведь вся остальная свора где-то здесь, их не меньше пятидесяти.

— Не думаю, чтобы они стали нас разыскивать. Они сейчас пируют: жрут наших бедных лошадей. Обожди минуту, сейчас я вернусь.

Он поднялся, подобрал меч Хана, прекрасное древнее оружие, и одним ударом зарубил второго, раненного мной пса, который продолжал выть и рычать на нас. Затем он поднял оба копья и мой нож, сказав, что они могут еще нам понадобиться, без особого труда поймал коня Хана, — тот стоял с опущенной мордой, такой измученный, что даже эта отчаянная схватка не отпугнула его.

— Ну а теперь, — сказал он, — садись, старина. Пешком ты недалеко уйдешь. — И он помог мне взобраться в седло.

Намотав повод на руку, Лео повел коня, который с трудом передвигал ногами, к реке; река находилась всего в четверти мили от нас, но я испытывал такую сильную боль и так устал, что это расстояние показалось мне неимоверно большим.

Все же мы добрались до реки, и, забыв на короткий миг о своей ране, я кое-как слез с коня, бросился наземь и пил, пил, выпив, вероятно, больше, чем когда-либо в своей жизни. За всю свою жизнь я не пил ничего более вкусного, чем эта вода. Утолив жажду, я окунул голову, а затем, подвинувшись, раненую руку, ибо прохлада, казалось, утишала боль. Наконец поднялся и Лео; по всему его лицу и бороде струилась вода.

— Что нам делать? — спросил он. — Река широкая, около ста ярдов, но неглубокая, хотя в самой середине могут быть и ямы. Попробуем ли мы перейти через нее с риском утонуть либо останемся здесь до рассвета с риском подвергнуться нападению псов-палачей?

— Я не могу сделать и шагу, — тихо прошептал я. — Куда уж мне переправляться через незнакомую реку.

В тридцати ярдах от берега лежал остров, заросший тростником и травой.

— Может быть, добраться хоть туда, — сказал он. — Залезай ко мне на спину, попробуем.

Я с трудом забрался к нему на спину, и он побрел к острову, прощупывая дно древком своего копья. Река в этом месте была мелкая, не выше его колен, и мы без особых затруднений достигли острова. Лео уложил меня на мягкий тростник и, вернувшись на берег, привел черного коня и принес остающееся оружие; расседлав коня, он стреножил его и отпустил, и тот сразу же улегся, ибо был слишком утомлен, чтобы пощипать травы.

Затем Лео принялся за мои раны. Мне сильно повезло, что на мне была плотная одежда, даже через рукав пес разодрал все мое предплечье и, кажется, сломал кость. Лео взял две пригоршни мягкого влажного моха, вымыл мою руку, перевязал ее носовым платком, а сверху наложил мох. Затем вторым платком и несколькими полосками полотна, оторванного от нижнего белья, привязал к моей раненой руке две расщепленные тростинки вместо шин. И я то ли уснул, то ли потерял сознание. Во всяком случае, ничего больше не помню.

В ту ночь Лео приснился странный сон, о котором он рассказал мне на следующее утро. Вероятно, я все же спал, ибо ничего не видел и не сознавал. Лео приснилось, — по возможности я пользуюсь его собственными словами, — что он снова услышал лай этих проклятых псов. Они подошли по нашему следу прямо к берегу реки — вся свора, которая загнала наших коней. У самой воды они остановились и перестали лаять. Один из них учуял наш запах, донесенный порывом ветра, и громко гавкнул. Остальные сгрудились вокруг него, и все вместе бросились в воду.

Лео все видел и слышал. Он понимал, что мы обречены на растерзание, но, скованный по руками и ногам кошмарным сном, если это был сон, не мог даже разбудить и предостеречь меня.

А дальше произошло чудо, громко лая, полувплавь, псы приближались к нашему острову. И вдруг Лео увидел, что мы не одни. Перед нами, у самой воды, стояла женщина в темной одежде. Он не мог описать ни ее лица, ни облика, ибо она стояла к нему спиной. Он только знал, что она там: стоит, словно охраняя нас, держа в поднятой руке какой-то предмет; и вдруг псы увидели ее. Они были как будто парализованы страхом, их яростный лай сменился испуганным визгом. Несколько из них, что поближе, упали, их унесло течением. Остальные вернулись на берег и со всех ног, как побитые щенки, пустились наутек.