Квартира без номера (сб.) - Имерманис Анатоль Адольфович. Страница 44

Все засмеялись.

Настроение у всех поднялось. Почему-то вдруг появилась уверенность в том, что Робис и Брачка спасутся. И действительно, через несколько минут во двор влетел Шампион с радостным известием.

— Грандиозное сражение! Революционеров спасают гимназические фуражки! Уравнение с двумя неизвестными! Взрыв бомбы решает судьбу! — выпалил корреспондент новости, ставшие для него уже газетными заголовками. Когда запас их исчерпался, он перешел на обычный язык. — Третья квартира тоже разгромлена в пух и прах. Боже мой, это потрясающее зрелище! Одна женщина, двое мужчин. Сражались до последнего дыхания. Один и сейчас еще лежит с револьвером в руке, сам себе пулю в лоб пустил. Даже Регусу невдомек, кто они такие. Господин Русениек, вы не знаете, как их зовут? Эти люди заслужили, чтобы читатели узнали их имена.

Атаман снял фуражку. Его примеру последовали и остальные. Боевики чтили неизвестных героев, отдавших жизнь за революцию.

Шампион смотрел на них влажными глазами, потом взял себя в руки. Он не имеет права терять время, корреспонденция еще не отправлена.

— Ну, до свидания, господин Русениек! Рад, что смог вам пригодиться. Быть может, не в последний раз. На всякий случай договоримся встретиться в пять часов в Римском погребке. Это будет на пользу и вам и мне…

— Ладно! Спасибо за добрые вести! — Атаман хотел пожать французу руку, но тот уже выскочил за ворота.

Взбежав по ступенькам главного почтамта, Шампион через стеклянные двери увидел, что дежурит его знакомый чернобородый телеграфист. Не отрываясь от аппарата Морзе, служащий приветствовал журналиста:

— Рад вас видеть, господин Шампион. Судя по тому, о чем говорит весь город, у вас, наверное, очень срочная корреспонденция.

Шампион воспринял это как намек и вытащил трешницу.

Телеграфист жадно взглянул на нее, но не взял:

— Сегодня подпись министра финансов не поможет. Я должен передать чрезвычайно важную телеграмму, специально для нее освободили линию. — И, придвинувшись к окошку, он шепнул: — Правительственная депеша. От губернатора. Самому Витте!

Делать нечего. Не отходя от окошка, чтобы никто не занял его места, Шампион перечитал свое сочинение. Неужели же и эта телеграмма не будет напечатана?! Нет, все равно он не сложит оружия. Он будет верен своему долгу до конца…

Время тянулось. Телеграфист все еще стучал на ключе. Шампион заглянул в бланк, который лежал перед телеграфистом. После слов «совершенно секретно» шли длинные колонки цифр, от которых рябило в глазах. Француз протер пенсне. Ого, шифр! Весьма любопытно, что же сообщает губернатор всемогущему министру внутренних дел? Очень возможно, что эта депеша содержит сведения, которые могут интересовать революционеров. Но все равно в этих цифрах ему не разобраться… Тут нужен специалист, такой, как, скажем, господин Пурмалис. Кстати, ведь Шампион только что встретил его во дворе клуба Атлетов. Но Шампион понимал, что бланк шифрограммы бородач не отдаст ни за какие деньги. И журналист, делая вид, будто правит свой репортаж, стал лихорадочно переписывать цифры в блокнот. Слава богу, что рядом по-прежнему никого не было, а телеграфист за блестящими стеклами пенсне Шампиона не видел, куда направлен его взгляд.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

в которой, как сказал бы Шампион, сильно попахивает предательством

1

Регус с Лихеевым должны были чувствовать себя победителями.

Однако вид у них был весьма кислый.

— Трое за шестнадцать наших — печальный баланс, — сказал Лихеев, глядя на трупы революционеров, которых выносили из третьей квартиры.

Регус не ответил, а лишь кивнул полицейскому фотографу, чтобы тот следовал за ним. Войдя в пятую квартиру, он шарахнулся назад и зажал нос платком. Из разбитой лабораторной посуды исходили смрадные и удушливые испарения.

— Воняет хуже, чем от падали! — сморщился Лихеев и открыл уцелевшие ставни.

В ярком свете картина опустошений, которая предстала их глазам, казалась еще ужаснее. Израсходовав пять кассет, фотограф ушел.

