Собрание сочинений в 10 томах. Том 7 - Хаггард Генри Райдер. Страница 46

Мы взобрались на вышитые седла опустившихся на колени дромадеров и спустя некоторое время уже ехали через Мур по направлению к устью прохода. Нас сопровождала охрана, а кругом шумела толпа, постоянно пытавшаяся напасть на нас, однако всякий раз страже удавалось оттеснить ее назад.

Хиггс наклонился со своего верблюда и зашептал мне, что он безумно счастлив, ведь если бы не интуиция, заставившая его сложить в ящики все, что было интересного в Могиле Царей, мы не увезли бы с собой такого бесконечно ценного груза.

— Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — начал он, но в это время в переносицу ему попало гнилое яйцо, залепило нос и очки, и он вынужден был замолчать. Он представлял собой настолько смешное зрелище, что я расхохотался и вдруг почувствовал, что на душе у меня стало легче, потому что тучи, окружавшие нас, казалось, начали понемногу рассеиваться.

У устья прохода мы увидели Джошуа, пышно одетого и больше, чем когда-либо, напоминавшего свинью, сидящую на лошади.

— Счастливого пути, язычники, — сказал он, насмешливо кланяясь нам. — Слушай, ты, Орм! Вальда Нагаста просила меня кое-что сказать тебе. Она очень сожалеет, что не может заставить тебя присутствовать на ее свадьбе, так как уверена, что если вы останетесь в Муре еще на один день, народ разорвет вас в клочья, а она не хочет, чтобы священную землю Мура обагрила ваша песья кровь. Кроме того, она просила передать: она надеется, что твое пребывание здесь послужит тебе хорошим уроком. Теперь ты будешь знать, что не всякая женщина, желающая использовать тебя в своих целях, становится жертвой твоих чар. Прошу вас завтра и послезавтра вспомнить о нас и выпить чашу вина за наше счастье, за счастье Вальды Нагасты и ее супруга… Что же? Разве ты не желаешь мне счастья, о язычник?

Орм побледнел, как полотно, и пристально поглядел на него. Потом заговорил спокойным голосом, и серые глаза его странно сверкали.

— Принц Джошуа, кто знает, что может случиться, прежде чем солнце трижды взойдет над Муром? Все то, что хорошо начинается, не всегда хорошо кончается — я узнал это, и ты тоже, быть может, узнаешь. День расплаты рано или поздно настанет для тебя, и ты так же будешь обманут и предан, как был обманут и предан я. Лучше бы ты просил у меня прощения за оскорбления, которым в час твоего торжества ты не постыдился подвергнуть человека, бессильного ответить на них. — И он тронул своего верблюда.

Мы последовали за ним, и, проезжая мимо Джошуа, я увидел, что его лицо побледнело так же, как лицо Оливера, а его большие круглые глаза выкатились, совсем как у рыбы.

— Что он хотел сказать этим? — испуганно спросил Джошуа у своих спутников. — Надеюсь, он не напророчит нам зла. Даже теперь еще не поздно… Нет, пусть он едет. Я не хочу нарушить слово, данное мною Дочери Царей. Пусть едет! — И он со страхом и ненавистью глянул на Оливера.

Больше мы никогда не видели Джошуа, дяди Македы и знатнейшего принца абати.

Мы быстро проехали ущелье, оставляя за собой многочисленные укрепленные ворота, которые, пропустив нас, запирались. Миновав последние ворота, мы двинулись дальше, а сопровождавшие нас абати поторопились вернуться, из страха ли перед фенгами или желая принять участие в празднестве — не знаю. Послав нам вслед прощальное проклятие, они повернулись и оставили нас одних.

Выехав из ущелья, мы остановились на том самом месте, где несколько месяцев назад беседовали с Барунгом и где бедняга Квик наехал своим верблюдом на коня Джошуа, так что этот «герой» свалился на землю. Здесь мы привели в порядок наш караван, вооружились винтовками и револьверами и разделили между собой патроны, так как только теперь мы получили свое оружие.

Нам вчетвером предстояло вести довольно большой караван верблюдов, что вынуждало нас разделиться. Мы с Хиггсом отправились вперед, так как я лучше других был знаком с дорогой, Оливер поместился в центре, а Родрик замыкал шествие: у него были превосходные зрение и слух, и он хорошо умел управляться с верблюдами.

Направо от нас лежал город Хармак, и мы увидели, что он совершенно пуст. Фенги, очевидно, покинули страну.