— Вряд ли эти снимки поднимут наш авторитет в глазах публики, — иронически заметил Лихеев. — Ни одного трупа.

— Ерунда! — проворчал Регус. — В газеты дадим что-нибудь из архива… Когда там, во дворе, пересчитывали жильцов, я сразу почувствовал, что дело неладно — птички выпорхнули и клетка окажется пустой.

— А не кажется вам, Иван Эмерикович, — спросил Лихеев, — что в последнее время роли переменились? Не мы, а они одерживают победы. Мне иногда уже чудится, как я раскачиваюсь на фонаре.

— Чушь! — буркнул начальник тайной полиции, хотя и его нет-нет да и одолевали смутные страхи, особенно когда он находился в сильном похмелье. — А все-таки кое-что нам выловить удалось, — проговорил он, вытащив из вонючей фиолетовой лужи мокрый листок. — Вот где целое богатство!

Это было письмо, которое Робис в горячке боя забыл уничтожить. Случилось так, что оно как раз попало в эмульсию, проявляющую тайные чернила.

— Богатством не пахнет, скорее чем-то другим! — усмехнулся Лихеев, довольный своим остроумием.

— А вот как раз и богатством! Надо только уметь читать между строк. Коли пишут, что к нам не попали эти четверть миллиона, то это значит… Ну, догадаетесь сами?…

Лихеев посмотрел на него с удивлением.

— Это значит, что деньги через несколько дней будут наши. Понятно?

— Должен честно признаться, Иван Эмерикович, что сегодня я не поспеваю за полетом вашей мысли.

— Ничего, скоро поймете… Как там у вас в тюрьме дела с побегом? Вчера вы докладывали, будто имеются разногласия.

— Ну да! Гром и Дайна возражали, считая, что эта затея обречена на провал. Однако, когда Парабеллум пригрозил, что все равно убежит, даже в одиночку, они из солидарности согласились — вчетвером все-таки больше надежды на успех.

— Солидарность — вещь хорошая… — загадочно заметил Регус. — Каков же окончательный план побега?

— В основном тот же, что и раньше. Добавилось лишь то, что переодетые надзирателями мужчины сделают вид, будто ведут Дайну в тайную полицию. Часовым у ворот пригрозят бомбой. — Лихеев усмехнулся. — Но поскольку нам известно, что она из хлебного мякиша, то никакой опасности в ней нет. Срок назначен на пятое.

— Рискованный план. Очень рискованный! — покачал головой Регус. — Однако при данных обстоятельствах побег может удаться.

— Да что вы, Иван Эмерикович! — запротестовал Лихеев. — Мы их голыми руками возьмем. Я уже предупредил Людвига, чтобы усилил охрану.

— Зря так сделали! В наших интересах, чтобы побег не сорвался.

— Как? Вы хотите дать им удрать?

— Вы становитесь догадливым, Александр Александрович. Разве в ином случае я приказал бы перевести Дину Пурмалис в корпус одиночек? Кто-то из них — девчонка или, скорее всего, Парабеллум — спрятал деньги. Вот мы и дадим им убежать, а сами потихоньку следом. И когда…

— …тогда мы их цап! — перехватил мысль начальника Лихеев. — Словом, сыграем с ними в кошки-мышки! Я восхищаюсь вашей дальновидностью, Иван Эмерикович, восхищаюсь от всей души! С таким начальником — в огонь и в воду!…

2

В Римском погребке сумрачно и тихо. Свет только у буфетной стойки, где бутылки переливаются всеми цветами радуги, и у одного столика в самом углу, за которым сидит Шампион. Атамана сюда привело не столько желание узнать новости, сколько невыносимое одиночество, С друзьями Атаман до сих пор не помирился. Если бы ему удалось освободить их, тогда они сейчас сидели бы все вместе и радовались счастливому спасению. Теперь же ему не хватало смелости показаться им на глаза. Не хватало смелости выслушать суровые упреки, на которые Робис, по всей вероятности, не поскупится. Конечно, они заслуженны, но одно дело самому осознать свою вину, позволить же себя отчитывать — совсем другое.

— Господин Русениек, если бы вы знали, как я вас жду! Никого в своей жизни не ждал с таким нетерпением, как вас. Вы что-нибудь смыслите в цифрах?… — Шампион понизил голос до шепота и с заговорщицким видом вытащил из бокового кармана листок с шифрованной депешей. — Я тоже нет. Но мой нос еще никогда меня не подводил. Эти цифры пахнут сенсацией!