Дальше наш путь лежал мимо долины Хармака, и там мы увидели огромного сфинкса, остававшегося все на том же месте, где он лежал много тысяч лет, и только голова его «улетела в Мур», а в плечах зияли большие темные дыры — результат взрыва. Из львиных пещер не доносилось ни звука. Без сомнения, все священные львы погибли.

Хиггс, археологический аппетит которого успел пробудиться с новой силой, предложил подъехать к сфинксу и произвести обмеры, но я поинтересовался, не сошел ли он с ума. Хиггс замолчал, и я знаю, что он до сих пор не простил мне этого.

Мы в последний раз взглянули на Хармак и быстро проехали мимо. Наш караван шел до наступления темноты; она настигла нас у тех самых развалин, где Шадрах пытался отравить Фараона, который позже перегрыз ему горло. Здесь мы решили остановиться на ночь.

Раньше чем рассвело, Родрик поехал вперед на разведку, и вернувшись, сообщил, что никого не встретил. Мы поели пищу, которой нас снабдили абати — не без опасения, что еда может оказаться отравленной — и решили ехать по направлению к Египту, тем более что дорога была нам знакома.

У нас, правда, возник спор, не попытаться ли поехать по северной дороге, о которой говорил в свое время Шадрах и которая была короче, но этот план мы отвергли, поскольку никто из нас по этой дороге не ездил, а еще потому, что Родрик сказал нам то, чего он не хотел говорить раньше. Он действительно никого не видел, но на расстоянии около тысячи ярдов от нашего лагеря обнаружил следы большого войска, совсем недавно проходившего здесь, и был убежден, что это войско Барунга, собирающегося напасть на Мур.

Мы поехали по прежней дороге, пустившись в путь около двух часов пополуночи, и двигались безостановочно до рассвета следующего дня. Теперь мы убедились в правильности наблюдений Родрика, потому что тоже натолкнулись на следы многотысячного войска, и, судя по отдельным частям вооружения, найденным нами на земле, это было войско фенгов.

Никого из воинов мы, однако, так и не увидели и, быстро проследовав вперед, около полудня добрались до реки Эбур, через которую без труда переправились, так как вода стояла совсем низко. Заночевали мы уже на другом берегу реки.

Незадолго до рассвета Хиггс, стоящий на часах, разбудил меня:

— Мне очень жалко тревожить вас, дружище, но на небе творится что-то неладное, и я счел нужным показать вам это.

Я поднялся и посмотрел. В прозрачном воздухе звездной ночи виднелись вдали контуры гор Мур. Над ними все небо заливал какой-то красноватый свет. Я сразу сообразил, в чем дело, но сказал только:

— Разбудим Орма, — и направился в ту сторону, где он улегся под деревом.

Он не спал, а стоял на небольшом камне и смотрел на дальние горы и на зарево над ними.

— Мур в огне, — произнес он торжественно. — Мур в огне! — повторил он, вздохнул и отошел от нас.

— Бедная Македа! — повернулся я к Хиггсу. — Что будет с ней?

— Не знаю, — ответил он, — но, хотя когда-то я ей восхищался, теперь считаю, что она заслужила все, что бы с ней ни случилось, маленькая лгунья! Впрочем, надо сознаться, — добавил он, — что она дала нам превосходных верблюдов, не говоря уж о том, чем они нагружены.

Но я только повторял:

— Бедная Македа!

За этот день мы проехали немного, так как хотели отдохнуть сами и дать отдохнуть и напиться верблюдам, прежде чем углубиться в пустыню. Мы не торопились еще и потому, что знали, что нас никто не преследует. Ночь мы провели в котловине у склона холма. На рассвете нас разбудил Родрик, стоявший на часах. Он крикнул, что кто-то приближается к нам. Мы вскочили на ноги и схватились за ружья.

— Где они? — спросил я.

— Там, там, — ответил он, указывая на вершину холма.

Мы обежали несколько кустов, мешавших нам видеть самую вершину, и увидели там силуэт одинокого всадника на очень утомленном коне. Конь совсем задыхался, и голова его была опущена вниз. Всадник был закутан в длинный плащ с капюшоном и, казалось, осматривал наш лагерь, как это мог бы делать шпион. Хиггс прицелился в него, но Оливер, стоявший рядом, ударил по дулу снизу, так что пуля пролетела мимо.